Патриция МакКиллип - Наследница моря и огня
– Им был обещан мирный человек.
Меч, странно задрожав, стал собирать в узлы потоки света из окон. Арфист стоял под резким краем тени клинка с привычным спокойствием, которое, как внезапно показалось Рэдерле, обладало смыслом более зловещим, нежели что угодно, что она видела в себе или в Моргоне. Этот бесконечный миг был невыносим, и у нее вырвался негодующий возглас; ее тут же потянул к себе Дуак. Но она не могла пошевелиться. Резкий свет змейкой пробежал вниз по клинку. Меч упал и звонко ударился об пол, брызнув синими искрами. Рукоять, качнувшись разок-другой, замерла. Звезды были обращены к камню.
В зале не раздавалось ни звука, кроме прерывистого и тяжкого дыхания Моргона. Он стоял лицом к лицу с арфистом, сжимая у пояса кулаки. Арфист, изучая его взглядом, чуть шелохнулся. Внезапно краска вернулась на его лицо. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова запнулись о неумолимое молчание Моргона. Дет отступил на шаг, как бы что-то спрашивая. Затем склонил голову. Повернулся, сомкнув ладони в кулаки, как и Моргон, и зашагал быстро и бесшумно через неподвижное сборище королей прочь из зала.
Моргон слепо взирал на живых и мертвых. Его не разразившееся бурей смятение нависло над залом. Стоя близ Руда и Дуака, Рэдерле, которую эта угроза лишила способности двигаться, пыталась постичь, какое слово вернет мысли Моргона из глухих и черных каменных пещер, из тупика безжалостной истины, в который загнал его арфист. Он никого не узнавал и казался чужаком, опасным своей мощью. Но, пока она ждала, какой облик примет эта мощь, ей мало-помалу стало ясно, что та уже придала себе облик и что ей дано имя. Она произнесла его негромко, отчасти колеблясь, зная и не зная человека, которому оно принадлежало:
– Звездоносец.
Его взгляд устремился на нее. Безмолвие отхлынуло сквозь его пальцы, и они разжались. Он опять стал собой, и ее повлекло к нему через зал. Она слышала, как сзади заговорил было Руд, но голос его прервало хриплое сухое рыдание. Что-то пробормотал Дуак. Она встала перед Звездоносцем и прикосновением вырвала его из цепких воспоминаний. Она прошептала:
– Кому был обещан мирный человек?
Тогда он вздрогнул и подался к ней. Она обвила его руками, уперев череп ему в плечо, словно предостережение, чтобы никто не вмешивался.
– Детям…
Она почувствовала, как по ней пробегает благоговейная дрожь.
– Детям Властелинов Земли?
– Каменным детям в той черной пещере… – Он стиснул ее крепче. – Он предложил мне выбор. А я-то думал, будто он беззащитен. Мне следовало бы… Мне бы следовало помнить, какое гибельное оружие он способен выковать из слов.
– Кто он, этот арфист?
– Не знаю. Но знаю одно: я хочу назвать его по имени. – После этого он довольно долго хранил молчание, приникнув к ней лицом. Наконец пошевелился, сказав что-то, чего она не расслышала; она подалась немного назад. Он почувствовал лицом что-то костяное. Протянул руку и взял череп. Провел большим пальцем по краю глазницы, затем посмотрел на Рэдерле. Его голос, утомленный и грубый, зазвучал спокойней.
– Я следил за тобой в ту ночь на землях Халларда Черной Зари. Я был поблизости от тебя каждую ночь, когда ты ехала через Ан. Никто, живой или мертвый, не тронул бы тебя. Но тебе так и не понадобилась моя помощь.
– Я чувствовала твое присутствие, – прошептала она. – Но я думала… Я думала, что ты…
– Знаю.
– Ну, тогда… Тогда, как ты понимал то, что я пыталась сделать? – Ее голос зазвенел. – Ты решил, будто я стараюсь защитить Дета?
– Как раз это ты и делала.
Она безмолвно воззрилась на него, думая обо всем, что совершала в эти странные нескончаемые дни. И вот ее прорвало:
– Но ты все равно оставался со мной, чтобы меня защитить?
Он кивнул.
– Моргон, я сказала тебе, кто я. Ты мог убедиться, какую темную силу я в себе пробудила. И тебе известно ее происхождение. Тебе известно, что я в родстве с Меняющими Обличья, теми самыми, что пытались тебя убить, ты думал, будто я помогаю человеку, который тебя предал… Во имя Хела, почему ты мне доверял?
Его руки, обойдя череп вдоль золотой короны, с внезапной силой сомкнулись на древнем металле.
– Не знаю. Потому что выбрал доверие. Раз и навсегда. А ты целую вечность намерена носить с собой этот череп?
Она покачала головой, снова онемев, и протянула руку к черепу, чтобы вернуть его Фарру. Маленький многоугольный белый рисунок на ее ладони ярко заблестел на свету; рука Моргона стремительно упала ей на запястье.
– Что это?
Она воспротивилась искушению сомкнуть пальцы.
– Это появилось… Проступило, когда я в первый раз держала огонь. Я воспользовалась камешком с Равнины Королевских Уст, чтобы создать световое наваждение и сбить с толку имрисские военные корабли. Когда я была этим занята и глядела на камешек, я увидела человека, который его держит, как если бы заглядывала в чужую память. Я почти… Я была буквально на грани того, чтобы узнать, кто он. Затем я угадала присутствие у себя в мозгу одного из Меняющих Обличья, желавшего узнать его имя, – и связь разорвалась. Камешек утрачен, но… Его рисунок теперь выжжен у меня на руке.
Его рука расслабилась и легла, с любопытством и кротостью, на ее запястье. Она взглянула ему в лицо, и его страх оледенил ей сердце. Он опять обвил ее руками, все с той же кротостью – как если бы она могла ускользнуть от него, словно туман, и лишь слепая надежда способна удержать ее здесь.
Скрежет металла по камню заставил обоих обернуться. Дуак, подобравший с пола меч со звездами, с опаской спросил Моргона:
– Что это? Что у нее на руке?
Тот покачал головой:
– Не знаю. Знаю только, что целый год Гистеслухлом обыскивал мой разум, ища какие-то сведения, снова и снова возвращался к каждому мигу моей жизни, охотясь за одним определенным лицом, за одним именем. Возможно, рисунок как-то связан с этим.
– О чьем имени речь? – спросил Дуак.
Рэдерле, пораженная ужасом, уткнулась лицом в плечо Моргона.
– Он не потрудился мне сообщить.
– Если им нужен камешек, они могут найти его сами. – Рэдерле едва ворочала языком. Он не ответил на вопрос Дуака, но ответит ей позднее. – Никто… Ни один Меняющий Обличья ничего от меня не узнает. Камешек теперь на дне морском, там же, где корона Певена… – Внезапно она подняла голову и сказала Дуаку: – Полагаю, наш отец знал. О Высшем. И о… Вероятно, обо мне.
– Не стоит в этом сомневаться. – И он устало добавил: – Думаю, он родился всезнающим. Только вот не знает, как найти дорогу домой.
– А он в беде? – спросил Моргон. С минуту Дуак пялился на него в изумлении. Затем покачал головой:
– Я не… Нет, не думаю. Я этого не чувствую.