Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ) - "Балтийский Отшельник"

Задержавшемуся в расположении полка столичному инквизитору с исключительными полномочиями, от греха подальше, отвели те самые «апартаменты», которые занимал майор-инспектор Стребен. И от штаба подальше и возможность не тревожить без необходимости высокого гостя.

Мастер Бирнфельд оценил этот жест доброй воли, который сопровождался также молчаливым разрешением на содержание в полковой конюшне личных лошадей инквизитора и его слуги, и обильными обедами от командирского стола.

В свою очередь, инквизитор не тревожил ни командира, ни полковые службы — ни вопросами, ни визитами. Утром уехал, вечером приехал. Гостей в апартаментах не принимал, своим обществом мессиров офицеров не утруждал.

Такое положение устраивало и командование полка и Тайного Советника.

Несколько дней назад инквизитор собрался уже покинуть Приграничье, но тут прискакал нарочный с известием, что одного из тройки егерей, ушедших по следу степного мага, сегодня, совершенно обессиленного, подобрал патруль.

Мастера Бирнфельда приятно взволновала эта новость.

Положа руку на сердце, он уже давно списал в безвозвратные потери тройку мастер-сержанта Стребена. Но уехать, не побеседовав с вернувшимся егерем, теперь было совершенно невозможно.

И вот сейчас, поздним утром, мастер Питер ожидал пришедшего в себя мастер-сержанта Стербена и размышлял…

* * *

Развернутая мастером Бирнфельдом реформа государственного управления, одну из основ которой составляла система единообразной отчетности, принесла много результатов — и некоторые из них оказались весьма неприятными. К числу таковых, несомненно, относилось известие о истинном размере человеческих потерей, числящихся по рубрике «похищены степными работорговцами». Известие о невероятной убыли девочек и девушек в Империи, инквизиция поначалу не приняла как проблему своего ведомства, как задачу, которую придется решать ей.

Проблема угоняемых в рабство женщин была общеизвестной, но настолько чудовищно привычной, что ее даже не обсуждали, как «привычное зло»: как болезни, недород или как пропажи деревенских детей, то сгинувших в болоте, то ставших жертвой хищников и несчастных случаев. Да, это беда, но это случается то там, то сям каждый год. Девушки, похищенные степняками, и девушки, съеденные медведем, проходили по одной и той же категории сплетен и никого особо не ужасали.

Любые мысли об этой непоправимой беде вытеснялись, отодвигались на самый край общественного сознания. На теме рабства и работорговцев лежало табу в повседневных разговорах, и только неожиданно громкие пропажи девушек из знатных семей становились предметом общего обсуждения.

Но выявленные службами Инквизиции цифры представляли это «привычное зло» в совершенно ином свете.

Даже тогда, докладывая Верховному Инквизитору, а потом — и Императору, о вскрывшихся невероятных цифрах людских потерь, мастер Бирнфельд не предполагал магической природы этой проблемы, а занялся ею исключительно по причине ее масштаба и соответствующей государственной важности.

Расследование начал — привычно, — с кабинетных размышлений над документами. Придя путем логических рассуждений к мнению о существовании «дыры» в Южной границе, обеспеченной ее отдаленностью и местными условиями, он отправился проверить свои выводы «на месте». Опытный следователь надеялся быстро найти «коррупционные цепочки» и обезглавить их.

Ведь это так просто и логично — подкупленная пограничная стража, прикормленная степняками, отлавливает мелких работорговцев, преимущественно из местных, которые пытаются на свой страх и риск конкурировать с «деловыми», чьи контакты со стражей налажены многими поколениями. А в это время «правильные» караваны, «кого надо» караваны, идут по проторенным тропам, на которые рядовым егерям ступать просто запрещено, куда не заходят патрули. Единичные честные егеря гибнут бесславно, а их гибель списывается на «боевые потери» или на пропавшие без вести патрули…

Преступники вовсе не так изобретательны, как им обычно кажется. Инквизиция и ее офицеры многократно видели подобные схемы во многих городах и у многих преступников: у контрабандистов, торговцев наркотой, сутенеров внутренних областей Империи, у которых перепродажа проституток практически ничем не отличалась от степной работорговли. Да даже тупые городские стражники, с рождения повязанные с местным криминалом, выросшие в одних и тех же канавах, действовали точно так же.

Ан нет. Личное расследование убедило Питера Бирнфельда, что дела обстоят совсем не так. Простое решение большой проблемы не находилось.

Конечно, в пограничной страже служили не белые и пушистые агнцы. Мастер Питер был ловкий и опытный расследователь, умеющий наблюдать и находить словоохотливых собеседников. Факты копились, но совсем не те, что искал расследователь.

Да, егеря не гнушались взять мзду с проезжих купцов «за охрану» в Приграничье. Золотили ручку егерям и контрабандисты (это в прибрежных полках), и браконьеры. Бывало и лихие люди с больших дорог находили общий язык с егерями.

Служили в егерях обычные люди и уступали эти люди обычным житейским соблазнам.

Не было того, в поисках чего мастер инквизитор ехал на Южную границу — массового организованного преступного умысла, вовлекающего в свои сети высшие чины Пограничного корпуса. Не обнаруживалась и «дыра», в которой ежегодно исчезали тысячи гражданок Империи. Точнее, дыра была — но явно не здесь, не на границе. С каждым новым фактом оставалось все меньше и меньше шансов найти ей обыденное, простое, естественное объяснение. Оставалась единственная возможная причина — магия.

И мастер инквизитор «рыл землю» как ищейка, ставшая на еще теплый след…

Магию — особенно не природную, а изощренную, людскую, сплетенную со злобным и извращенным разумом, обычно не удавалось «учуять» напрямую. Она давала о себе знать там, где не оставалось других объяснений происходящему, простых, естественных и ясных. Другими словами, магия давала о себе знать не явным собственным присутствием, а полным отсутствием иных объяснений таинственным происшествиям.

* * *

— Мастер, к вам там егерь, — голос слуги, много лет сопровождавшего инквизитора, бывшего его тенью и телохранителем еще с первых его шагов на службе, был просто идеален: достаточно громкий, для привлечения внимание и достаточно тихий, чтобы не прервать цепочку размышлений. Дзанни Личарда прекрасно изучил своего хозяина за долгие годы.

— Да, конечно, зови! — громким голосом отозвался Бирнфельд, рассчитывая, что его хорошо слышно в приемной, и расцвел радостной отеческой улыбкой. — Зови немедленно!

Вошедший Больц был одет в свежую форму и шагал уверенно. Уставным шагом промаршировал на центр комнаты, отсалютовал и оттарабанил: «Мессир Тайный Советник, мастер-сержант Стербен по вашему приказанию…»

— Не мастер-сержант, а лейтенант, полный лейтенант! — с кудахтающим смешком перебил доклад инквизитор. Он просто лучился радостью и добродушием. — Оставьте официоз, дорогой Адалард! Мне не надо рапортовать, я не вхожу в вашу цепочку командования. Присаживайтесь, дорогой мой! Как вы себя чувствуете?

Сбитый с толку Больц поискал глазами, куда сесть, но в комнате было всего лишь два кресла напротив друг друга.

Одно из них уже занимал инквизитор, рядом с ним на приставном столике громоздилась груда бумаг. Падавший из окна свет хорошо освещал письмо, которое держал в руках обитатель уютного глубокого кожаного кресла.

А вот занявший другое кресло собеседник оказывался весь на свету и яркое утреннее солнышко из окна било прямо в глаза.

Больц скованно присел на самый краешек.

— Благодарю Вас, мессир, — сдержанно поблагодарил он. — Со мной не приключилось ничего, что нельзя было бы исправить добрым сном и добрым обедом…

— О, лейтенант, сразу видно воспитание! — откликнулся инквизитор. — Сразу после вашего отбытия я имел беседу с Вашим батюшкой на этом самом месте. И сейчас будто снова слышу его…