Антон Демченко - Вернуть на круги своя
Антон – хозяин дома крякнул, скрывая смешок, его супруга развела руками, дескать, уел, гостюшка, а сама Герда, едва я ее отпустил, предательски запунцовела и вихрем унеслась в дом. Только каблучки форсистых алых сапожек дробно простучали по крепким дубовым доскам лестницы.
Тем временем, пребывающий в удивлении Грегуар, добил-таки корец и, следуя инструкции, перевернул его вверх дном. Положенные три капли упали на плахи двора и мой бывший дворецкий, чуть не последовал за ними. Повело его знатно. Оно и понятно. Ели-то мы последний раз сутки тому назад, а почти поллитра коварной фирменной наливки Ольги, да выпитые одним махом, могут свалить и сытого.
— Уморился в дороге, бедолага, — прогудел Антон, подхватывая "поплывшего" Грега за плечи и уводя его в дом. — Ну да ничего, проспишься и будешь как новенький. У моей хозяйки рука легкая, так что о похмелье можешь и не думать. Идем-идем, болезный. Мы тебя в задней комнате, на полатях положим, медвежьей полостью укроем…
Так, бухтя что-то засыпающему на ходу Грегу, и увел. А следом и мы с Ольгой, поднявшись на высокое крыльцо, шагнули в специально сделанный низким, дверной проем. Миновав сени, еще раз пригнулись, входя в горницу. Я дернулся было снять головной убор, но поняв, что на мне его нет и в помине, просто поклонился на красный угол, и протопал к столу, у которого уже суетилась по-прежнему алая, словно маков цвет, Герда. Заметив, что я уселся на лавку, рядом с ее отцом, сунулась было к печи, но Ольга ее шуганула ухватом и, вытащив из зева огромный чугунок, одним ловким движением поставила его на толстую дубовую подставку, в центре стола.
Окинув меня взглядом, Антон покачал головой и кивнул Герде на поставец в углу горницы, за печкой.
— Ну-ка, доча, найди гостю ложку. А то он, вишь, какой неподготовленный пришел, — тихонько прогрохотал хозяин дома и уже через секунду я сжимал в руке новенькую, вырезанную из липы ложку. Пока мать с дочерью крутились у стола, выставляя хлеб, соленья и свежие крупно порубленные овощи, Антон ткнул меня пудовым кулачищем в бок. — Где ж ты свою серебряную-то потерял, а, твое сиятельство?
— Какое из меня сиятельство, кузнец! — чувствуя, что меня все больше и больше забирает хмель, проговорил я. — Все там осталось. В столице. И сиятельство, и дом, и семья… А я теперь… перекати-поле. Знаешь, трава такая. Ветер ее по пустыне гонит-гонит…
Ольга бросила на меня короткий взгляд и… шикнув на уже открывшего рот для очередного вопроса, мужа, молча выставила на стол четвертьведерную бутыль с жидкостью теплого янтарного оттенка. Под горячий борщ, в желудок упала первая рюмка домашнего самогона, за ней вторая… и я не понял, как уснул.
Глава 3. Где сердце успокоится…
Проснувшись следующим утром на широкой лежанке, я попытался встать и едва не навернулся с почти двухметровой высоты. И честное слово, мое состояние было совсем не похоже на похмелье, которое, в отличие от фирменной наливки Ольги, самогон ее мужа-медведя вполне предусматривал… Ну, разве что, чуть-чуть. Но, с какого перепоя так кружится голова?!
Я медленно, стараясь не расплескать расплавленный свинец в моем черепе, опустил голову обратно на подушку, и чуть не застонал… Идиот! Точнее, контуженный идиот! В прямом смысле этого слова. Трудно было догадаться, что произойдет с моей несчастной головой при наложении похмелья на контузию? Хоть бы хозяев предупредил, так ведь нет…
С другой стороны, когда бы я успел это сделать? Отказаться от приветственного угощения? Это ж обидеть хозяев. А что Антон, что Ольга, к старым традициям относятся трепетно, так что могли действительно отказать от дома. А выпив наливку… В общем, понятно. Будем считать, что внутренний адвокат оправдал внутреннего же пьяницу, и тот отделался устным выговором, вместо общественных работ…
— Эй, твое сиятельство, ты там живой? — прогрохотавший прямо над ухом, голос хозяина дома, заставил меня дернуться, отчего виски прострелила совершенно сумасшедшая боль, и во рту появился отчетливый привкус крови. Вот счастье-то… Я тихо зашипел и поднявшийся на приступку, хозяин дома окинул меня обеспокоенным взглядом. — Э-э, Виталий, да ты что-то совсем плох. Мать, поди сюда, кажись это по твоей части.
— Рассол на столе, — откликнулась откуда-то из-за печи Ольга.
— Да не, тут не похмелье… тут что-то серьезнее. Ну, кому говорю, иди сюда! — к концу фразы, Антон, только что лосем не ревел. Хм, действительно, беспокоится. Иначе б на жену голоса ни за что не повысил… ну, до тех пор, пока она в его дела не лезет… Уж это-то я знаю, наверняка. Не первый год с этой семьей дружу.
— Вот, как отхожу ухватом, чтоб горлО дома не драл, — треснув мужа полотенцем по спине, Ольга все же прислушалась к его словам и, встав на приступку, попыталась взглянуть на меня… Вот только не с ее ростом. Нет, так-то Ольга, женщина высокая, но не настолько же… Но она тут же нашла выход из положения. — Так, косолапый. Тащи лавку. Да смотри, стол по дороге не свороти!
— Несу-несу, — тут же присмиревший, Антон, действительно, эдаким кабанчиком метнулся к стене и, легко подхватив тяжеленную дубовую лавку, на которой человек пять усесться могут, в момент притащил ее к печи. Ольга тут же вспрыгнула на подставленную мебель, легко, будто девчонка. Ну да… на шестом десятке… вот только, кроме тех, кто видел ее паспорт, этого никто никогда не скажет, да и видевшие сию бумагу, промолчат. Больше чем на тридцать лет, супруга Антона не тянет. Да и по нему не скажешь, что кузнец уже больше шестидесяти лет землю топчет. Седина, и то возраста не выдает. Поскольку немного ее.
За этими мыслями, я, наконец, смог отрешиться от пульсирующей боли, но тут Ольга кольнула меня своим беспокойством.
— Ой-ей-ей-ей-ей! Что ж ты, обормот великовозрастный, вчера промолчал-то?! Да и я дура, сразу не присмотрелась, — Ольга всплеснула руками и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, рявкнула на весь дом. — Герда! Людмила! Лана! Немедленно сюда! Стол готовьте, будем нашего князюшку лечить. Да живее, клуши неповоротливые! Ну!
Тут же откуда-то раздался дробный перестук каблуков, захлопали, заскрипели двери. Загремели какие-то ведра и еще не пойми что…
Прислушавшись к этому гвалту, Антон посопел и предпринял попытку тактического отступления.
— Ну, я тут только мешать буду. Пойду, день на дворе, негоже дела оставлять, — прогудел он, начиная пятиться к двери.
— Ку-уда?! А кто Вита перетащит? Я, что ли? — уперев руки в боки, мокошева ведунья требовательно уставилась на мужа.
— Да ладно, ладно. Что ж я, не понимаю, что ли? — тут же вздохнул Антон.
