Охотники за душами (СИ) - Брэдфорд Крис
– А Дэмиен? – Мэи качает ногой, отгоняя особо прожорливого голубя. – Что с ним случилось?
Солнце греет мне спину, но я все равно вздрагиваю при звуках его имени.
– Насколько я знаю, его судят за похищение и попытку убийства. Адвокат пытается доказать его ограниченную вменяемость.
Мэи хмурится:
– А что это означает?
Я мну в руках горбушку хлеба, крошки сыплются на землю.
– Что он предположительно был не в себе, попал под влияние главы секты. – Я искоса смотрю на нее. – То есть не в полной мере отвечает за то, что сделал.
Мэи кажется потрясенной:
– Но его же все равно отправят в тюрьму, правда?
– Думаю, да, – я пожимаю плечами. – Может быть, в колонию для несовершеннолетних.
– Вот и хорошо, – жестко отвечает Мэи. Она бросает птицам остатки хлеба. – Пока он там, он для тебя не опасен. И раз этот жуткий Танас тоже мертв, то ты и его можешь не бояться.
«Могу не бояться, – мысленно повторяю я. – По крайней мере, в этой жизни».
46
– Давай скорее! – торопит меня папа.
Я вылезаю с заднего сиденья нашего серебристого «Вольво».
– Да в чем дело-то? – спрашиваю я, запыхавшись – мы с ним почти бегом пробираемся через подземную парковку к лифтам. Он поднял меня рано утром, посадил в машину, пробился сюда через утренние пробки – но так и не сказал ни слова о том, куда и зачем мы едем, и большую часть дороги я продремала в машине.
– Увидишь! – Папа в нетерпении жмет на кнопку лифта.
Как только дверь открывается, он почти заталкивает меня внутрь, и мы подымаемся на третий этаж. Я нервничаю, папа тоже кажется встревоженным: он беспокойно потирает руки и немного покачивается на пятках. На меня он смотрит с напряженной улыбкой, но отводит глаза, встречая мой вопросительный взгляд. Как будто что-то его очень радует… но в равной степени и пугает. Хотела бы я знать, что происходит.
Двери распахиваются, перед нами оживленная толпа счастливых путешественников, загорелых туристов, усталых бизнесменов, улыбающихся стюардесс и носильщиков с перегруженными тележками. К стойкам автоматической регистрации стоят нетерпеливые очереди путешественников, на огромных дисплеях высвечиваются международные и внутренние перелеты, отправляющиеся этим утром из аэропорта Хитроу, терминал 3.
Я смотрю на отца изумленно и не без подозрения.
– Что мы здесь делаем? – спрашиваю я, пока мы пробираемся сквозь толпу. – Мы уезжаем на каникулы?
Эта мысль меня радует – не считая походов на терапию и нескольких встреч с Мэи, последние две недели я провела почти взаперти, меня даже в школу не пускали.
Папа качает головой:
– Нет, это как-нибудь в другой раз.
– Тогда зачем мы здесь?
Он широко улыбается, потом улыбка чуть угасает, и я снова с жалостью замечаю, как он встревожен.
– Вообще нужно сказать… мама была не совсем согласна, – говорит он, преодолевая неловкость. – Если честно, я и сам не уверен, что это хороший план. Но все-таки учитывая, как ты была расстроена и как мы должны быть ему благодарны, мы же твои родители… в общем, я решил, что нужно дать тебе эту возможность.
Папа резко останавливается у стойки безопасности и отступает в сторону. Он приветственно кивает полицейскому, конвоирующему высокого, крепко сложенного парня в джинсах, белой футболке и черной кожаной куртке. На его высоких скулах виднеются едва заметные следы синяков, на нижней губе – небольшой белый шрам. Он опирается на костыль, но, кажется, в силах обойтись и без него. Сейчас он кажется гораздо более живым и счастливым, чем в нашу прошлую встречу. Волны отросших каштановых волос мягко ложатся на плечи, сапфирово-синие глаза словно отражают блеск далеких звезд. C минуту я не могу отвести от Феникса взгляд, не в силах поверить, что вот он, стоит прямо передо мной. Я ведь даже не надеялась увидеть его вновь! Обернувшись к папе, я выговариваю одними губами:
– Спасибо. – И вижу, как он успокаивается, натянутая улыбка делается просто счастливой. Моего сияющего лица достаточно, чтобы он понял, что поступил совершенно правильно.
Феникс счастлив не меньше моего, он неотрывно смотрит мне в глаза.
Мир поворачивается, и…
Мы стоим на платформе, на вокзале полно людей. На мне белый сестринский фартук, светлые волосы стянуты в узел; на нем – армейская форма защитного цвета, в руках берет, на плече брезентовый вещмешок. Вокруг нас клубится дым, я слышу, как со слезами прощаются еще несколько пар.
– Тебе обязательно нужно ехать? – спрашиваю я.
Гарри уже открывает дверь в вагон.
Он серьезно кивает:
– Ты же знаешь, что да. Каждый солдат на счету. Говорят, нас ждет огромный прорыв!
Я сжимаю его руку.
– Я понимаю, нужно выиграть войну, – едва слышно шепчу я. – Но как же наша с тобой война? Битва с Воплощенными?
– В каком-то смысле они и мировая война – это одно и то же, – отвечает он с усталым смирением. Потом вновь улыбается и целует меня в щеку. – Но здесь мой долг выполнен.
Я смотрю на него сквозь застилающие взгляд слезы, все еще чувствуя мягкое прикосновение губ к щеке.
– Значит, мы никогда больше не увидимся? – При этой мысли сердце обливается кровью.
Громкий свисток паровоза заглушает его ответ, поезд готов тронуться. Гарри обнимает меня в последний раз, запрыгивает на подножку, оборачивается и посылает мне воздушный поцелуй.
– Никогда не говори «никогда»! – кричит он, прежде чем вагон исчезает из глаз в клубах дыма…
Отблеск тает перед глазами, как пар, я снова в аэропорту, кругом суетятся готовящиеся к полету пассажиры. Я вдруг понимаю, что стою посреди толпы неподвижно, как олень в свете фар, глядя в звездно-синие глаза.
– Феникс! – наконец кричу я, бросаясь ему в объятия.
Он чуть вздрагивает, когда я его обнимаю.
– Эй, осторожнее, – хрипит он, – я еще не совсем восстановился.
Я отпускаю его, но он еще несколько мгновений удерживает меня в объятиях, крепко и бережно, как надежная страховка. Рядом с ним я вновь чувствую себя целой, как будто ко мне вернулась важнейшая часть души. Я чуть отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в глаза, и снова чувствую необъяснимое, но уже знакомое притяжение душ.
– Ну как ты вообще? – спрашиваю я, когда он вновь опирается на костыль.
– Хорошо. – Он широко улыбается, искренне, но немного слишком храбро. – Доктора говорят, мне очень повезло. В колене порвал связку, но ни перелома, ни трещины, а рана в животе не задела никаких жизненно важных органов. Так что при правильном лечении и после хорошего отдыха я через пару месяцев буду как новенький. – Он берет меня за руку: – Лучше скажи, как ты, – это гораздо важнее.
Перед глазами все еще стоит Отблеск из Второй мировой войны, еще раз подтверждая, что у меня действительно были прошлые жизни. Я отвечаю:
– Я нормально… только никто не верит ни в мои перерождения, ни в то, что ты мой Защитник.
Феникс ласково отводит от моего лица прядку волос.
– Дженна, и пусть не верят. Самое главное, что за тобой больше никто не охотится. В этой жизни ты в безопасности.
Я киваю, успокоенная его словами.
– Но мне все равно очень нужно, чтобы ты был рядом. Без тебя я чувствую себя потерянной, – признаюсь я. – Только ты понимаешь, что мы с тобой пережили.
Его взгляд делается мягче, печальнее и нежнее, на лице мелькает выражение горько-радостного смирения, словно он понимает, что мы уже проживали такие минуты, и заранее знает, что сейчас случится. Да и я в глубине души знаю.
– Сейчас наши пути расходятся, – мягко говорит он и кладет ладонь мне на грудную клетку, туда, где висит на цепочке Камень Защиты. – Но я всегда буду рядом.
При этих его словах мое сердце тает от нежности, хотя на душе по-прежнему тяжело из-за близости неизбежного расставания.
– Как с тобой связаться? – спрашиваю я. – У тебя же есть мобильник? Электронная почта?
Феникс грустно качает головой:
