Макс Фрай - Вторая линия. Рассказы и истории разных лет
Все уже привыкли к тому, что в современном мире Пасху празднуют дважды: по григорианскому календарю и по юлианскому. Пасху, дата празднования которой исчисляется по юлианскому календарю, обычно называют православной, но это не совсем точно. Сегодня по юлианскому календарю живут только Русская, Иерусалимская, Грузинская и Сербская православные церкви, а также Афон. Финляндская православная церковь полностью перешла на григорианский календарь. Остальные православные Церкви празднуют Пасху и другие переходящие праздники по старому стилю, а Рождество и другие непереходящие праздники по новому.
В Великобритании Пасхальным актом 1928 года была предпринята попытка установить фиксированную дату Пасхи: первое воскресенье после второй субботы апреля. Однако данное постановление не вступило в силу. В 1997 году на саммите в Алеппо Всемирный совет церквей предложил зафиксировать день Пасхи в солнечном календаре (второе воскресенье апреля) либо утвердить единообразную Пасхалию для всего христианского мира, исходя из астрономических требований. Реформа была назначена на 2001 год, но не была принята всеми членами Совета.
Размах традиционных пасхальных народных гуляний связан с разговением после Великого поста — времени воздержания, когда все праздники, в том числе семейные, переносились на празднование Пасхи. Символами Пасхи становится все, что выражает обновление (пасхальные ручьи), свет (пасхальный огонь), жизнь (пасхальные куличи, яйца, зайцы, птицы). (По материалам Википедии.)
— Сейчас, — говорит, — сейчас, погоди, я только вот эту возьму и еще вооон ту достану…
В корзинке уже пять разноцветных деревянных птиц, но Фаина тянется за шестой, а я смиренно топчусь рядом, думаю: не забыть бы спички, за которыми мы, собственно, зашли в супермаркет. На секундочку, — конец цитаты.
— Зачем тебе столько?
Мы уже, слава богу, на улице. В моем кармане три коробка спичек. В пакете у Фаины дюжина деревянных птиц.
— Одну соседям с первого этажа на дверь повешу, — она принимается загибать пальцы. — Вторую отнесу в булочную, которая у нас внизу. Третью ювелирам из подвала. Четвертую девочке, у которой дверь напротив моей. Еще две соседям с третьего этажа. Это уже сколько? Шесть? Ну вот.
— А остальные?
— Остальные? — Фаина морщит лоб. Пытается сообразить, зачем столько нахапала. — Ннну… на всякий случай. Должен быть стратегический запас. Вдруг я почтальоншу завтра утром встречу? Или на такси буду сегодня ехать.
— Подаришь таксисту?
— Может быть. Если он мне понравится. Или просто оставлю на заднем сиденье. Кто-нибудь потом найдет. А еще вдруг мы зайдем в кафе? Можно там спрятать на вешалке под пальто, или просто на блюдце положить, вместе с чаевыми.
— А в чем смысл?
— Ни в чем, — удивленно говорит Фаина. — А нужен какой-то смысл? Просто мне нравятся эти птицы. И здешний обычай украшать ими окна, двери и сады на Пасху. По всей остальной Европе зайцы и цыплята скачут; православные, по-моему, вообще без фауны обходятся, строгие они. А у нас в Литве дурацкие деревянные птицы. Везде, даже в супермаркетах. Товар первой необходимости, а как же. Такие прекрасные.
— Мне и в голову не приходило, что ты празднуешь Пасху, — говорю.
— Я? Конечно нет. Но они празднуют.
— Кто «они»?
— Мои соседи. И тетки из булочной. И ювелиры. И почтальонша. И, наверное, таксист, хотя тут, конечно, не угадаешь.
Фаина хмурится каким-то своим мыслям, но миг спустя сизые виленские сумерки снова озаряются ее безмятежной улыбкой.
— Понимаешь, — говорит она, — я же их всех не очень-то люблю. Ну как — люблю, не люблю… Просто думаю, что они все дураки. Я, конечно, тоже, но… в какую-то другую сторону. Вот, точно, мы все дураки, но глупости у нас разные, поэтому между нами пропасть. Та самая, куда вечно норовит свалиться Шут из колоды Таро. И только оказавшись на дне, мы найдем общий язык. Да и то не факт. А пока ходим по краю, точно ничего не получится, можно и не стараться. Но и без общего языка иногда получается как-то радовать друг друга. По крайней мере, надо пробовать. Это еще не любовь, конечно. Но шаг в правильном направлении. А поскольку я, по большому счету, такая же злая дура, как все остальные, вспоминаю об этом только время от времени. Например, перед Пасхой. За календарем я не особо слежу, но это и не нужно. Все равно в один прекрасный день прихожу в магазин — вот, скажем, как сегодня, за спичками — а там лотки с деревянными птицами у входа. И наборы крашеных яиц для особо ленивых христиан. И фабричные куличи в коробках. Я один раз купила, попробовала — полная фигня. С домашними не сравнить. Я в этом смысле балованная, у нас дома всегда пекли куличи на Пасху — при том что в церковь даже бабушка не ходила, пока была жива. Однажды, когда мне было лет семь, или восемь, я спросила: как же так, зачем все это, если в книжках написано, что Бога нет? А папа, помню, ужасно удивился — при чем тут Бог? Ему, похоже, даже в голову не приходило, что наши куличи хоть каким-то боком связаны с Богом. То есть, теоретически, он, конечно, все про Пасху знал, просто никогда специально об этом не думал… Ой, смотри!
Внезапно отвлекшись, Фаина толкает меня локтем в бок и бурно машет руками, требуя, чтобы я поглядел — судя по ее жестикуляции, во все стороны сразу. Верчу головой — что случилось? А вот что: из кафе «Рене» вынесли на улицу столики, постелили скатерти из плотной белой бумаги и поставили стаканы с карандашами для желающих рисовать в ожидании заказа. А еще вазы с нарциссами и пепельницы. Это значит, пришла весна, окончательно и бесповоротно, плевать, что на термометре всего плюс шесть, владельцы кафе ошибаются в этом вопросе реже, чем перелетные птицы.
— Они всегда первые, — говорит Фаина. — Такие молодцы. Ну да, кто попало в честь Магрита[21] кафе не назовет… А что кофе у них фиговый, это не беда. На улице все равно будет вкусно, и с вот этим ощущением, когда берешь горячую чашку холодными руками, ничего не сравнится… О чем я только что говорила?
— О куличах. И о Боге, к которому они не имеют отношения с точки зрения твоего папы.
— А, ну да. У нас это была просто домашняя традиция, не имеющая никакого отношения к религии: разноцветные яйца и куличи на Пасху. Символ того, что с нами все в порядке, не хуже, чем у людей — как шампанское и оливье на Новый год, как бабам-цветы на восьмое-марта, как этот их жуткий праздничный холодец во все времена.
— Два капучино, пожалуйста, — говорю я выпорхнувшему из кафе небесному созданию в белой крахмальной блузе и черном котелке, точно таком же, как изображенный на вывеске. — И… о, что я вижу! У вас есть crème de cassis.[22] А ну давайте его сюда.
