Юлия Барановская - Мгла
Я ожидала, что братья и тут уступят мне, но те расхохотались — громко и обидно.
— Вира, никогда не говори о том, о чем не имеешь представления. — Наконец наставительно произнес Зак, зачем-то обнимая меня сзади, и кладя мне подбородок на плечо. И шепнул залившейся густой краской смущения мне: — Посмотри на их истинный облик.
Теплые пальцы коснулись моих век, и вновь вернулись на плечи, я же во все глаза смотрела на окружающих нас молодых и породистых, как мне казалось, лошадей, представших внезапно в совершенно ином свете.
У белой кобылки оказалась хромота, а у ярящегося, как пояснил торговец, жеребца, по правому переднему копыту бежала глубокая трещина. Некоторые из лучших лошадей были столь стары, что с трудом представлялись в шаге, что уж говорить о скачке? Другие были истощены болезнью или голодом. Ноги одних невероятно опухли в суставах, а у третьих гноились глаза. Вислые крупы и глубокие шрамы, больные ноги, искривленные какой-то хворью, отдышка…. На тех животных, что окружали нас, нельзя было взглянуть без слез. И даже я, никогда не любящая и даже боящаяся лошадей, почувствовала, как защипало глаза, и часто заморгала, опуская голову вниз. А когда подняла — наваждение исчезло.
Кругом, насколько хватало глаз, опять горячились прекрасные скакуны, ставшие украшением любой конюшни.
— Что… что это?.. — Пораженно прошептала я, разом забыв и о гневе за укрывательство юного карманника, и о том, что голова рыжего графа все так же покоится на моем плече. — Магия? Цыгане заколдовали лошадей?
О цыганах ходило много странных историй. Говорили, что они крадут и поедают детей, что ходят между мирами и могут проклясть человека, заговорив его волосы, ногти нити из одежды. Так говорили родители, объясняя, почему в дни, когда пестрые пятна табора оказывались на наших землях, ворота замка были подняты, а мы с…Элоизой оказывались заперты.
Над ухом тихо рассмеялся Зак, щекоча кожу теплым дыханием:
— Им не нужна магия, чтобы сотворить чудо, — все так же, не открывая глаз, прошептал он. — Как говаривали раньше: ловкость рук — и никакого мошенничества. Где-то покрасили, где-то воском потерли, а где-то и копыта глиной набили — и готова красавица — лошадь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Присмотрись внимательнее: хвалить хвалят, и про горячность рассказывают, а рассмотреть, как следует, не дают.
— Так…они все такие? — Прозрела я. — А как же тяжеловозы — лучшие — худшие?..
— Вокруг было слишком много дураков. — Просто, хотя и несколько непонятно изъяснился Зак, и продолжал, не только не разжимая рук, но и зачем-то зарываясь носом в переброшенную через плечо косу. — А хороших коней на всех не хватит. Тот, кто поумнее, тот у знакомых берет или на, как сейчас принято сейчас говорить, заводах — породистых, молодых и здоровых. А здесь краденных, необъезженных и хворых продают. Тут, тех, кого еще за приличных выдать можно. А у стены — совсем уж доходяг, которых сколько не крась, толку не будет…
— Зачем же мы пришли?.. — Изумилась я, ежась под неодобрительными взглядами обходящих нас людей. Только сейчас обратила я внимание на потрепанную одежду, усталые лица, да и общий, откровенно бедняцкий вид.
— Чтобы найти заводчиков, которые могут предложить что-то стоящее. Таких, как Лютый. Мужик простоватый и приземисто-хитрый одновременно, как и все деревенские, впрочем. Но свое дело знает. — Кратко отрекомендовал будущего продавца рыжий граф.
— А как мы его найдем?.. — Провожая взглядом крепкого, неопрятного старика, спросила я, извернувшись и бросая любопытный взгляд на улыбающегося графа. А тот неспешно подходил к лошади, зачем-то заглядывал ей в рот, трепал уши, щупал колени, многозначительно кивая каким-то своим мыслям.
— Он сам нас найдет. Ему уже передали, что мы его ищем — скоро подойдет. — Откликнулся Зак и рассмеялся: — Смотри-ка, на знатока. Из-за таких вот, подобные рынки и существуют. В рот заглядывает, о статях говорит, а купит развалюху.
— А что он здесь делает, твой Лютый? — Продолжала проявлять любопытство я. А Зак рассмеялся, вновь прикрывая желтые, словно майский мед глаза:
— Таких вот… лошадок продает. Хороших да благородных для господ держат, а кормиться надо каждый день. Опять же, и у Лютого больные и неказистые рождаются. В табун их не пускают — чтоб породу не портили, а до таких вот ярмарок держат да через цыган продают. Там целая система: один завлекает, трое мимо пройти не дают, еще пара хвалят и делают вид, что лошадь и им приглянулась. А хозяин вроде как, и не причем — стоит где-нибудь за углом и следит, чтоб золотишко не разворовали да втридорога не продали… — Весело открывал мне совершенно безумную, на мой взгляд, схему рыжий лорд, но был прерван низким басовитым голосом за нашими спинами:
— Ай, брешешь, господин, Лютый своих лошадок любит.
Примечания
1
Подводный колокол — примитивный инструмент, для погружения под воду, выполненный в форме бочки или колокола, позволяющий водолазу некоторое время находиться подводой.
2
Посланцы — светлые сущности, состоящие из первоматерии, оберегающие мир и являющиеся вершителями воли Старшего.
3
Довольно долго существующая, вполне реальная практика. Так, например, в истории деревенских скачек существует вполне правдивые истории, когда владелец чистокровного скакуна, — а на сельских скачках допускались лишь беспородные лошади — желая принять участие в этом мероприятии, не стриг своего питомца, ощипывал гриву и хвост, а потом и выкрашивал его шкуру в совершенно невообразимый цвет, желая скрыть благородное происхождение.
4
Согласно учению Гиппократа преобладание чёрной желчи делает человека грустным и боязливым — меланхоликом. Он называл это состояние «Заботой» и описывал так: «Забота, тяжкая болезнь. Больному кажется, что у него во внутренностях колет какой-то шип; его мучит тоска; он избегает света и людей; он любит мрак; на него нападает страх; когда к больному прикасаются, ему это причиняет боль; он пугается и видит страшные призраки, ужасные сны и иногда мертвецов».
5
В качестве лечения меланхолии применялись такие методы, как пускание крови, больных привязывали к вращающимся колесам или стульям, погружали в ледяную воду, удерживая под ней до первых признаков удушья, поили настоями из ядовитой белены, или жгли каленым железом.
6
