Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру
– Чаликовой? – возмутился Василий. – Этого не может быть!
– Ну, при чем тут Чаликова, – хмыкнул Столбовой. – Я имел в виду другую вашу знакомую – Антонину Степановну Гречкину, сиречь бывшего прокурора Антона Степановича Рейкина.
– Вот оно как! Стало быть, это и есть третий, – почти не удивился Дубов. – В таком случае, личность "четвертого" тоже не оставляет никаких сомнений...
* * *Когда цифры на электронных часах показали 19.00, режиссер объявил начало генеральной репетиции. На сцену вышли Папа Карло (председатель Кислоярского антиалкогольного клуба "Лесная Роза" Михаил Сергеевич Водкин) и Джузеппе – Сизый нос (рекламный агент Александр Мешковский), бережно, будто дитя, державший на руках дубовое полено.
– Ах, сладенький мой Карлуша, – говорил Джузеппе, нежно прижимаясь к Папе Карло, – ты ведь знаешь, как я тебя люблю...
– Если бы ты меня любил, то бросил бы пить, гнусный извращенец! -наставительно заявил Папа Карло. – А то от тебя несет, как от винного погреба.
– Прими от меня в подарочек, противненький мой, это чудненькое поленце, – продолжал Джузеппе. – Оно мне говорит: милый Сизый носик, подари меня папашке Карло, пусть он вырежет из меня куколку, откроет собственное телевизионное шоу...
– Теперь вы поняли концепцию? – шепнул Святославский Чаликовой. Та кивнула.
И когда черед дошел до сцены с лисой Алисой, Надя уже ясно представляла, что ей делать. После того как Буратино (в миру – частный сыщик Дубов) радостно уходил от Карабаса Барабаса (порноредактора Романова) с пятью золотыми, к нему пристали Алиса-Чаликова и Базилио – репортер Ибикусов.
– Умненький, благоразумненький Буратино, – сладким голосом заговорила Алиса, – ты хочешь, чтобы у тебя денег стало в пять... нет, в десять раз больше?
– Ты хочешь купить сапоги и шубу своему папе Карло, новый экскаватор и дом с гильотиной в Париже? – искушал кот Базилио.
– Конечно, хочу! – закричал Буратино, подпрыгивая на месте от возбуждения.
– Тогда приобрети у нас пакет акций! – Базилио вытащил из-под хвоста несколько бумажек.
– И что с ними делать? – горячо заинтересовался Буратино.
– Зарой их в полночь... – Тут раздался пронзительный визг. Базилио извлек из кармана мобильный телефон: – Позвоните позже, я занят. А, это газета "Кислое поле"? Очень хорошо, я вам перезвоню позже... Да, на чем я остановился? Зарой их в полночь на диком Поле Чудес среди белых костей и стервятников, доклевывающих трупы, и произнеси волшебное слово "МММ".
Тут вдруг на сцене появился говорящий Сверчок – бизнесмен Ерофеев:
– Xалявщик ты, Буратино, оболтус! Забыл, чему тебя папа Карло учил?..
После бурной сцены между Дуремаром и черепахой Тортилой (г-н и г-жа Грымзины), где Тортила грозилась вместе с лягушками и пиявками организовать Партию зеленых и изгнать Дуремара с пруда, режиссер Святославский объявил:
– Господа, уже почти поздно. Давайте на пару часиков удалимся в сон, а потом продолжимся.
– Дом в вашем распоряжении, – добавил банкир Грымзин. -Располагайтесь, кому где удобно, и чувствуйте себя, как в натуре.
* * *Чаликова поднялась на второй этаж, где по полутемному коридору слонялся Буратино – частный детектив Василий Николаевич Дубов. В конце коридора на сдвинутых стульях дремали псы-полицейские – пятеро человек в одинаковых "собачьих" масках и костюмах. Подойдя вплотную к Василию, журналистка на миг приподняла лисью маску.
– Надя?! – воскликнул Дубов. Но Надя не дала ему продолжить изъявление чувств, заглушив возглас конспиративным поцелуем. Правда, при этом она едва не выколола себе глаз носом Буратино.
– Тс-с, я здесь инкогнито. Давайте где-нибудь уединимся.
Чаликова и Дубов начали обходить комнаты, но там везде кто-то был. Потом спустились на первый этаж и принялись искать укромный уголок там. Открыв одну из дверей, они увидели обширное полутемное помещение.
– Это же гостиная, – шепнула Надя. – Место не самое подходящее...
Буратино с Алисой продолжили поиски, и вскоре нашли очень уютную комнатку с необходимым минимум мебели, где и решили расположиться на отдых.
– А вы не заметили, Надюша, одной странной вещи? – сказал Дубов, снимая полосатый колпак и поправляя короткие бумажные штанишки, прежде чем усесться в кресло.
– Какой вещи? – переспросила Надя.
– Понимаете, у меня создалось такое впечатление, будто из гостиной залы унесли электронные часы. Они должны были отражаться в стекле, которое покрывает картину с очагом, но ничего подобного я не заметил... Куда вы, Наденька?
– Подождите меня, Вася, я вернусь через пять минут! – с этими словами Надя выбежала из комнаты.
Вернулась она минут через двадцать.
– Ах, извините, что заставила так долго ждать. Знаете, хотела найти туалет, а в незнакомом доме, да еще и в такой темноте... – Однако, заметив, что Буратино уже спит в кресле, Надя нежно поправила на нем бумажную курточку, а сама прилегла на диванчик.
* * *Сыщик Дубов проснулся от яркого света. В комнате стоял сам режиссер Cвятославский, но сияние исходило не от него, а от хрустальной люстры.
– Все, перерыв скончался, – объявил постановщик. – Уже два часа, добро пожалуйте на репетицию.
Оглядевшись, Дубов понял, что Нади поблизости нет. Он вздохнул и оправил слегка помявшийся бумажный наряд Буратино.
Когда частный детектив вошел в гостиную, там уже полным ходом шла работа. Отыскав в зале Алису-Надю, Дубов незаметно двинулся в ее сторону, но та как будто избегала его. "Наверно, обиделась, что я заснул, не дождавшись ее", упрекнул себя сыщик.
– Господа, следующая сцена у пруда, – объявил Cвятославский. -Приготовиться Буратино и Тортиле.
Тут в дверях появился Дуремар – хозяин дома банкир Грымзин. Вид у него был сильно удивленный.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – Куда-то пропала моя жена Лидия Владимировна. Я обошел весь дом, и нигде.
Буратино-Дубов и Пьеро-Столбовой насторожились.
– Когда вы обнаружили пропажу? – засучив длинные пьеровские рукава, спросил инспектор. – Вернее, когда вы видели свою супругу в последний раз?
– Сейчас соображу... Сразу после двенадцати, когда объявили перерыв, я отправился к себе в комнату и заснул. Но в двенадцать она была тут.
– Конечно, ведь как раз в канун перерыва мы репетировали сцену между Тортилой и Дуремаром, – вспомнил постановщик Cвятославский.
– Значит, после двенадцати вы ее не видели? – констатировал Буратино-Дубов. Дуремар-Грымзин кивнул. – Может, кто-нибудь видел госпожу Грымзину?
Присутствующие молчали. Наконец, заговорила Мальвина – поэтесса Софья Кассирова:
