Ольга Пашнина - Лгунья
Но раз правила сегодня были мои, я дразнила. И хотела… не знаю, может, отомстить за несколько недель равнодушия. Может, доказать ему, что Герберт составил неверный образ. А может, доказать самой себе, что могу вызвать в нем желание не только будучи связанной и беспомощной. Сейчас он был в моих руках, и это ощущение пьянило.
Я расшнуровала корсет платья не до конца, чтобы было видно чуть больше, чем я позволяла себе обычно.
— Необычное ощущение, да? Когда не можешь ни на что повлиять. Когда не владеешь ситуацией.
Я склонилась, чтобы поцеловать его, но только скользнула губами по щеке и снова опустилась, на этот раз намереваясь мучить сильнее. Герберт с шумом выдохнул, я ощущала его нетерпение и желание. Но намеренно не давала развязки. И ощущала какое-то мстительное удовольствие.
— У тебя неплохо получается, — с насмешкой сказал он.
— У меня был неплохой учитель.
— Он был бы доволен.
Я снова отстранилась и с удовольствием заметила тень разочарования, мелькнувшую на лице Герберта. Отступила на несколько шагов, чтобы было чуть больше свободного места, и снова взялась за шнуровку корсета.
Герберт наблюдал молча, но я почти чувствовала, как бушует в нем страсть. И как бесится он от того, что не может пошевелиться.
Платье легко скользнуло на пол, вслед за ним полетела оставшаяся одежда. Я оставила только туфли. И очень надеялась, что внешне выгляжу уверенно, потому что на самом деле приходилось преодолевать сомнения с каждым жестом, каждым словом. Я чувствовала на себе жадный взгляд и боролась с искушением прекратить все и уйти. Но это искушение было не мое. Оно принадлежало той части Кортни, которая действительно хотела остаться хорошей девочкой, быть самостоятельной, с «настоящей» семьей и работой. Но, похоже, ничего более настоящего, чем то, что есть сейчас, в моей жизни никогда и не было. А хорошая девочка Кортни — насквозь лживая иллюзия.
Я подошла к Герберту, поцеловав, дав себе время насладиться свободой и контролем. Грудью прижалась к его обнаженной груди. Удовольствие от соприкосновения тел пронзило насквозь, у меня вырвался короткий сгон.
А потом, к собственному удивлению, я услышала смешок и почувствовала на талии руки Герберта. Он с силой надавил, заставив меня опуститься, и вошел, от чего я выгнулась и застонала в голос.
— Запомни, девочка моя, ты командуешь ровно до тех пор, пока это разрешаю я, — сказал он, покрывая поцелуями мою шею.
Мы оба были на пределе. Не существовало ничего вокруг, только ощущения. Я закрыла глаза, полностью отдавшись во власть лавины эмоций. Вздрагивая от каждого движения, я наслаждалась каждым мгновением этой близости.
Герберт вдруг замер, заставил меня слезть и поднялся, разминая руки и ноги. В несколько движений разделся, не отрывая взгляда от моего лица. Его руки скользнули по моим плечам, изучали и ласкали. Неудовлетворенность прерванной близостью причиняла почти боль, но я не стала бы просить. Никогда и ни за что я не стала бы умолять Герберта о чем-то, и он это знал.
Плевать на нерасправленную постель, на дом, одиноко стоящий посреди леса. Плевать на опасность и все остальное. В эти часы был только один человек в моей жизни и одно важное чувство. Все остальное, в том числе и опасное, могло подождать.
Пальцы судорожно переплелись, я чувствовала внутри себя движение и подавалась навстречу. Волны удовольствия накатывали одна за другой, накапливаясь до тех пор, пока ошеломляющая лавина ощущений не накрыла меня с головой. Я почти отключилась, до боли сжав руку Герберта, а он увеличил темп и сам находясь на грани. Несколько мощных толчков, и тепло разливается по телу, а приятная дрожь все никак не проходит.
— Я уже думал, не дождусь тебя, — с улыбкой произнес Герберт, целуя.
— Ты развязался! — с обидой проговорила я.
— Я тут же об этом пожалел, — заверили меня. — Все нормально?
— Да, я… просто не задавай вопросов, ладно? Я пока не готова на них отвечать.
— Вопросы, — задумчиво произнес Герберт, — это не то, что меня сейчас интересует.
* * *Мягкие и неспешные поглаживания спины отвлекали от сути разговора. Я упускала почти половину из того, что говорил Герберт.
— Кортни, это чья-то злая шутка. Ты никогда не была в лечебнице, никогда не страдала от галлюцинаций и провалов в памяти. Неужели ты не помнишь те годы? Как скандалила Кайла, как Ким свалилась в бассейн, как Кристалл неудачно сменила цвет волос и твой отец не взял ее с собой на встречу?
— Помню, — пришлось признаться мне.
— И как ты тогда вообще допустила хотя бы мысль, что я мог отправить тебя в лечебницу? Да и вообще, головой-то подумай, неужели Карл пошел бы на такой шаг? А тебе не показалось странным, что, несмотря на небольшой промежуток времени, в больнице якобы не осталось сотрудников с тех времен? Только ушлая директорша и полоумная слепая бабка, которая всем своим видом иллюстрирует страшилки для детей про злобных духов. Как ты могла им поверить?
— Знаешь, когда вокруг столько происходит, сомневаешься во всех, включая себя. Эти записки… они появлялись повсюду, а тут еще Джейк со своим расследованием и эта Франческа. Я действительно почти поверила в то, что делаю это сама.
— И что тебя переубедило?
— Ну, — фыркнула я, — я не пишу на зеркалах самой себе послания. И не стала бы бить тебя по голове.
— И поджигать дом.
— Да, точно.
Герберт хмыкнул и убрал с моего лица непослушную прядку волос.
Я чувствовала, что не могу сдвинуться с места. Мышцы ныли, все тело было в шоке от того, что с ним делали. Но усталость была очень приятная. Я бы поспала, да не хотелось здесь оставаться надолго. Последние полчаса, что мы валялись и разговаривали, я несколько раз давала себе клятвенные обещания, что вот-вот мы оденемся и поедем домой. Не тут-то было.
— Мы что-нибудь придумаем, — заверил меня Герберт. — И прекратим это. Рано или поздно тот, кто это делает, совершит ошибку. Мы этим воспользуемся.
— Я не понимаю, как можно так кого-то ненавидеть. Мы ничего и никому не сделали! Ну… кроме Хейвен, но мы были детьми!
— Кортни, не думай о причинах. И никогда не пытайся понять и оправдать преступника. Иначе…
— Что? — спросила я.
Губы Герберта тронула легкая усмешка. Он провел ладонью по моей пояснице, отчего по телу прошлась приятная дрожь.
— Иначе ты в него влюбишься.
Я рассмеялась, намереваясь высказать этому нахалу все, что о нем думаю, но замерла, услышав что-то за дверью комнаты.
Ветер, наверное, дом довольно старый, а я еще и двери, кажется, оставила открытыми. Но чутье подсказывало — не ветер.
