На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Сокол Аня

И оно кончилось. Мир потемнел. Лампа мигнула, погасла и снова зажглась. Я уже была не в привычном подполе, где на стеллажах валялась оставленная прежними хозяевами рухлядь. Это был МОЙ подвал МОЕГО дома. Я видела каждую его черточку, каждую щелочку, каждую поверхность с облупившейся краской. Стены, пол, потолок, лестница — все пришло в движение, не части дома, а детали детского конструктора.

Дверца сейфа стекла большой серебристой каплей, но я едва удостоила ее взглядом. Рука коснулась холодного камня, что скрывался под ней, и это было прекрасно. Кожа была слишком горяча, и твердая порода потекла. Мог ли камень расплавиться на самом деле? Не имеет значения, потому что он стекал, и с каждым движением из руки уходила боль, исчезал огонь, вливаясь в твердую стену. Я провела по стене ладонью размашистым резким движением, как стирала влагу с запотевшего зеркала в ванной. Теперь я знаю, откуда у всех этот зеркально ровный участок в породе, они сделали его своими руками, расчистили холст, на котором суждено появиться картине определившей их дальнейшую жизнь. Я водила пальцами по каменному холсту, оставляя в нем глубокие борозды рисунка. Своего рисунка, смысла которого я не знала, но он казался таким подходящим, таким «верным» для меня, для дома, для стежки. Круг — куда ж без него, круг — это защита, барьер. Внутри угловатая геометрическая буква «я», или ромб на ножках, или рыба, поставленная на хвост. Мой знак.

Боль исчезла без следа, оставив после себя блаженную прохладу. Я сделала шаг назад, не в силах оторвать глаз от знака. Я видела свой и видела другие, они будто накладывались друг на друга. Резкая «Z» Тины, женщина, до этого спящая в своей кровати, открыла глаза и посмотрела на меня. Мы были в разных домах, на разных концах села, но видели друг друга. Заглавная «Е» ведьмака, который отсалютовал мне бокалом вина, сидя у камина. Ромб с кругом внутри, так напоминающий глаз нелюдя, и ярко рыжий кудрявый мужчина со светлыми глазами, захлопнул толстую книгу, снял очки и строго, по-учительски, посмотрел на меня. Крестик из детской игры с маленькими черточками на концах, и что-то вроде туманной дымки взлетают под потолок, открывая алые глаза. И я знаю, это «что-то» смеялось, ему было весело. Лежащий интеграл и черный целитель, к которому прижималась обнаженная, если не считать чешуи, явидь, взмахнул рукой и рыкнул: «Сгинь! Не до тебя!»

— Святые. — Я в панике огляделась.

Подвал моего дома. Все осталось и все изменилось. Вместо прямоугольника, повторяющего форму комнаты, — шестиугольный цилиндр с узором из желобов на полу, линии вдоль стен и от углов к центру, похоже на недорисованную снежинку, или паутину. Потолок поднялся метра на три, деревянная лестница с перилами у одной из стен заканчивается нормальной дверью, а не люком. Стены стали утопленными нишами, куда переместились стеллажи с полками. Лишь одна чиста и величественна — та, на которой я нарисовала знак.

Ефим лучисто улыбался. Еще бы, я на его месте тоже бы сияла тульским самоваром. Стежка приобрела еще одну опору, еще один шаг отделил его от безвременья. Я чувствовала в нем глубокое удовлетворение от хорошо проделанной работы. Именно так. Не видела по лицу, а ощущала. Словно мне стали доступны его эмоции, словно я нечисть.

— Добро пожаловать домой, чистая! — Хранитель глубоко поклонился.

5

Наследник

Утро. Весеннее солнце заглядывало в окна, снег растаял два дня назад. Бабка жарила оладьи на завтрак, у меня такие пышные и румяные никогда не получались. Оладьи в моем исполнении — это плоские маленькие блинчики.

Я пила кофе, просматривая новости на новом планшете, гадая, что еще могло случиться в нашей тили-мили-тряндии. Жутко раздражали отпечатки, остающиеся от пальцев на экране, поэтому упаковка салфеток стояла рядом, еще пяток ждали своей очереди на полке. Расходовались они быстро, а я чувствовала себя параноиком, помешанным на чистоте, но остановиться не могла. В остальном новое устройство мне нравилось. Особенно то, что оно упорно ассоциировалось с магией, а не наукой, моя личная колдовская дощечка или блюдечко с наливным яблочком. Я не могла постичь, впихнуть в свою голову знание, что компьютер, перед глазами сразу вставал безвинно затоптанный охотником системный блок, уместился в планшете толщиной в полсантиметра и весом пятьсот грамм. Я не понимала, как он работает, но он мне нравился. Если бы еще не эти жирные отпечатки на экране… я снова схватилась за салфетку.

Обычное утро. Зима закончилась. Пару дней назад по лесам прокатилась охота зимних. Первая настоящая вылазка моей Алисы. Первое убийство. Первую кровь, не считая моей, она попробовала еще в садике, покусав какого-то мальчика, пытавшегося отнять у нее игрушку. Остерегайтесь брать то, что нечисть считает своим, даже если это не соответствует действительности, она реагирует хуже, чем собака, у которой пытаются вырвать кость из пасти. Дети часто кусаются. Не так много и не так сильно, но тогда дело уладили миром. Кирилл уладил. Теперь она доросла до того, чтобы отнять жизнь, не защищаясь, без принуждения, а потому, что так положено, потому что наши дети должны уметь убивать, должны уметь следовать своим инстинктам и уметь сдерживать их. Они должны знать, каким будет результат, они должны его видеть.

Какой она стала после этого? Изменилась? Я боялась, что она перестала быть моей Алисой. Что я не смогу принять то, во что она должна вырасти. Но это мои проблемы, не так ли?

Марья Николаевна поставила на стол тарелку со вкусно пахнущим завтраком, когда в дверь постучали, сначала неуверенно, потом смелее. Я прихватила кофе и открыла дверь. С зимы я стала куда спокойнее в том смысле, что неожиданные визитеры меня больше не пугали.

На пороге стояла длинноволосая брюнетка, приятные, хоть немного резковатые черты лица, внимательные черные глаза, спортивная фигура в обтягивающих джинсах и голубой водолазке. По тому, как она оценивающе оглядела меня с ног до головы, как победно вздернула голову, я догадалась, зачем она пришла. Согласна, мешковатая пижама в горошек, мохнатые разношенные шлепанцы, беспорядок на голове — неподходящий образ для встречи гостей. Но это не я к ней, а она ко мне пришла ни свет ни заря, а значит, потерпит. Они всегда приходили с утра, может, боялись передумать к вечеру, а может, хотели застать врасплох: растерянного человека оскорблять всегда легче.

— Вы Ольга Лесина? — Юный, пожалуй, слишком юный голосок.

Я присмотрелась, а ведь она совсем молоденькая, не по меркам нечисти, но по меркам людей.

— Да.

— Меня зовут Влада.

Это имя ничего мне не говорило, а, судя по возмущению на лице девушки, должно бы.

— Я ваша новая хозяйка, — она вздернула голову, что совсем не сочеталось с дрожащим голосом, — вернее, скоро стану.

— Поздравляю, — ответила я и отпила кофе. Такие спектакли разыгрываются на моем пороге с периодичностью в несколько месяцев, репертуар не меняется, один и тот же текст, разные исполнительницы. — Это все?

Девушка замерла. Почему их всегда так удивляет моя реакция? Мне что, в истерике биться? Голову пеплом посыпать? Так извините, что разочаровала. Почему каждая новая пассия Кирилла считает своим долгом заглянуть в мой дом? Я уже не плачу в подушку, я давно лишилась прав на этого мужчину и смирилась с потерей.

— Нет, не все. — Она напустила в голос строгости. — Я приказываю вам покинуть северные пределы, иначе…

— Что? — Мне было интересно, чем пригрозит эта девушка. Три предыдущие тоже хотели меня выселить, но ни одна не могла внятно объяснить зачем, если Седой в наше Юково и носа не показывает, значит, мне тут самое место.

— Кто там, дочка? — бабка подошла со спины и расплылась в белоснежной улыбке.

— Я выйду за него замуж, и вы мне не помешаете, — воинственно пообещала Влада.

— Удачи, — пожелала я, намереваясь закрыть дверь, но девушка с неожиданным проворством выставила ногу.

— Вы думаете, я такая же, как и все остальные? Я вижу это в ваших глазах. — Она покачала головой. — Раз удалось залезть в его постель, значит, дело сделано?