Надежда Кузьмина - Наследница драконов. Охота
— Как же мы соскучились… — Дядюшка Гвидо, изогнув руки кренделем, попытался подъехать с другой стороны. Он что, всерьез собирается меня прижать к груди? Да я ему сейчас сама нос откушу! Или лучше отрежу — кусать такого противно!
Тиану резво вклинился между нами, успев подхватить большую ковровую сумку, судя по виду — с обувью. И, поскользнувшись на булыжниках двора, уронил ее дяде на ногу. Дядя взвыл.
«Что там было?»
«Не знаю! Но я утяжелил это магией! Пусть лапы не распускает!»
— Дядюшка, — я присела в реверансе, — я тоже рада вас видеть! Но как вы можете так нарушать заветы Храма? Благородным девицам до свадьбы негоже обниматься с мужчинами!
Дядя посмотрел на мое бледное осунувшееся лицо с синяками под глазами и вздохнул. Да, не такой встречи он ждал. Хотя какой смысл обниматься с тощей кикиморой с лицом цвета брюха дохлой жор-рыбы? Никакого удовольствия! Была худышка — стала монашка!
«Да, что-то я тут перемудрил…» — мелькнуло в дядюшкиной голове.
Я захлопала ресницами, сдерживая смех.
— Дядюшка! Как я благодарна вам, что попала в этот чудесный монастырь! Как бы иначе я смогла узреть истинный путь? — приложив ладонь к груди, запрокинула голову, прикрыла глаза, как анемичная курица, и громко затянула визгливым фальцетом:
Славься, святая Цецилия дева!
Путь нам пресве-етлый ты указала.
Жизнь целомудрия клятвой связала…
Блага мирские отринуть велела…
Дядя закатил глаза. Тиану, который уже слышал сегодня мою репетицию, ментально ржал, как-то умудряясь сохранять восторженно-идиотское выражение лица. Кучер ретировался за угол кареты и там заткнул уши, гвардейцы у дверей сморщились, как от зубной боли. Где-то завыла собака. Когда я вывела последнюю строчку: «Твоо-им заветам мы будем верныыыы!» — Двор облегченно вздохнул.
Я уставилась на дядю, всем видом показывая, что ожидаю горячего одобрения. Увы, не дождалась. Дядя как-то странно побагровел, выпучил глаза и начал хватать ртом воздух. Вот непонятный — сам же хотел благочестия и кротости!
В сопровождении Тиану-Ирис и несущих багаж слуг я отправилась к своей комнате, зашла — и вот тут-то завизжала по-настоящему! Вылетела в коридор и издала такой звук, что задребезжали рыцарские доспехи и оконные стекла на трех этажах. Шедший за нами следом лорд Фирданн шарахнулся.
— Вертеп разврата! Гнездо порока!! Жилище блудницы!!! — с искаженным лицом я начала наступать на пятящегося задом дядю.
Не знаю, что лорд Регент узрел в моих глазах, но по коридору разнесся резкий запах тухлых яиц. Потом дядя примиряющее поднял обе ладони и забормотал:
— Все переделаем, как ты хочешь! Я думал, тебе понравится!
Ага, понравится! Он что, такой интерьерчик в любимом публичном доме подсмотрел? От сочетания ржаво-красного атласа с малиновым бархатом на занавесках и обивке стен глаза лезли на лоб. Ковер был густо-багровым, а постель затянули черными простынями. Все небагровое было вызолочено. Полог сняли, и теперь над кроватью красовалось огромное зеркало в оправе из поросячьего цвета сердечек, нанизанных на золотые стрелы.
— Я верна заветам Храма! И если это бесстыдство немедленно не уберут, — я завыла, постепенно повышая тон голоса до визгливых всхлипываний, — я сама пожалуюсь Настоятелю, что меня хотят сделать блудницей! Святая Цецилия защитит свою верную дщерь!
Высыпавшие в коридор придворные морщили от сероводородной вони носы, но не уходили, жадно впитывая каждую нотку скандала. Я не сомневалась, что уже к вечеру по городу поползут слухи, а потому с радостью просветила присутствующих насчет зеркала над кроватью с черным бельем и малиновых занавесок.
Дядя хватал ртом воздух и отмахивался от меня руками. Наконец, не выдержав, отцепил от пояса кошелек, кинул, не считая денег, стоявшей за моей спиной Ирис и, выдавив: «Займись этим немедленно!» — сбежал. Камеристка обняла за плечи плачущую меня и увела в покои принцессы.
Я и вправду была в ярости. Так испохабить комнату моего детства! Что этот похотливый индюк себе позволяет? И эти позолоченные решетки на окнах! Тут что, тюрьма?
Засучив рукава, дернула за занавеску. Крепко прибита, зараза!
— Бель! Ардену показать эту жуть не хочешь? — хихикнул Ти.
— Это кошмарище? Зачем? Чтоб во сне орал?!
— Орал? От чего? — спросил, возникнув из телепорта, Арден.
Оглянулся и вытаращил глаза:
— Ой, кхарфш аргрр брых!
Пожалуй, экспрессивное высказывание моего жениха-полиглота, не имеющее цензурного перевода на другие языки, наиболее точно описывало обстановку.
Появившийся Шон обалдело огляделся, взъерошил волосы на затылке и хихикнул, ткнув пальцем в зеркало на потолке:
— А это еще за каким надом?
Уши принцев покраснели в цвет интерьера.
Гм-м, а пожалуй, на денек-другой я его оставлю. Забавно посмотреть на нас со стороны.
Через пару часов от багрово-рыжей жути не осталось следа. Все содранное мы выволокли в коридор — пусть дядя фаворитке подарит. Арден и Шон изображали мастеров, которых расторопная Ирис привела из города. Лорд Регент пытался было появиться на горизонте, но я ударилась в слезы, обвиняя его во всех грехах, потом заявила, что уйду в монастырь, и, наконец, снова запела гимн. Дядя Фирданн, зажимая уши, сбежал.
Ар опасливо покосился на меня:
— Ты и в самом деле так поешь?
— Нет, что ты! Так — только под настроение! — честно-честно улыбнулась я.
— Ну ничего, я не расстроен. У меня тоже слух не очень, а попеть я люблю, — обрадовался Арден.
Надеюсь, он это не всерьез? Я попыталась припомнить нашу спевку, посвященную горестной судьбе бревнообразной девы-ивы, и кто там что голосил, но картина в памяти была какой-то смазанной. Но вроде как было душевно. Уши поутру не болели. Болела голова целиком.
Деревянные панели светлого дерева на стенах приобрели знакомый мне с детства медовый оттенок, потолок и откосы окон стали снежно-белыми, с дубовых переплетов исчезла позолота, ненавистные решетки улетели вниз, на газон. На кровати появилось белое, со свежим запахом лаванды, белье. Тиану сумел узнать, куда отволокли мой любимый балдахин с летящими драконами, и вернул его на место. Я вздохнула, расставаясь с потолочным зеркалом, но решила, что нам оно и вправду ни к чему.
К счастью, мою старую мебель дядя не тронул. И комод с зеркалом, и платяной шкаф, и кресло, в котором так любил сидеть Арден, сохранились. Ванная тоже была в порядке — мозаичную плитку дядя долбить поленился. И правильно, ведущий отсюда туннель он бы в жизни не нашел! Наладкой покореженных механизмов, открывающих потайные ходы из комнаты, занялся Шон.
