Дин Андерссон - Жажда мести
— Мою, что… невинность? Первую кровь?..
— Да, Гутрун. Я даю слово, что это может случиться в любой момент, какой ты пожелаешь выбрать. Тебе надо только назвать день или просто высказать желание. Желательно, чтобы это случилось как можно скорее, но я не буду торопить тебя. Первая же капля твоей первой крови, которой ты смажешь губы брата, оживит его. Он проснется, могучий, жаждущий славы, непобедимый и прекрасный. Только ты можешь исполнить старинное пророчество. Только ты. Только твоя кровь.
— Ты предлагаешь оживить труп? Вдохнуть жизнь в мертвеца, да еще…
— Зачем такие слова: «труп», «мертвец», — перебила ее Тёкк. — Неужели ты предпочла бы, чтобы Хель более никогда не вдохнула новую жизнь в тебя, в твою мать? Хель — Повелительница Смерти, в ее силах наградить жизнью или смертью. Она выбрала жизнь. Для тебе и для твоей матери. Неужели ты откажешь в этом великом чуде ему, самому близкому для тебя человеку? Тебе дана сила, так используй ее во благо человеку, только и ждущему, чтобы встать, вздохнуть, открыть глаза, шагнуть. Это такая малость, что мне даже не по себе, что приходится уговаривать тебя. Если я вручу тебе кинжал, ты сможешь перерезать ему горло?
— Нет… но я…
— Прими правду, какова она есть. Истина редко прекрасна, обычно она страшна. Порой ошеломляюще ужасна, но с этим ничего не поделаешь. С этим надо жить, с этим надо смириться. Прими это предложение как один из первых даров Хель, за ними последуют и другие. — В глазах Тёкк вспыхнули вдохновенные багровые огоньки. — Вдохни жизнь в Мертворожденного, он встанет во главе войска, завоюющего для Хель весь мир.
— Ни за что! Нет, нет и нет!.. Мне не нужны такие дары…
Гутрун неожиданно и разом успокоилась. Взгляд ее стал холоден, разумен, словно наваждение, навеянное речами Тёкк, внезапно спало, и открылась истина, и в самом деле ошеломляющая и ужасная. Но это была подлинная истина, с которой каждый остается один на один.
— Если я так необходима Хель, то мне никогда не избавиться от нее. Она будет держать меня пленницей в Нифльхейме, как ты держишь меня здесь, в замке, мучаешь меня, врешь, лицемеришь, утверждаешь, что Хальд на отдыхе в тихом, прохладном месте. Задумайся, Тёкк, зачем мне такая жизнь? Зачем добровольно становиться пленницей? Чтобы муки длились вечность? Ты считаешь меня полной дурой? Ты твердишь о желании подружиться со мной, убеждаешь, что лучше жить в мире, и не замечаешь, что твоим словам грош цена, потому что я пленница, но это еще полбеды. Хуже, что я знаю — ох, как я теперь хорошо знаю! — с кем мне приходится иметь дело. Каждое твое слово — ложь. И даже если ты не врешь насчет тайной силы, якобы спящей во мне, то ты все равно не говоришь правды. Хватит, ты сама просветила меня. Очень хорошо просветила. И насчет так называемого братца, и насчет Хель. Все, что ты сказала, это пустые домыслы, никчемные обещания и напыщенные призывы, и ни слова о том, чего Хель желает на самом деле, и какая участь уготована мне, если я сдамся.
Тёкк была явно смущена, но сумела взять себя в руки, по крайней мере, так могло показаться, и ее последующие слова показали, что она решила резко сменить тему:
— Хель хотела, чтобы ты провела эти годы среди живых. Годы, которые ты провела под солнцем, тоже что-то вроде подарка. Теперь ты особенно дорога Хель. Ты познакомилась и освоилась со множеством вещей, набралась опыта, который может оказаться бесценным во время нашествия на мир Живых. Тебе известны их слабости, тебе легче будет применить свою силу Смерти, чтобы привести их к покорности. Годы, проведенные вне Нифльхейма, как раз и подтверждают, что я говорила правду. Повинуйся своей судьбе, Мертворожденная дочь Хель! Обратись к истине, и тогда ты найдешь мир в душе.
Вопль ужаса вырвался из уст Гутрун.
Багровые огоньки в глазах Тёкк зарделись густо, мощно, она нутром почувствовала, что сопротивление Гутрун ослабло. Еще чуть-чуть, и она покорится.
Странные тени затмили взор девушки. В дрожащем свете факела вдруг обрисовались языки пламени. Еще мгновение, и ее голова разорвется от боли. Она не удержалась и сползла на пол. Попыталась было ухватиться за край помоста, не получилось. Еще через мгновение она, лишенная чувств, растянулась на полу.
Тёкк бросила на нее взгляд и улыбнулась.
«Сколько бы ты ни трепыхалась, — подумала она, — все равно выхода у тебя нет. Ты отчаянно сопротивлялась, даже слишком отчаянно, но все-таки проиграла. Ты еще пока не догадываешься об этом, но ты теперь принадлежишь Хель, а также и мне».
Глава двадцать вторая. «РАЗРЕЗАТЕЛЬ ВОЛН»
Песнь Крови и Гримнир выехали на вершину одной из песчаных дюн, намытых вдоль побережья, и долго разглядывали бескрайнюю водную гладь. В утреннем свете темный, чистейшей синевы простор поблескивал и нехотя перекатывал волны, ровной чередой набегавшие на берег. Песнь Крови наконец отвела глаза, повернулась к спутнику и призналась:
— Никогда не видала ничего подобного. — Она вновь глянула в сторону моря. — Это прекрасно, и почему-то на душе немного тревожно.
Гримнир кивнул, вспомнив, как он сам впервые увидал море. Случилось это в далеком детстве. Он усмехнулся — сладкие были времена…
— Не ты первая, не ты последняя, — откликнулся он. — Сколько их, людишек, впервые увидавших морскую ширь. Знаешь, мне приятно, что я оказался первым в твоей судьбе, кто показал тебе море. Хотя бы в этом первым. Вот она перед тобой, крыша дворца Эгира2.
— Да, Эгир могуч, его владения обширны. На верное, многие из тех, кто живет на побережье, часто поминают его имя.
— И не только поминают, но и приносят ему дары, а также его жене Ран. Но это не мешает Ран забавляться с людьми. Она забрасывает золотые сети, улавливает рыбаков и утаскивает их в свои коралловые пещеры.
— Надеюсь, меня она не утянет на дно, — вздохнула Песнь Крови. — Ты обещал показать мне снеккью, Гримнир. Я никогда не видала кораблей.
— Это место недалеко отсюда.
— Тогда в путь, не будем терять время. Дни, потраченные нами на дорогу, уходят попусту. Надеюсь, на острове оборотней мы не задержимся. Ты обещал, что мы быстро поладим с ними.
Гримнир ударил ногами лошадь и, ни слова не говоря, направил коня прочь от берега в сторону небольшой бухты, по берегам которой росли сосны. Подъехав ближе, Песнь Крови с удивлением отметила, что местами деревья стояли в самой воде. Сосны были как на подбор высокие, стволы ровные, без малейших изгибов, только на самой верхушке зеленели редкие кроны. Между ними там и тут виднелись вознесенные на сваях строения, а ближе к морю, где глубина увеличивалась, можно было различить плавные обводы и мачту длинной и узкой боевой снеккьи.
