Кэтрин Куртц - Адепт
— Ого! — заметил он, любуясь игрой света в янтарном напитке. — Чистый ячменный?
— “Мак-Аллан”, — кивнул Адам. — Так вы хотели что-то спросить?
Перегрин сделал еще глоток и кивнул, покачивая стаканом.
— Вы сказали, ее личность разрушена — но разве личность Майкла Скотта, с которой мы имели дело, не является самостоятельной?
— Да, но не забывайте, что я сравнивал личности последующих воплощений с масками, — ответил Адам, слегка понизив голос: их беседа приобрела слишком специфический характер. — Дух есть воплощение непреходящего, бессмертного — того, что носит маску каждой последующей инкарнации. Однако чистый дух, если только он не достиг исключительного совершенства, не может общаться с людьми во плоти иначе как посредством данной ему маски — нынешней или одной из предыдущих. Я вынужден констатировать, что все маски, в которые воплощался когда-либо дух, ныне занимающий тело по имени Джиллиан Толбэт, разрушены — включая маску Майкла Скотта. До тех пор пока по меньшей мере эта маска не будет вновь собрана воедино, мы не сможем получить никакой новой информации о Майкле Скотте.
Глаза Перегрина за стеклами очков изумленно округлились.
— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы это исправить?
— В ближайшее время ничего, — вздохнул Адам. — Я предложил перевести Джиллиан ко мне в качестве моего личного пациента. Если ее родители решатся воспользоваться моими услугами, шансы на успех еще остаются. В противном случае…
Он пожал плечами и сделал большой глоток из своего стакана. Взгляд Перегрина посуровел.
— Те, кто в этом виноват, — произнес он, помолчав, — это те, кто раскопал могилу в аббатстве, так ведь? Те, кого я рисовал?
Адам угрюмо кивнул. Художник чуть подался вперед.
— Раз так, Адам, мы должны найти их, — прошептал он. — Такое никак нельзя простить!
Адам снова кивнул:
— Вот и я так считаю.
— Тогда, что нам делать дальше? — спросил Перегрин.
— Что касается сегодняшнего вечера — как следует пообедать и лечь спать пораньше. А завтра утром я предлагаю нанести визит в Шотландское географическое общество, правление которого — как бы нелогично это ни звучало — размещается здесь, в Лондоне.
Перегрин нахмурился:
— Вы думаете, у них найдутся документы, которых нет у Роули в Британском музее?
— У них собраны самые разные документы, — ответил Адам. — Во всяком случае, такие, из которых мы узнаем о древнем королевстве Росс все, что возможно на сегодняшний день.
Глава 15
Меньше чем через сутки на острове Скай, в замке, на протяжении семи веков служившем родовым гнездом клана Маклеодов, нынешний Маклеод как раз посвящал очередную группу туристов в славную историю клана. Сам Финли Маклеод не был главой клана, но гордился тем, что входил в число самых близких сподвижников главы — в старые времена его должность назвали бы ординарцем.
В наши дни ординарцы редко носят оружие — разве что в самых торжественных случаях, — однако Финли доводилось браться за оружие по приказу своего господина — это было в годы Второй мировой войны. До сих пор в его колене засел осколок немецкого снаряда, так что в сырую погоду ему приходилось ходить, опираясь на трость.
В последние годы Финли и его жена вышли на пенсию и работали теперь смотрителями замка, помогая по хозяйству во время приездов главы клана в свою резиденцию. На протяжении туристского сезона они также подрабатывали в качестве гидов, особенно ближе к осени, когда нанятые на лето сотрудники разъезжались по домам, а число посетителей редело. В этот день Маргарет сидела за стойкой при входе, а Финли находился в гостиной. Глава же пребывал в Америке, на одном из съездов шотландских кланов. Его ждали домой на следующей неделе.
Когда в гостиную начали заходить посетители из следующей группы, Финли перебрался на свое обычное место рядом с эркером и смахнул несуществующую пыль с крышки безендорфского рояля. В предыдущей группе большинство составляли японцы с дорогими фото— и видеокамерами, но с весьма зачаточными познаниями в английском. Вновь прибывшие представляли собой обычную смесь западноевропейцев, в основном англичан и шотландцев; впрочем, американцев тоже хватало.
Финли любил свою работу. Ему нравилось общаться с людьми, нравилось угадывать происхождение того или иного посетителя, особенно если это удавалось ему прежде, чем тот выдавал себя произношением. За несколько лет он научился, например, почти безошибочно отличать американцев по их одежде: те, что постарше, одевались в новенькие лондонские плащи с шарфами в клетку; молодые же предпочитали кроссовки, рюкзачки и стеганые куртки-пуховики.
Финли нравились американцы, даже несмотря на то, что некоторые из них были, по местным меркам, слишком шумны и бесцеремонны. Многие приезжали сюда в поисках своих корней — собственно, именно поэтому работающие в замке носили тот или иной предмет клановых цветов Маклеодов. Маргарет и две другие женщины, например, щеголяли сегодня яркими желто-черными бантами под названием “Громкий Маклеод”, приколотыми к плечу традиционными серебряными булавками с украшениями из дымчатого топаза или агата.
Сам Финли предпочитал зеленый тартан, известный как Маклеоды из Маклеодов. Он обратил внимание на то, что многие посетители из последней группы носят галстуки или шарфы этой расцветки. Стоило одному из них ожидающе посмотреть в его сторону, как Финли осторожно прокашлялся и заложил руки за спину, приготовившись к обычной процедуре.
— Добрый день, леди и джентльмены. От имени нашего вождя рад приветствовать вас в замке Данвеган. Мы с вами стоим сейчас в гостиной — одном из самых древних помещений замка. Глядя на отделку георгианской эпохи, в его возраст не очень чтобы верится, но стоит вам пройти вот в эту дверь и свернуть за угол, — он махнул рукой влево, — как вы сможете заглянуть в старую темницу-“бутылку”, а уж ее вряд ли отнесешь ко временам Георга. Не буду занимать ваше время байками про вещи, о которых вы и сами можете в путеводителе прочитать, но буду рад показать вам на самое, быть может, ценное сокровище клана Маклеодов, что в этой самой комнате и хранится: am Bratach Sith, Знамя Фейри.
Он ткнул пальцем в стену между двумя обращенными к морю окнами — и взгляды всех присутствующих тотчас обратились к висящей на ней старинной раме, впечатляющему изделию из позолоченного дерева, приблизительно трех футов в ширину и четырех в высоту.
Само знамя представляло собой полуистлевшую, пожелтевшую от времени паутину, на которой сохранились лоскутки коричневого и алого шитья. Чтобы предотвратить дальнейшее тление, знамя хранилось под стеклом на подкладке из серого холста. Рама занавешивалась тяжелыми портьерами темно-оранжевого цвета; еще одна полоса такой же ткани скрывала раздвигавший их механизм. Как праведный пресвитерианин, Финли был бы глубоко уязвлен одним лишь намеком на святотатство, хотя не находил совершенно ничего странного в том, что выставленный флаг весьма и весьма напоминал церковную святыню.
