Роберт Асприн - Мир воров. История таверны «Распутный Единорог». Тени Санктуария. Сезон штормов
Пока они шли к выходу, в комнате стали появляться другие фигуры. Культяпка разглядел мелькающий силуэт Маркмора.
В фойе Эмоли вручила золото своему евнуху.
— Давайте вернемся в Лабиринт, — сказала она. — Это место опасно.
Культяпка отправил кока-пирата домой, а сам провел остаток ночи, занимаясь привычным бизнесом, отпуская вино и кррф, торгуясь из-за каждой монеты. Он сам принял разумную долю кррф — местный сорт — чтобы оставаться начеку. Но ничего сверхъестественного не произошло, и ничего более волнующего, чем выбивание глаза одному из посетителей во время спора, возникшего при игре в кости. Ему пришлось перешагнуть через отдавшего богу душу бывшего клиента, когда он вышел на рассвете, чтобы запереть таверну. По крайней мере, у бедолаги хватило приличия помереть снаружи, так что никакой отчет писать не надо.
Одной из причин, по которой он любил работать в ночные смены, часто несущие смерть, был интересный городская пейзаж, который можно было лицезреть на следующий день в Санктуария ранним утром. Солнце к тому времени уже палит беспощадно, скорее обнажая все окружающее уродство, нежели скрывая его. Сточные канавы полны помоев и экскрементов. Немногочисленные изможденные ночным пиршеством гуляки бредут, слегка пошатываясь, небольшими группками или, находясь в полубессознательном состоянии, блюют, ожидая первых признаков просветления, чтобы здесь же и заснуть. Собаки, роющие носами остатки вечерней кормежки — разлагающейся, гнилой, грязной мертвечины. Он находил мрачное удовольствие во всем этом. Двойное удовольствие этим утром благодаря тому, что слегка переборщил на этот раз с кррф, от которого у него внутри все пело смертельную песню.
Он чуть было не пошел на восток, чтобы проверить Мизраита. «БУДЬ ОСТОРОЖЕН В ТЕЧЕНИЕ БЛИЖАЙШИХ НЕСКОЛЬКИХ ЧАСОВ» — это могло означать, что его связь с Мизраитом делала его каким-то образом уязвимым в роковой схватке с Маркмором за Марипа. Однако он должен был возвращаться в поместье: чтобы очистить от костей кормушки собак и вновь стать Ластелом для полуденной встречи.
Одна из шлюх находилась в приемной «Сада Лилий» и одарила его вульгарной улыбкой, а затем, узнав, опять завалилась спать. Он прошел через бархатные занавески туда, где сидел, прислонившись к стене, евнух с палашом на коленях.
Тот не встал.
— Какие проблемы, Культяпка?
— Никаких. И никакого кррф также, — он с усилием отодвинул в сторону массивный болт на двери, ведущей в тоннель. — Все, что я знаю, борьба все еще продолжается. Если бы Мизраит потерпел поражение, я бы уже знал об этом.
— Или, если бы победил, — добавил евнух.
— Возможно. Я свяжусь с твоей хозяйкой, если у меня будет что-нибудь для нее.
Культяпка зажег лампу, стоящую у входа в тоннель, и захлопнул за собой дверь.
Прежде чем спуститься до конца вниз по лестнице, он понял, что что-то здесь было не так. Слишком много света. Он прикручивал фитиль лампы по мере продвижения вниз; воздух слегка светился. В конце ступенек он поставил на пол лампу, вынул из ножен меч и подождал.
Свечение сгустилось и перешло в неясный образ Мизраита. Он прошептал:
— Ты, наконец-то, в темноте, Ластел. Культяпка. Слушай: я могу вскоре умереть. Чары, охраняющие тебя, я передал Стефабу, и они все еще в силе. Плати ему, как ты платил мне… — он колыхнулся, исчез, затем появился вновь. — Твой кррф здесь, в тоннеле. Он стоил настолько дорого, что ты даже не сможешь представить себе.
Опять темнота.
Культяпка подождал в темноте и тишине несколько минут (пятьдесят ступенек до света наверху), прежде чем опять зажечь лампу. Блок кррф лежал у его ног. Он спрятал его под мышкой и продолжил свой путь вдоль тоннеля, держа меч в правой руке. Не то чтобы сталь могла помочь против колдуна, если уж ему пришел конец. Но оставаться с голыми руками было еще хуже.
Тоннель образовывал зигзаги через каждые пятьдесят шагов, или около того, при этом ограничивая линию обзора на поворотах. Культяпка миновал три из них, и на четвертом ему показалось, что он увидел свет. Он остановился, притушил лампу и прислушался. Никаких шагов. Он положил на землю кррф и лампу, взял в левую руку кинжал и бросился к свету. Он не должен быть магического происхождения: раза три он заставал в тоннеле лазутчиков. Требуха, оставшаяся от них, была разбросана там и сям, добавляя зловоние плесени.
На этот раз никакого чужака. Он выглянул из-за угла и увидел Ластела, самого себя, с мечом на изготовку.
— Назад пути нет, — произнесло его измененное эго. — Только один из нас покинет этот тоннель.
Культяпка медленно поднял меч. — Подожди… Если ты убьешь меня, ты умрешь навсегда. Если я убью тебя, будет то же самое. Это западня колдуна.
— Нет, Мизраит мертв.
— Его сын удерживает под контролем наши чары.
Ластел двинулся вперед крабообразной, дуэлянтской походкой.
— Тогда как я оказался здесь?
Культяпка напряг свои ограниченные познания логики колдовства. Инстинкт заставил его выйти вперед, принять стойку; кинжал в левой руке, готовый парировать удар сбоку или блокировать его сверху, такой же твердый благодаря кррф, как и его собственный. Кррф пропел приговор и поднял его боевой дух.
Это было все равно что сражаться с собственным изображением в зеркале. Каждая атака влекла за собой немедленную защиту, ремиз, защита, ремиз, защита, вновь ремиз, круговая защита. В течение нескольких минут они вихрем кружились в осторожном танце, два огромных, жеманничающих близнеца; звон мечей эхом разносился по тоннелю.
Культяпка знал, что он должен сделать что-то необычное, непредсказуемое; он сделал выпад с переносом оружия, усиливая натиск справа.
Ластел знал, что он должен сделать что-то необычное, непредсказуемое; он сделал выпад с двойным переводом в темп, усилив натиск справа.
Клинки их разминулись.
Смертельный удар.
Культяпка увидел красный от крови клинок, торчащий из богатого парчового платья на спине у Ластела; он пытался закричать и харкнул кровью на плечо своего убийцы. Меч Ластела прошел сквозь его грудную клетку, сердце и легкое.
Они сжали друг друга в объятиях. Культяпка смотрел, как вытекала кровь из спины другого, и слышал, как капала его собственная кровь по мере того, как нарастала боль. Кинжал все еще оставался в его левом руке, он продолжал наносить им удары, но тщетно. Боль усиливалась. Второй мужчина делал то же самое. После третьего удара он увидел, как клинок поднялся и медленно упал, плавно выскользнув из его тела. С каждой секундой боль, казалось, усиливалась вдвое; с каждой секундой течение времени замедляло свой темп вдвое. Даже течение крови замедлилось, словно тягучее масло, которое медленно течет в грязной воде, когда ее выльют. А теперь кровь совсем остановилась, толстый алый рубец засох между его кинжалом и спиной Ластела — его собственной спиной — и, поскольку боль распространилась по всему телу и усилилась, сжигая его до мозга костей, он понял, что будет смотреть на это вечно. На мгновение перед ним промелькнули образы двух колдунов, они ухмылялись.
