Наталья Белкина - Наместник
— В том-то и дело, что все может решится не в пользу Гавра. Лютый Князь не такой уж и лютый на самом деле. Возможно он простит тебя, оставит тебе наместничество. Этого Гавр и боится. Боится, что займешь его трон. Потому и решил подчинить тебя себе. А потом он отправит тебя с глаз долой подальше, если вообще оставит в живых.
Я оцепенела и застыла. Будто какой-то камень лег мне на сердце, стало тяжело дышать. Я смотрела прямо перед собой, и все плыло перед глазами. Никогда я еще не ощущала себя такой букашкой, подопытной мухой, ничтожеством. Василиса, видя мое состояние, поспешила усугубить его еще больше:
— Пойми ты, — сказала она почти шепотом, — жестокий каменный идол тысячи лет жил с ледышкой вместо сердца. Будет и дальше жить. Ты ему — не помеха! Он лишь воспользуется твоей человеческой слабостью, твоими чувствами, управляясь с тобой, как кукловод с игрушкой.
— Хватит! — закричала я. — Перестань! Я все поняла, все! Не хочу больше ничего слышать!
— На всякий случай запомни еще кое-что. Если ты все же решишь отдаться ему, то знай, что лишишься не только невинности, но и силы. И еще: ты никогда не сможешь быть с другим мужчиной. Измена наместнику — это смерть. Подумай хорошо.
— Что же мне делать?!
— Я не знаю, Беатриче, — произнесла Василиса с сочувствием. — Я лишь хотела предупредить. Тебе придется самой искать выход, я теперь ничем не могу помочь тебе.
— Как ты поступила тогда давно?
— Мне было легче. Тогда я умела контролировать свои чувства. И вот что… — Она сделала паузу, давая понять, что меняет тему. — Я посоветовала бы тебе уходить с острова. К концу ночи здесь такое начнется! Матушка не сказала тебе, что тут будет происходить то, что вы люди называете свальным грехом? Тебе тут нечего делать.
— Спасибо, что предупредила, — сказала я ей, едва ли поняв тогда, о чем она толкует.
Больше я не в силах была что-то сказать ей. Я ощущала прилив невероятной обиды и великой злобы. Как же гадко оказаться дурой, которую ловко обвели вокруг пальца! Как больно разочаровываться в том, кого любишь! И последней надежды растаял и след…
Я сорвалась с места и, не взглянув даже на Василису, что было мочи бросилась к лодке, не рассчитала прыжок и по грудь погрузилась в воду. Но это меня не остановило: ни сырость, ни подступивший ночной холод не могли заглушить разгорающийся в груди гнев. Мне даже не пришло в голову воспользоваться пространственной дверью, да и мысли были слишком растрепаны для того, чтобы сосредоточиться на конкретном месте. Дорога была не близкая, но я помчалась бегом. Мне было не до усталости. В висках стучала одна мысль: ненавижу!
Я неслась, не видя дороги, не замечая препятствий. Влетев в сосновый бор, я не заметила под ногами коряги и, со всего маху растянувшись, разбила в кровь локоть и порвала рукав платья у плеча. Но, вскочив на ноги, я, наконец, опомнилась и остановилась, чтоб отдышаться и одуматься.
— Во-первых, успокойся, — сказала я себе. — Приведи в порядок мысли и чувства. Так и убиться можно.
Старый пенек подвернулся кстати. Я села на него и обхватила руками голову. Я думала, что похмелье уже прошло, но нет, ошиблась. Похмелье, вот оно сейчас. И дремучее вино тут ни при чем. Я дрожала от холода после нечаянного купания и не могла заставить себя подняться и идти дальше. Лишь через час или полтора, в течение которых я только и делала что, отжимая множество сырых юбок своего платья, ругала себя, Гавра и снова себя.
Небо посветлело к утру, моя одежда немного высохла, и я поднялась с пня. Теперь я пошла уже более спокойно, со злой сосредоточенностью отмеривая шаги. По пути я сочиняла гневную и обличающую речь. Но все получалось складно лишь до тех пор, пока я не увидела его замок. Все разумные мысли тут же дезертировали, на передовой остались лишь эмоции.
Ворота в крепость наместника были наглухо закрыты. Я забарабанила кулаками и каблуками в могучие кованые двери.
— Гавр! Выходи! — крикнула я, что было мочи. — Выходи, мерзавец!
По ту сторону забора ничего не произошло. Я вдруг заметила, что притихли утренние птицы, не шумел больше ветер, не скрипели деревья. Воцарилась полная тишина. Лишь мой голос эхом отдавался в лесу:
— Гавр! Появись или я не оставлю здесь камня на камне.
Внезапно ворота распахнулись, и я увидела его. Он был спокоен и слегка насмешлив.
— Что? — спросил он, подойдя ко мне и подняв на плечо мой оторванный рукав. — Очень спешила? На острове веселье, наверное, в самом разгаре, и тебе уже не терпится?
У меня не было сил ответить на это хамство, все слова захлебывались в горле из-за учащенного дыханья. Я просто замахнулась, чтоб ударить его по лицу, но он быстрой тигриной хваткой поймал мою руку у самой своей щеки и крепко сжал. У меня затрещали кости, и слезы выступили на глазах. Я тут же попыталась ударить его другой рукой, но лишь вскользь попала по плечу. Его лицо стало суровым. Он сдавил обе мои ладони, но я стала остервенело вырывать их. Он сжимал все крепче, и мне было все больнее. Наконец, мне удалось освободиться, но Гавр тут же обхватил меня, словно мощными тисками сдавив грудную клетку, и поднял вверх от земли.
— Успокойся, — жестко сказал он. — Успокойся или я тебя сейчас раздавлю.
Я перестала биться, потому что мне стало трудно дышать. Подождав, пока я совсем утихомирюсь, наместник опустил меня на землю.
— Я жду объяснений, — грозно молвил он.
— Я все знаю, — еле выговорила я, переводя дыханье.
— Что знаешь?
— Все. Мне Василиса рассказала.
На его лице читалось искреннее недоумение. Каков, изворотливый негодяй!
— Ты нарочно это сделал?
— Объясни толком, что я сделал?
Я задыхалась, и не только от нехватки воздуха, но и от возмущения, осознания своей беспомощности, обиды. Он добился того, чего хотел. Я по уши влюбилась в него. А он, при всей своей проницательности, до конца меня не понял. Решил, что я хочу отнять у него власть.
— Что сделал? Ты сделал меня несчастной, только и всего. Как бы я хотела никогда не попадать в этот мир и не встречать такого бесчувственного ветхозаветного кретина, как ты!
— И все же я не понимаю, чем заслужил подобные оскорбления, — возмутился Гавр.
— Мне ничего от тебя не нужно. И я не встану больше на твоем пути. Запомни это и не беспокойся за свой трон.
Я молча сняла кольцо с правой руки и подала ему.
— Пусть все будет, как будет. От тебя я никакой помощи не приму.
— Глупо не воспользоваться предложенным шансом, — сказал он.
— Пусть лучше будет глупо, чем горько, — ответила я.
— Что ж оставь его себе. Я подарков обратно не беру.
