Владимир Свержин - Корни огня
Ему не нравились спутники, совсем не нравились. Они любили убивать себе подобных и всякий раз получали от этого горячее наслаждение.
Охотнику такая дикость была чужда: убив на охоте дикого зверя, он непременно склонялся над ним, прося дух жертвы не таить обиду, объясняя, что лишь нужда заставила отнять его жизнь. В их селении любой мальчишка знал, что, если не сделать этого, дух зверя не оставит в покое своего убийцу. А уж в том, что самый ужасный зверь — это человек, следопыту сомневаться не приходилось.
Весь оставшийся путь он скакал молча и лишь ближе к вечеру выставил руку в предостерегающем жесте, проговорил тихо и осторожно:
— Уже близко. Он здесь.
— Впереди? — осведомился Мустафа.
— Да, почти не движется. Наверное, привал.
Страж мастера Элигия дал остальным команду спешиться. На его лице мелькнула хищная гримаса — место как нельзя лучше подходило для западни: высокий берег реки почти отвесной стеной обрывался в воду. Спуск имел в высоту без малого семь человеческих ростов, так что отсюда не уйти. Мустафа что-то приказал своим людям на родном языке. Те, стараясь двигаться как можно тише, выстроились линией, изогнули ее дутой и, сжимая петлю, начали тихо приближаться к месту стоянки.
Следопыт глянул им вслед, неодобрительно покачал головой и, прикрыв глаза, втянул носом далекий запах. Чтобы видеть, ему сейчас не нужно было зрение. Большой зверь вдруг очнулся от дремотного оцепенения и вскочил на ноги, готовый к бою. Загонщики двигались тихо — для воинов, так очень тихо. Но тщетно — зверь, казалось, слышал каждый их шаг. Охотник не спеша снял с луки седла притороченное копье, толстое, с широким наконечником, оснащенным развернутыми ушами рожна. С таким можно ходить и на медведя, не то что на человека.
Между тем воины приближались к зверю, предвкушая близкую победу. Охотник чуял острый аромат этого предвкушения, и еще один, густо смешанный с ним, очень знакомый — запах скорой гибели. И хотя время от времени забредавший в лесное селение монах, некогда крестивший его, утверждал, что «все в руке Господней» и невозможно унюхать приближение смерти, именно этот запах следопыт ощущал сейчас сильнее всех прочих. Охотник бесшумно скользнул в сгущающуюся тьму и точно растворился в ней.
Абарец вскинулся, будто острая игла вонзилась ему в бок, — враг был совсем рядом. Быстрее ящерицы он скользнул в кусты, успев прошипеть расположившейся у костерка девушке:
— Сиди тихо. Вздумаешь бежать — всажу кинжал между лопаток!
Еще несколько мгновений — и дурное предчувствие сменилось уверенностью. Он уже ясно различал крадущиеся шаги преследователей. Невольная ухмылка мелькнула на его лице — те самые трое битых из резиденции легата, с ними еще трое. Шестеро бойцов по его голову — это хорошо, значит, боятся.
Они двигались широкой дугой, не упуская из виду чуть заметное пламя костерка и человеческую фигуру рядом с ним. Абарец притаился, стараясь не дышать. «Замечательно идут. Ну, давайте, — твердил он про себя, будто уговаривая вожделенную жертву, — давайте же, чего вы ждете?! Подходите ближе, еще ближе!»
Обуревавшая его жажда крови стала почти нестерпимой. Он сжимал и разжимал пальцы на рукояти кинжала, и вот, наконец, спина крайнего из шестерки нападавших оказалась в полушаге от него.
Резко выдохнув, абарец взвился с места и по самую рукоять вогнал кинжал в затылок врага. Тот рухнул, не издав ни звука. В тот миг, когда другой преследователь повернулся на шум падения, абарец оказался совсем рядом, и острие кинжала рассекло гортань еще одного мавра.
Оставшиеся четверо, сообразив, что их атакуют, быстро перестроились. Казалось, сейчас козопасу ничего не стоило скрыться в темноте, но он стоял на месте, равнодушно наблюдая за передвижениями врага. Те окружали его, готовясь пустить в ход восточные мечи сейфы. Абарец же стоял как вкопанный, даже не касаясь висящего на поясе скрамасакса. Просто стоял, глядел и ухмылялся.
— Ну вот, вы все и здесь, — прошептал он, когда до каждого из врагов оставалось не более двух шагов. — Теперь вам от меня не уйти.
Мустафа заметил, как двинулось бедро абарца, и вовремя отпрянул. Лежавший в траве сучковатый посох точно по волшебству взвился с земли и, очутившись в руке беглеца, начал смертоносную пляску.
Удар — и окованное железом острие вонзилось в глазницу одного из мавров. Тот с воем рухнул наземь и, охватив ладонями голову, забился в корчах. Это не остановило атаки. Лезвия сейфов мелькали, точно молнии. Трое воинов горели страстью отомстить за унижения, растерзать врага, не желавшего сдаваться. Его доспех в нескольких местах уже был рассечен, кровь темными пятнами проступала на полированном железе, но, казалось, подобные мелочи его вовсе не тревожат.
Неуловимым движением козопас проскальзывал между воинами, ловя момент для решительного броска. Вот посох, свистнув, обрушился на затылок раненого, ломая ему шейные позвонки. Вот тяжелый удар под колени сбил еще одного мавра, и едва тот коснулся лопатками почвы — второй удар пробил ему кадык.
Воспользовавшись секундной заминкой, последний из людей Мустафы бросился на абарца, по-медвежьи стараясь облапить его. Не тут-то было: пастух стремительно извернулся, отточенная сталь клинка выскользнула из неказистого посоха и, легко развалив на части франкскую кольчугу, вспорола мавру живот. Несчастный вцепился омертвевшими пальцами в свисавший клок вражеского доспеха и, своим весом разрывая железные кольца, рухнул к ногам противника.
Но именно в это мгновение Мустафа быстрее куницы обрушился на спину абарца, норовя вонзить кинжал в горло, где под смуглой кожей чуть заметно пульсировала жилка. Стальное лезвие рассекло шнурок амулета, из раны брызнула алая кровь.
Абарец дернулся и оказался у самого обрыва. Мустафа рванулся за ним, стараясь удержаться и снова всадить кинжал в шею врага. Еще мгновение… Смерть привычно занесла косу, но тут же разочарованно опустила ее.
Благородная дама Ойген, до той поры наблюдавшая бой со стороны, бросилась в ноги Мустафе и, подхватив под колени, толкнула плечом в живот. Размахивая в ужасе руками, Мустафа полетел с обрыва, поминая шайтана и его родню. Женя увидела, как сорвавшейся звездой блеснула в воздухе и вслед за мавром канула в темную воду золотистая искорка абарского талисмана.
— Ты-ы-ы… — прохрипел раненый воин, пытаясь поймать исчезающее сокровище, но тщетно — золотистый камень исчез из виду. Абарец, покачнулся и обессиленно упал близ самой кромки обрыва, вонзив в плоть земли отточенную сталь клинка.
— Это было круто, — удивленно констатировал Лис. — Хорошо, что немы оказались у него на пути. Жень, логика требует прикончить твоего любезного спутника. Но, блин, он нам нужен живым и говорливым! У тебя аптечка с собой?
