Татьяна Засецкая - Вольный Ветер
— Ну и погодка! — процедила сквозь зубы. Уже сбегая по ступенькам, услышала ответный смешок тёмного эльфа.
А я уж и забыла, что такое его подначки!
Думаю, в ближайшее время ты вдоволь насладишься этим!
Знаешь, я тоже так думаю!
Оседлав коней, мы выехали из города. У ворот возникла маленькая заминка из-за какой-то больно гружёной телеги. Я подъехала к Лиодору, который нетерпеливо постукивал по луке седла пальцами, затянутыми в коричневую кожу перчаток.
— Лиодор, куда едем?
Мужчина хмуро глянул на меня, потом на телегу.
— В Эвергард, — хмуро ответил он.
— Раньше ты был более терпеливым, — усмехнулась я.
— А ты наоборот, более несдержанной, — в таком же тоне ответил он, лукаво глядя на меня. — Сразу видно, повзрослела.
— Это точно, — улыбнулась я и отвела коня.
Через полчаса мы всё же выехали из города и пустились галопом по довольно пустынному тракту.
— Хорошо, — блаженно протянула я, развалившись на плаще.
Мы остановились на ночлег под самый вечер. Уже все успели поесть, да и посуда была вымыта. Лиодор распределял дежурства. Остальные только кивали, не отрываясь от игры в карты. Играли все, кроме самого Лиодора да Ноя с Оверном. Эти двое картинно не замечали друг друга, сидели по разным концам полянки и источали просто волны презрения. Ну, Ной — это понятно. Он светлый. А вот что с Оверном? Расистом он никогда не был. Хотя…. Кто его знает? Может, и был. Что я, по сути, о нём знаю? Да ничего! Хорош друг!
— Вера, дежуришь после Ноя, — Лиодор навис надо мной. — Ты меня слышишь?
— Всё пучком, не парься! — вяло отмахнулась я.
— Что-то тебя развезло! — лукаво протянул он, глядя как я с кряхтением и скрипом старого комода привожу своё тело в сидячее положение и скрещиваю ноги.
— Да, давно по мне так не ездили, — посетовала я, потягиваясь всем телом.
— Ты вообще помнишь, с какой стороны за клинки то браться?
— Лиодор, — сладенько протянула я, — солнышко, — остальные члены команды подавились смешками. Ну, все кроме Ноя — по причине его выдержки; и кроме Оверна — по причине его привыкания к моим выкрутасам. — Это как верховая езда — не забывается.
— Да, ну? — ехидно протянул он, вздёргивая бровь.
— Ну да, — не сталась я в долгу, повторяя его движения.
Ндааа! Раньше я такого не могла себе позволить! А сейчас? Вот, пожалуйста, запросто подначиваю бывшего наставника. А ведь он старше меня раза в два. Хотя…. Вот, на другом конце поляны сидит наглядный пример. Оверн меня раз в двадцать старше. И ничего! И морду ему била, и шпильки кидала, и издевалась как, могла, и оскорбляла….
Ну-ну, продолжай!
Тьфу ты! Противный! Я, может, о вечном….
Ты — овечка? Да не смешите мои подковы! Ты демон!
Я белая и пушистая!
Ну, подумаешь! В пуху обвалялась! А когти, клыки и хвостик с рожками остались!
Зараза!
От заразы слышу!
Знаешь! Зараза к заразе не липнет! А ты ко мне пристал, как смола к сапогу!
И что?
Напрашивается определенный вывод!
Это какой же?
А ты сам догадайся!
Ну, вот! Я не зараза!
Знаешь что?
Что?
И в кого ты такой?
В маму с папой!
Всё! Ушла….
В себя!
Угу! Вернусь не скоро. Письма писать не буду! Поки!
Эй, ты куда? Ответь! Хватит в молчанку играть! Я же обижусь! Сильно! Уже обижаюсь! Обижаюсь! Всё! Я обиделся! Ну, поговорииии! Ну, пожалуйстаааа! Ууууууууу! Противная! Я ушёл! И пусть тебя советь замучает!
Ага, обязательно! В следующей жизни! Когда я буду кошкой, на-на на-на! Наверно!..
Противная!
Напевая себе под нос простую мелодию, я не заметила, как уснула.
…И снова одинокий старый дуб, только уже покрытый пушистым покрывалом снега. И снова маленькая девчонка в довольно лёгкой куртке. Только теперь она стоит, опёршись о грубую кору древнего дерева. Стоит и копает носком сапога довольно утоптанный снежный покров. Стоит, опустив голову и засунув руки в карманы шерстяных штанов. Сейчас она не выглядит маленькой пятилетней девочкой. Она выглядит взрослым человеком, несмотря на свою внешность. Она стоит, а колючий ветер треплет выбившиеся из-под большой шапки пряди светлых волос. Она стоит и ждёт, а в голове проносятся воспоминания этих двух месяцев.
Скирн сдержал своё слово. Он и вправду стал натаскивать её. И, как он говорил, она быстро училась. И она ему верила. Что-то ей подсказывало, что он ей не льстит, а говорит искренне.
Скирн….
Он стал таким родным за это время. Он стал ей старшим братом, которого у неё никогда не было. Заменил семью, которая отказалась от неё. Он, совершенно посторонний человек, принял её такой, какая она есть.
Вот такие, совершенно недетские мысли были у неё в голове. И именно из-за них она не заметила, как к старому дубу приблизилась ватага мальчишек. Таких же, как и она. Из детского приюта. Впереди всех шёл высокий парень лет пятнадцати. Их заводила. Авторитет. Плин, как называли его все. Компания была уже довольно близко, поэтому бежать было глупо — они старше и с лёгкостью догонят её. А может всё и обойдётся. И они просто пообзывают и постебаются над ней.
Вот, компания остановилась. Плин выступил вперёд и осмотрел девочку с ног до головы похабными глазами. Она непроизвольно поёжилась и постаралась ещё сильнее вжаться в кору старого дуба. Парень заметил это и зловеще усмехнулся.
— Смотрите, кто это здесь! — ещё шире ухмыльнулся он, обращаясь к притихшей компании за своей спиной.
Девчонка съёжилась и опасливо посмотрела на остальных. Те уже тоже расплывались погаными ухмылками в предчувствии очередного представления.
— Нелюдь, — протянул он, сузив глаза, в которых уже заплясал нехороший огонёк.
Девчонка, судорожно сглотнула и сжала губы. И тут же её глаза стали меняться. Радужка стала ещё больше и начала светиться, а зрачки вытянулись и превратились в тонкие щёлки. И эти глаза настолько дико смотрелись на лице маленькой девочки, что компания невольно отпрянула.
— Нелюдь, — прошипел Плин и сплюнул на снег. Потом он размял пальцы и сделал шаг в сторону застывшей маленькой фигурки.
Девчонка зажмурилась, пытаясь отгородиться от реальности, и приготовилась к боли. Но вместо неё откуда-то сбоку раздался гневный голос. Она неуверенно открыла глаза и повернула голову в сторону говорившего. И тут её сердце бухнулось в пятки. Там стоял Скирн и решительно смотрел на застывшего в недоумении парня. Тот не привык, что ему указывают. Он привык, что сам себе закон и сам себе судья. А тут какой-то мелкий паразит пытается ему противоречить.
— Что ты сказал? — переспросил Плин, поворачиваясь к мальчишке.
