Робин Маккинли - Корона Героев
Громадный кусок утеса отвалился, и внутри Аэрин увидела уходящую винтом вглубь черной горы лестницу, красную в свете факелов. Ее войско обернулось к ней, тяжело дыша, из множества пастей капала темная пена, и многие лапы кровоточили от ссадин. Талат посерел от пота. С венком в руках и безжизненно хлопающим по боку Гонтураном, Аэрин осторожно перебралась через каменную осыпь, прошла сквозь ряды своего войска — многие легонько касались ее носами, когда она проходила мимо, — и поставила ногу на первую ступеньку.
19
Лестница уходила все выше и выше длинной пологой спиралью, и Аэрин шагала, поворачивая и поворачивая, пока ей не стало казаться, что она лезет вверх по небесному колодцу, чтобы с последней ступени шагнуть прямо на холодную поверхность луны и глянуть вниз, из далекого далека, на зеленую землю. Еще некоторое время она слышала своих друзей, беспокойно ждавших ее у подножия лестницы, однажды даже различила еле уловимое ржание, но и все. Никто не пытался следовать за ней. А потом не осталось ничего, кроме ее собственных негромких шагов и время от времени — бормотания умирающего пламени. Ноги болели от подъема, спина — от напряжения, шея — оттого, что она держала голову чуть запрокинутой, глядя на бесконечную лестницу, а душа болела от мыслей, которые Аэрин тщательно от себя гнала.
Дневной свет давно исчез, ушел вместе с последними отзвуками голосов ее зверей. Только красное марево в глазах. Краем глаза она различала зияющие черные двери; куда они вели — и думать не хотелось, не то что повернуться и заглянуть. Порой негромкий звук ее шагов отдавался странным эхом там, где двери стояли распахнутыми. Тишина давила. Воздух становился все тяжелее с каждым шагом вверх. Она узнала эту тяжесть, хотя никогда прежде не ощущала ее таким образом: зло. Дыхание Маура смердело злом, а слова его оставили следы зла в ее душе. Но с Мауром она сражалась на земле и под открытым небом, а не в бесконечной, темной, лишенной воздуха башне. Аэрин упорно шла вперед, с каждым шагом чувствуя, как сотрясаются от ударов об пол кости ног, как трутся о коленные чашечки сухожилия, как извиваются и сокращаются натруженные бедренные мышцы. Правая лодыжка начала болеть.
Она по-прежнему несла венок из сарки и при мысли о Мауре вспомнила о красном камне, вынутом из его пепла, — он ведь и сейчас при ней. Аэрин обдало ледяным ужасом при мысли, не несет ли она собственную погибель в логово Агсдеда, но она сунула руку за пазуху и вытащила мягкий мешочек, где лежал камень. Когда она вытряхнула его на ладонь из кошелька, камень на ощупь оказался горячим и стал словно бы извиваться у нее в пальцах. Аэрин едва не выронила его, но подумала о пауках и листьях сарки и удержала. Потом стряхнула его обратно в мешочек и стиснула в ладони.
Она продолжала подъем, но уже не чувствовала себя одинокой. Зло сопровождало ее. Красное зло светилось в ее глазах, ехало на плечах, наступало на пятки, поджидало в темных дверных проемах, куда она не смела заглянуть, осыпалось пеплом и поднималось дымом от факелов. Зло было повсюду вокруг и наблюдало за ней, безглазое, следило, когда же она первый раз споткнется. А ступеньки все не кончались, и усталые ноги все несли ее вверх. Аэрин гадала, сколько дней она уже карабкается и разбежалось ли уже ее войско, и беспокоилась о нерасседланном Талате. Следовало снять с него все снаряжение, прежде чем лезть в темную башню.
Красный свет пульсировал в такт биению ее сердца. Аэрин тяжело дышала в ритме, заданном его колебаниями. Глаза заливал жгучий красный пот. Появился и новый повод для беспокойства: там, где она, потянув за шнурок, на котором висел кошелек с драконьим камнем, коснулась нежной кожи шеи липкими от сарки пальцами, возникло жжение. Но эта боль не имела ничего общего с башней. Она пульсировала злобно и самостоятельно, и Аэрин отстранение подумала: «Как это похоже на меня — идя навстречу неведомой и жуткой судьбе, подцепить сыпь». Но давление зла от этого слегка уменьшилось — не очень заметно, просто она продолжила свой тяжкий путь с чуть более легким сердцем. Аэрин машинально потянула край воротника и приложила его к сыпи от сарки, но это совсем не помогло.
Вверх. И вверх. Болело все. Уже стерлось различие между судорогами в ногах и головной болью. Только сыпь от сарки между ключиц сохраняла индивидуальность и все усиливалась. Вверх. Она поднималась вечность и будет подниматься еще вечность. Она станет новым божеством — Богом, Карабкающимся Вверх. А что? Есть же, например, Бог, Которого Нет (более известный как Бог, Который Следует За, или Бог, Который Идет Перед), божество полуденной тени. Сыпь к тому же начала чесаться, и Аэрин пришлось сжать испачканные соком пальцы в кулаки, чтоб не скрести слишком чувствительную кожу на шее и груди. А подъем все продолжался. Жар красного камня теперь обжигал ладонь даже сквозь мешочек, а пересохшие листья сарки кололи пальцы другой руки.
Когда она добралась до вершины, то просто не поверила и остолбенела, тупо глядя в черный коридор перед собой, открывавшийся за таким же черным дверным проемом, как и все другие, которые она миновала во время бесконечного подъема по спирали. Но здесь лестница кончилась, и теперь надо переступить порог или повернуть вспять и отправиться в обратный путь. В коридоре факелов не было. Последний потрескивал на дюжину ступеней ниже. Внезапно отбрасываемые им тени заметались, хотя сквозняка не было, — Аэрин поняла, что на ступенях за спиной что-то есть, и бросилась вперед, во тьму.
Она бежала — откуда только силы взялись? — и Гонтуран больно колотил по лодыжке, хотя ноги онемели от подъема. Коридор оказался очень коротким, чернота впереди обернулась дверьми, чью раму очерчивала тончайшая линия красного света. Аэрин резко остановилась в нескольких шагах от преграды, мышцы дрожали, колени подгибались. Казалось, еще немного — и она рухнет лицом прямо в дверь, и в таком-то виде тварь, которая поднимается по лестнице, ее и сцапает.
Аэрин вжалась спиной в угол между створкой двери и стеной. В горле свистело. «Спасибо Люту, что вылечил меня на совесть», — подумала она, чувствуя, как густой воздух проникает в грудную клетку, выталкивается обратно и сменяется новой порцией. От тяжелого дыхания сыпь на груди вспыхнула с новым воодушевлением, Аэрин невольно задышала мельче и быстрее.
Лют. Аэрин не думала о нем, не произносила его имени в самых потаенных, самых личных уголках души, с тех пор как покинула его. Она обещала вернуться к нему. И теперь, стоило вспомнить о нем, дышать стало легче. Даже злой воздух, казалось, стал не таким противным на вкус. Лют. Она взглянула назад по коридору, но оттуда ничего не надвигалось. Возможно, это Ничто, подумалось ей. Возможно, именно оно следует за ней. Аэрин взглянула на свои руки. Даже если двери можно открыть, просто толкнув или потянув, для этого нужно освободить хотя бы одну руку. Она опустилась на колени, отпихнув ногой острие Гонтурана в сторону. Меч уперся в угол и больно ткнул ее под мышку навершием рукояти. Аэрин положила спрятанный камень и зеленый венок на пол, затем медленно перевернула кожаный мешочек. Горячий красный камень выкатился из него, пылая внутренним огнем, и длинные красные языки этого света зазмеились по полу и стенам коридора. У Аэрин закружилась голова. Она расковыряла венок, сделала небольшое углубление в переплетенных черешках, торопливо подобрала камень, попытавшийся обжечь ей пальцы, и уронила его туда. Камень засвистел и зашипел, но сарка стиснула его, и красный свет сделался не таким ярким. Аэрин прикрыла камень листьями, встряхнула венок, дабы убедиться, что камень не вывалится, и поднялась.
