Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II)
Дыхание остановилось совсем. Сердце еле трепыхалось и вот-вот должно было полностью остановиться. Альтия рвалась из бездны безвременья, силясь очнуться, но не могла. Даже ощущение тела ускользало от нее. Черты личности неуловимо расплывались, а воля к жизни слабела. Зато восприятие расширилось почти беспредельно и начало истаивать в той же черноте, где пребывала Проказница. Альтия попыталась найти в себе еще какие-то силы, но сил не было.
Проказница! взмолилась она. Кораблик, на помощь!
Последовало мгновение тишины.
Возьми все, чем я обладаю, раздалось затем. Надеюсь, этого хватит?
Нет! безмолвно завопила Альтия. Погоди, кораблик, не надо!
«Альтия! А ну живо на палубу!»
Голос отца эхом прогремел в ее гаснущем сознании. Знакомая команда сработала помимо разума и воли: тело дернулось в попытке встать… и свалилось, голое, с койки на пол каюты. Скобленые доски встретили ее размашистым ударом — диводревом по коже. И рот и глаза от этого удара распахнулись. Мелькнули крохотные огоньки. Звезды в проеме иллюминатора. Альтия лежала на спине, дыша точно рыба, вытащенная на берег. Потом перевернулась на бок — и ее вырвало. Изо рта и ноздрей мощным потоком хлынула удушающе-горькая гадость. Дальше тело опять сработало само. Альтия принялась чихать и судорожно задышала.
Вдох — выдох. Вдох — выдох. Вдох — выдох!!! Ее тело прижималось к диводреву, и далекий голос отсчитывал для нее ритм, а Проказница помогала налаживать и выравнивать биение сердца. Корабль оставался накрепко слит с нею, вот только связь эта ощущалась все слабей и быстро ускользала от восприятия. Но даже и теперь Проказница пыталась помочь не столько телу Альтии, сколько ее душе.
Ах, сердечко мое, милая, хорошая моя! А ведь я и думать не думала, что он способен подобное над тобой учинить! Как же я ошибалась в нем, как же я ошибалась! И в тебе тоже, Альтия, милая. Я даже и о себе самой судила неверно!
На этом мысленная связь истаяла окончательно.
Альтия часто моргала, тараща глаза в темноту. Чувствовала она себя, мягко выражаясь, хуже не выдумаешь. Желчь обожгла ей горло, губы и рот. Ну и внутри, естественно, все зверски болело. Она снова чихнула. Что ж, зато тело, кажется, уверенно заработало.
Альтия набрала полную грудь воздуха и прижала к диводреву пола обе ладони. Больно. Какое счастье — она снова могла чувствовать боль. Она снова могла что-либо чувствовать. Это ли не блаженство!
— Ну, Проказница, — прокаркала она сипло. — Живем, что ли?
Ответа не последовало. В диводреве под ее ладонями не ощущалось никаких признаков жизни.
ГЛАВА 27
КЛЮЧ-ОСТРОВ
Совершенный отправился в плавание в точном соответствии с собственным распоряжением — в следующий же прилив. Едва избежав гибели, пережив спешный ремонт, корабль был далек от былой грации и красоты. Но как бы то ни было, стоило поднявшейся воде снять его с мели — и чиненые снасти дружно натянулись, одевая сырые, пахнущие свежим деревом реи латаными и грязными, но очень неплохо работающими парусами. Поредевшая, жестоко израненная команда трудилась с мрачным упорством, и корабль резал волны.
Совершенный сам прокладывал курс. Нет, Янтарь еще не изваяла ему нового лица, не говоря уже о глазах. Ее лихорадочная работа еще не продвинулась дальше разметки и измерений, да и те — по строгому настоянию корабля — она отложила ради более насущных дел. Совершенный шел вперед по-прежнему вслепую, хотя и не совсем. Глаза Янтарь были его глазами.
Она стояла подле него, опираясь на поручни, и ветер развевал ее траченные ядом волосы, а она рассказывала Совершенному буквально обо всем, что привлекало ее взгляд. Она вконец забросила перчатки, и прикосновение ладоней внятно передавало ему ее впечатление от островов, мимо которых они проходили. Конечно, такая передача не могла в полной мере заменить зрение. Однако общее чувство океана с разбросанными по нему островками до него доходило. И Совершенный кое-чем делился с нею. А под водой, не обгоняя и не отставая, скользил белый змей. И тоже подгонял Совершенного — на свой лад. Змей казался полностью свихнувшимся. Корабль подозревал, что змей всячески силился разбудить в нем драконов, не ведая, что они и без того бодрствовали, более того, все решительней заявляли о себе день ото дня. Их мысли вплетались в размышления Совершенного. Драконы тянулись сквозь него к Янтарь. И по ходу дела изменяли его. Они становились им. А он — ими.
— Мы летим… летим… — бормотала резчица.
Колючий дождь орошал ее лицо, стекал каплями по клочкам волос. Широко распахнутые глаза были устремлены вперед, и вместе с Совершенным она видела окружающие острова такими, каковы они были когда-то.
— Было дело, я вправду летал здесь, — отозвался корабль. — Только эти острова были тогда вовсе не островами, а вершинами горных хребтов. Первый из кряжей мы называли Великой Внутренней Стеной. За ним простирались Низменности, а дальше стоял Приморский хребет. Неспокойное это было место, иные горы там все время бурлили и грохотали, плюясь дымом и извергая расплавленный камень, так что иногда день превращался в сумерки, а лето — в сущую зиму. Теперь этих гор нет, они потонули. Вершины Приморского хребта составили то, что вы называете Ограждающей Стеной, Старушечьим островом и так далее. А сейчас мы движемся среди затопленных перевалов Великой Внутренней Стены.
— Ты так рассказываешь о них, — заметила Янтарь, — что я все это словно вижу воочию!
— Да? Только лучше бы нам сейчас узреть их такими, какими они представали Игроту. И Люкто Ладлаку, сыну Седжа Ладлака. Все Пиратские острова звали его Счастливчиком Ладлаком. Он-то и стал отцом Кеннита. Ничего не скажешь, Кеннит сделал все, чтобы унаследовать прозвище папеньки. — Совершенный помолчал, перед его мысленным оком проносились минувшие годы. — Счастье! Удача! Она всегда так много для него значила.
— Когда Альтия пересказывала мне твою историю, — осторожно вставила Янтарь, — она говорила, что ты ушел из Удачного с Седжем Ладлаком.
— Чьим старшим сыном и был Люкто. Он плавал вместе с отцом, да только плохо они ладили между собой. У Седжа воображения было, как у бревна. Он думал только о том, как бы задешево купить да подороже продать. Это было его единственное правило чести, свойственное семейству Ладлаков. Он платил матросам гроши, и люди у него не слишком задерживались: кому нужен такой грубый и бесчувственный капитан, который жизни людские ценит дешевле самого последнего груза! И ведь он даже не задумывался, а нельзя ли жить как-нибудь по-иному. Он и меня-то не боялся в основном потому, что понятия не имел, на что я способен. А вот Люкто, сын его, оказался сделан из другого теста. Этот уродился законченным мечтателем и вдобавок склонен был наслаждаться всеми прелестями жизни. Не удивительно, что ему душно было в паутине традиций и освященных временем обычаев Удачного. Удивительно ли, что именно Люкто уговорил отца слегка приторговывать на стороне, а именно на Пиратских островах. У этого юноши был сущий дар общаться с людьми, не ведающими закона. Он чувствовал себя здесь своим, и народ островов платил ему такой же любовью. Благополучие Ладлаков заметно пошло в гору. Его отец был доволен, и, чтобы вознаградить сына, он нашел ему неплохую невесту — младшую дочь весьма состоятельного торговца, естественно из старинной семьи. Седж только не учел, что у сына имелось сердце. И это сердце уже принадлежало девушке с островов. Люкто было года двадцать два, когда его папенька скоропостижно помер в Делипае, во время заключения сделки, прямо за столом. Сын справил по нему траур, он искренне горевал, но все-таки не настолько, чтобы послушно вернуться в Удачный и зажить той скучной жизнью, которую покойный ему было предначертал. Люкто похоронил отца на берегу и больше носу домой не показывал. Команда только рада была последовать за ним в это добровольное изгнание. Дело в том, что молодой капитан любил выпивку ничуть не меньше, чем они сами, и не скупился, когда начинался кутеж. Щедрый и великодушный был юноша, уж что говорить. Ему бы еще чуть-чуть осмотрительности, но… В общем, женился он на своей красавице и дал клятву, что выстроит себе маленький мирок и станет жить в нем как король!
Совершенный задумчиво покачал головой. Воспоминания были такими яркими.
— Люкто успешно торговал и жил на широкую ногу, — снова заговорил корабль. — Он выстроил тайное прибежище себе и своим людям. Он свято полагал, что верность команды убережет это местечко от всякого посягательства. К сожалению, среди людей всегда находятся несытые, которым мало жить припеваючи, кормясь от чужого процветания. Один такой и преподнес личный мир Счастливчика Игроту на блюдечке. А у Игрота тогда уже была репутация пирата, дерзающего совершать такие дела, которые обычным людям даже в голову не придут. И вот он подъехал к Счастливчику со сладкими речами, дескать, буду тебе верным напарником и в торговле, и в морском разбое. И Люкто поверил… Они как раз обмывали свою вечную и нерушимую дружбу, когда Игрот напал на него. Он заточил моего отца, чтобы я вел себя тихо, а Кеннита взял заложником, чтобы мной помыкать, и все мы должны были слушаться его из страха, что он замучит других. Он вырезал язык моей матери…
