Мария Гинзбург - Лес великого страха
– Доставай! – приказал Искандер.
Движение плеч – Крон хотел пренебрежительно пожать ими, и вложил в это простенькое действие слишком большое усилие. Мага качнуло, но он успел упереться рукой в стол. Второй рукой он расстегнул пояс и вытащил из штанов…
А сейчас он у тебя совсем другой…
Зависит от того, чем трогаешь…
Крон выпрямился, смахнул со стола крошки и ошметки капусты и пристроил член на жирных досках.
Владислав перегнулся через стол. Искандер и хирург наклонились почти одновременно, чуть не стукнувшись лбами. Крон смотрел вниз, на черную и седую голову. К горлу подступила дурнота. Маг закрыл глаза.
– Как все запущено, – пробормотал Владислав. – У вас были травмы фаллоса? Повреждение пещеристых тел привело к деформации… И, видимо, врожденная недостаточность соединительной ткани… У вас плоскостопия нет? А с сердцем все в порядке?
Крон неопределенно кивнул.
– Я не понимаю, Крон с вами уже так давно, – заметил Владислав Искандеру. – Что же вы мне раньше не сказали?
– Мне больше нечего делать, кроме как его хуй рассматривать! Сначала экены словно взбесились, потом сидхи – дай им волю, в Старгороде-на-Нудае уже говорили бы на тэлерине, а теперь вот сюрки! Да ты и сам все знаешь! – огрызнулся император. – А ты, Крон, чего ушами хлопал? Почему сам к Владиславу не подошел?
– Не болит, – произнес Крон. – Ну, кривой… Где ты прямые, как по линейке, видел?
Медик покачал головой.
– У тебя фимоз четвертой степени и похоже, начинается баланопостит. Уздечка или была короткая изначально, или же вследствие травмы… Это абсолютные показания для обрезания…
– Ты на мандречи можешь? – перебил его Искандер. – А то знаю я вас, вам лишь бы резать. Пусть уж болтается, хоть и нерабочий.
– Вы не понимаете, ваше величество. Вот, смотрите. Крайняя плоть приросла к головке, вот здесь…
Короткое, легкое, почти нежное касание.
– И вот здесь… И теперь там скапливается гной…
Снова касание, на этот раз болезненное.
– Осторожнее руками, Влад, – пробормотал маг.
Где-то далеко, в иной реальности, играет труба. Общий сбор… а нет, обед. Солдат должен быть сыт. Фуражирские команды работают исправно, Крон сам отбирал ребят, да и здесь, в этом заповедном лесу, полно зверья, никогда не слыхавшего охотничьего рога. Бери хоть голыми руками. Вот только хлеба не хватает, но завтра должны подвезти…
– Ты моего мальца не трогай! – рявкнул Искандер.
– Я не трогаю, – испуганно, но за испугом кроется отвращение. – Я говорю, что если удалить крайнюю плоть, пройдут трудности с мочеиспусканием и член Крона будет, как вы выразились, рабочий. А если протянуть еще немного – придется удалять под корень. Фимоз приносит только неудобства в личной жизни; но баланопостит – это первый шаг к гангрене, Искандер.
Водка – великий напиток. Если бы я был трезв, сейчас здесь были уже два трупа. А так… Как будто и не обо мне говорят. Но стоит поддержать беседу, хотя из вежливости. Да и не дамся я на операцию… Вряд ли Влад изучал анатомию больших кошек, но в человеческой анатомии он собаку съел. Вон как терминами сыплет…
И он поймет, что я не мандречен. И даже не человек.
И тогда мне придется убить его.
А это было бы слишком большой потерей для Армии Мандры.
– Это можно вылечить? – язык почти не слушается, вместо слов получился не то хрип, не то лай. – Может, травку какую пожевать?
И ужас, хлестнувший Крона так, что маг почти протрезвел.
Вот так, раньше или позже, ты попадешься. Сейчас он спросит тебя, а какую травку ты жевал раньше, чтобы предотвратить воспаление…
Но Владислав ничего спрашивать не стал.
– Нет, – сказал он твердо. – Травкой теперь не отделаешься. Можно было предотвратить фимоз на ранних стадиях заболевания. Куда смотрела ваша мать? Ванночки из настоя ромашки, облепиховое масло очень помогли бы. Но теперь вылечить уже нельзя, можно только отрезать…
Мать…
Светлая шкура с темными подпалинами. Мягкая, густая шерсть. Кисточки на ушах и взгляд, добрый и усталый…
Затравленное рычание. Внизу, под деревом, люди. Они пахнут ненавистью и болью, которую хотят причинить. И чем-то пострашнее боли. Смертью. Хриплый, срывающийся голос: «Освободим нашу землю от проклятых выродков!».
Вашу землю? Когда это она была вашей?
Факел…
Я сейчас прыгну, а ты беги в другую сторону. Не оборачивайся!
Нет, мама, не надо, я…
Тело взвивается в воздух и обрушивается на орущих людей. Второе тельце, поменьше – в сторону. На соседнее дерево.
Держи тварюгу, уйдет…
Бег, безумный бег…
Ты не обернулся?
Я был послушным мальчиком, Энедика. Но это меня ни от чего не спасло…
И снова – запах перегара и кислой капусты.
– Ты мою мать не трогай.
Мой голос, удивительно, я думал, что смогу только рычать. Не забывай поддерживать оптические чары на лице и в особенности на глазах.
Кожа на скулах натягивается в улыбке. Жесткой, от которой стало больно лицевым мышцам и свело челюсть. Это была не улыбка – это был оскал, жуткий оскал загнанного в угол зверя.
Крон открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть запрокинутое лицо Владислава и отблеск собственной улыбки на этом морщинистом лице – ужас, невыразимый, животный ужас.
И запах, слабый, которого никогда не почувствует человек, но который погнал кровь в жилах мага в два раза быстрее. Запах страха.
О Водан, я же сейчас перегрызу ему горло…
Вот оно, раскрытое и беззащитное. Кадык трепыхается в нем, как пойманная в ловушку птица… Я люблю птичек… Они такие маленькие, теплые, мягкие… Аагррх… Расслабить челюсти. Открыть рот. Сказать что-нибудь…
Но Искандер опередил Крона:
– Режь!
Маг снова закрыл глаза.
– Но, Искандер, – пробормотал Владислав. – Нужна стерильность. Обезболивающее… Инструмент…
Что-то звякает, а вот и хорошо знакомый звук – водка плещется о стенки почти полной бутылки… Что-то холодное льется на…
Посмотреть, что они там делают, что ли?
Искандер посчитал, что двух бульков вполне хватит.
– Вот тебе стерильность, – сообщил он огорошенному хирургу.
– А это тебе обезболивающее, – сказал император и сунул в руку Крона бутыль, на треть еще полную водки.
Искандер оглянулся, взял со стола нож.
– А это – инструмент, – заключил он и вложил его в руку Владислава.
Размашистым движением император смахнул со стола тарелки и горшки.
