Максим Волосатый - Воины клевера
— Погибни, — жестом осадил нахала Шатун, прежде чем Ланья успел хоть что-то предпринять в отношении здоровья Демчи. И тут же повернулся обратно к Ирилу: — Извини, правда, извини, мы не хотели. — Он смешно сморщился и подергал себя за нос.
— Собственно, вот из-за этого у нас и не складывается контакт. Демчи молчунов терпеть не может, ему они слишком напыщенными кажутся, а ты словами жонглировать не умеешь. Да и не хочешь ломаться под всяких там нахалов. Так?
Ирил открыл рот, посидел немного и закрыл его. А Шатун… прав? Ланья поискал в выражении его лица издевку, не нашел и… расслабился. А правда, чего это он?
— И еще, — Шатун состроил умильную рожу, — ты случайно не подумал, что мы собрались за твоей Совой поухаживать?
Воздух неожиданно камнем встал в горле у Ланьи. Он побагровел.
— Ты это, выдыхай, выдыхай, — замахал руками Шатун.
Ирил от гаммы нахлынувших чувств не знал куда деваться. Ярость, стыд, растерянность…
— Ты правда это подумал? — неожиданно нормальным тоном спросил Демчи. Вся его ершистость куда-то делась.
Шатун развел руками:
— А я тебе говорил.
— Правда? — неверяще повторил Демчи.
— А что тут такого?! — не придумал ничего умнее Ланья.
— Да как тебе сказать, — поскреб затылок Демчи.
Ирил бы давным-давно психанул, но тон и выражение лица Демчи так не соответствовали его всегдашней ернической манере, что невольно задумаешься.
— Да как тебе сказать. В Улитарте разве что Кащей не знает, что к Сове ближе, чем на полметра, не подходи, иначе появится злой Ланья — и вот тогда всем крышка. И то потому, что Кащей, по-моему, — Демчи обменялся с Шатуном мгновенными улыбками, — вообще плохо представляет, чем женщина от мужчины отличается.
— Физиологически, — хохотнул Шатун. — В плане разума он уже давно все понял.
Приятели рассмеялись. Секундой позже к ним чуть не против воли присоединился и сам Ирил. У него уже имелся опыт общения с Кащеем. Вернее, его творческой ипостасью, для которой физиологии и вправду не существовало. Тахор ограничился короткой усмешкой.
Жизнь… налаживалась? Откуда-то сбоку вывернулся давешний официант, на подносе которого покачивались четыре кружки пива. Четыре? Ланья покосился на Тахора, тот сделал вид, что ничего не замечает. Тем временем Шатун с благодарным кивком подхватил одну из кружек и поднялся.
— Разрешите представиться, — с улыбкой посмотрел он на Ирила, — Егор Дятьковский, в миру Шатун, Земля, Россия.
— Э-э-э, — только и выдавил Ланья.
— А это, — Шатун повернулся к сидящему приятелю, — Демчи.
Он запнулся:
— Просто Демчи.
— Демчи Сырнава, — набычился тот.
— Вот я и говорю: сыр снова. Пестик, Такатак.
— Ирил Ланья, — принял новые правила игры Ирил. Оказалось, это лаже забавно. — Пестик, Хайар.
— Хайар? — удивился Демчи. — Эк тебя занесло. — Он посмотрел на Шатуна и показал тому язык. — А нас теперь больше, вот тебе.
— Зато я умнее, — подбоченился Шатун.
Ирил только и успел подивиться этому «нас», как за столом неожиданно стало тесно.
— Я знал, что вы друг друга полюбите.
Гемар Тооргандо плюхнулся за стол между Шатуном и Демчи, подвинув обоих. Вообще-то, удобнее ему было упасть рядом с Тахором, но он не рискнул.
— Да?
— Да?
Ланья с Демчи отреагировали одновременно. Переглянулись и рассмеялись.
— Вот, — поднял палец Тооргандо, — и я про это. Пива! — громогласно оповестил он окружающих о своих потребностях. Каким-то чудом пиво появилось чуть ли не мгновенно.
— Соратники должны друг друга любить, — возвестил он, поднимая кружку.
— Соратники? — И опять Ирил с Демчи подали голос одновременно.
— Конечно, — Тооргандо поставил ополовиненную кружку на стол и хитро улыбнулся. — Вам ведь вместе драться.
Глава 16
Гулкие шаги постепенно затихали, терялись в сумраке комнаты. Ириглемм Тагаррит обожал это место. Искусство акустиков по мере продвижения превращало звук шагов из гулкого боя колокола в шелест песка. Без единого заклинания, исключительно мастерством рук глеммы создали это помещение. Таких сюрпризов в Резиденции было не счесть. Каждое по праву имело право именоваться чудом всех миров, но Тагаррит любил именно эту комнату. Возможно, потому, что давнымдавно именно здесь он получил право именоваться «ири», высшая награда, которую может получить глемм. Сколько времени прошло, а память осталась. Именно здесь под шепот песка шагов торглемма Тагаррита и начался речитатив награждения, превращения, произведения. Триумф гордости. Танатоглемм оповещал весь свой народ, и каждый слышал его, о том, что в Мире Скал появился еще один ири. Но об этом воспоминании Тагаррит и сам думал редко, и другим никогда не говорил. Здесь, в Зале Песка, все чувства и мысли уходили на второй план. Здесь, в Зале Песка принимал подданных Танатоглемм, правитель, которому подвластно все живое в Мире Скал и Ветра. Этот лепесток Клевера склонялся к его ногам, и во всех Мирах Разумных только двое могли равняться могуществом с ним. Но Владыка Вод и Зелени и Су-Шаман Торквилла почти никогда не выбирались из своих миров, равно как и Танатоглемм. Они и виделись вживую всего три раза. На торжествах вхождения во власть самого Та-натоглемма, инициации Су-Шамана и подписании Договора Умиротворения Огненного Лепестка. Владыка Зеленого Лепестка первым из всех взошел на престол и, по протоколу Миров Клевера, считался старшим. Пиетета в отношении к нему это, правда, не добавляло. На всех ментовстречах каждый из владык держался максимально независимо и гордо. Давние обиды не тускнели и через несколько тысяч лет. Аталь не простили глеммам суверенитета, а наглые торки, мечом и кровью (мечом своим, а кровью врагов) доказавшие свою власть над Синим Лепестком, вообще, по мнению двух Старших Рас, не были достойны уважения как выскочки и варвары. О том, что в мирах Клевера они все, по сути, являлись незваными гостями, как-то не вспоминалось. Еще бы вспоминалось — так можно договориться до того, что гордое звание «Первые», которые аталь использовали почти во всех официальных титулах, придется отдать людям. А какие они «первые» — недоделки, с одним лепестком разобраться не могут. Про Братство Магов Земли в Пестике опять же вспоминать не принято. Тут разговор особый.
— Тано, — называть так повелителя — привилегия ири, — я пришел на зов.
— Еще бы ты не пришел, — хмыкнул Владыка, — я тоже рад тебя видеть.
Со стороны могло показаться, что Владыка пребывает в игривом настроении, но Тагаррит знал, такие прорывы в самообладании Таиатоглемм допускает очень редко и только с приближенными ири.
