Денис Юрин - Доспехи из чешуи дракона
– Да что ж я все время с ним нянчусь?! Вот послали Небеса напарничка! – проворчал бродяга, затаскивая бесчувственное тело в дом и между делом давя ногой желто-зеленый, ссохшийся сгусток, бывший еще недавно целебной слизью.
Сгорбленная, худощавая старушонка лет девяноста, если не более, являвшаяся хозяйкой разваливающейся конуры, даже не думала оказывать сопротивление или стенать. Она, как мышка-норушка, зашаркала тонюсенькими ножками к люку в подвал, по привычке спасая свои одряхлевшие и уже давно не представлявшие интереса телеса от ввалившихся к ней в дом мужиков. Уложив Семиуна на пол возле печки, Шак сгреб бабулю в охапку и переместил с пола на кровать, руководствуясь, естественно, лишь благими побуждениями.
– Нечего тебе, бабуся, по погребам кости морозить! Не боись, дело сделаю, и уйдем! – успокоил бродяга хозяйку, а сам прильнул к маленькому оконцу, пытаясь разглядеть, что происходит снаружи.
Момент для приготовления зелья был выбран не самый удачный, но так уж устроена жизнь: коль что-то не заладилось, и все остальное идет наперекосяк. Бой медленно перемещался от центра деревни к окраине. Умело используя численное преимущество, разбойники вытесняли налетчиков. Самое интересное, что схватка возникла из-за ничего, из-за глупой неразберихи вооруженные люди теперь убивали друг друга и горели дома мирных жителей.
Увидеть много Шаку не удалось: картину боя, идущего буквально уже под окнами, застилали дым и медленно оседавшие клубы поднятой копытами пыли. Однако доносившиеся сквозь щели в стенах звуки дополняли и компенсировали убогие образы. Вот охранники не выдержали дружного напора разбойников, вот бросились наутек, позабыв о тех, чьи лошади были убиты. А вот к ним подошла подмога, внушительное подкрепление, повергшее в ужас и заставившее бежать всего секунду назад праздновавших победу бандитов. Бой снова переместился от окраины к центру, оставив рядом с развалинами, где укрывались авантюристы, несколько свежих трупов.
– Ну, вот теперь, бабуся, можно и зельем заняться, – пробормотал бродяга, обращаясь к хозяйке, но на самом деле кидая слова в пустоту.
Неподвижно сидевшей на кровати старушонке, казалось, вовсе не было дела до того, что творилось во дворе и внутри ее хлипкой избушки. Она уже долгие годы жила, следуя инстинктам и обрывкам воспоминаний, каким-то чудом сохранившимся в ее почти разрушившейся памяти. Хозяйство у бабушки было весьма скудным – только самое необходимое, поэтому в ее конуре не было многих простых вещей, которые можно было без труда найти в любой другой избе. Морковь, редька, репчатый лук и, естественно, козлиная борода являлись недостающими компонентами волшебного отвара, компонентами, которые еще предстояло добыть. Подбросив в печку дровишек и поставив на огонь котелок, наполненный холодной водой, Шак, прихватив топор, направился во двор.
Из-за евшего глаза дыма видно не было даже собственных рук. Бой все еще шел, а пожар благополучно гулял по крышам домов. Тушить огонь жителям мешали сражавшиеся. Положение дел нужно было изменить, но сейчас, в данный момент, перед шарлатаном стояли задачи куда поважнее: остричь козла и обнаружить на ощупь грядки.
Морковь и редька сразу нашлись в огороде, притом в неимоверно больших количествах. Наверное, старушонка питалась исключительно ими, поэтому и дожила до столь преклонных лет. При всем уважении Шака к старости, древние старушки, одиноко доживающие свой век, не вызывали у него чувство сострадания. Многие из них и сами уж не рады, что задержались на этом свете, но искра жизни почему-то все никак не хочет покидать их меркнущее сознание. Провалы в памяти и сознании зачастую зло шутят со стариками, заставляя их творить поистине невероятные вещи, не находящие у любого человека в здравом уме ни малейшего логичного объяснения. Если за такой вот бабусей и присмотреть-то некому, то она вполне может натворить бед. Вернувшись в избушку, Шак застал именно тот момент, когда чахлая старушонка вытащила из печи тяжелый котелок и неизвестно зачем хотела вылить бурлящий кипяток на лежавшего на полу Семиуна. Вот уж верно говорят: старость – не радость. Чувствуя, что это далеко не последний фокус, который способен показать радостно улыбающийся во все четыре зуба цветочек с мутными глазками, Шак решился на крайние меры, хоть они и были ему неприятны. Он положил проказницу на кровать и крепко связал ее тонкие ручки да ножки полотенцами. Затем, стараясь не рассмеяться от тихого писка объекта опеки «Нашилую-ю-ют!», бродяга вернулся к печи и зашерудил кочергой.
Содержимое принесенного с собой узелка было брошено в котелок, отчего по конурке мгновенно распространился тошнотворный запах. Однако пискливой старушонке он был нипочем, она неустанно повторяла одно и то же слово, которое, возможно, годков пятьдесят-шестьдесят назад и было для нее актуально. Вслед за кистями водяной дамы и волосами оборотня в варево отправились редька с морковью. Шаку оставалось добыть еще две составляющие, и сделать это следовало как можно быстрее: долее четверти часа умирающему было не протянуть.
Оказавшись снова снаружи дома, Шак с тревогой отметил, что бой принял затяжной характер, а попытки крестьян бороться с огнем становились все слабее и слабее. Уже начала загораться крыша третьего дома с околицы, и если пламя продолжит пожирать жилища такими же темпами, то через полчаса запылает и крыша их избушки. Стараясь не думать о плохом, а с бедами бороться по мере их поступления, бродяга перепрыгнул через изгородь и оказался во дворе соседнего дома. Лук нашелся сразу, а вот за козлом пришлось изрядно побегать. Одним словом, пакостная скотина вела себя соответственно своему названию и довела преследователя до исступления, прежде чем лишилась своей вонючей, перепачканной чем-то липким, бороды.
Шак хотел возвращаться. Варево в котелке, наверное, уже выкипало и с нетерпением ждало недостающих ингредиентов. Заставляли поторопиться Шака и мысли о Семиуне, готовом вот-вот отойти в мир иной. Однако, когда работающему человеку некогда, ему усиленно стараются помешать всякие тунеядствующие бездельники. Из клубов дыма неожиданно появилась спина наемника, вслед за ним показались и двое нападавших на него разбойников. Вся троица участников драки была перепачкана сажей с ног до головы и, кроме криков да рыков, щедро источала в адрес друг друга проклятия. Шак спешил, становиться четвертым в ратной забаве у него не было ни времени, ни сил, поэтому он просто метнул топор в спину преградившего ему путь наемника и как ни в чем не бывало прошествовал дальше, естественно, не забыв выдернуть на ходу из спины умирающего оружие. Разбойники не накинулись на него, видимо, приняв по ошибке или за своего, или за одного из крестьян. Ведь на закованного в крепкие доспехи солдата голый по пояс бородач был совершенно не похож.
