Александр Прозоров - Каменное сердце
— И что такого сложного в этом вареве?
— Ты забыла? Нежить неистребима. Если отрезать палец мавки или вырвать волос русалки — он уползет и прирастет на место. Сбежит. Исчезнет. Или растает на солнце, превратившись в воду.
— Но ведь мы…
Олег вскинул палец к губам, и девушка осеклась.
— Неважно, почему такое стало возможным. Не стоит рассказывать вслух о некоторых маленьких секретах. Главное, что плоть нежити перестала срастаться. И мы должны собрать как можно больше кусочков от самых разных тварей. Упустим хоть одну породу, и раса этой нежити останется донимать людей. Так ты идешь?
— Иду.
* * *Погода выдалась удачной — солнечной и почти безветренной. В таких идеальных условиях лепестки лилий всего за восемь дней высохли до состояния, когда легко растирались между пальцами в порошок. Той же ночью, уйдя за ручей, ведун вскипятил в мягком кожаном ведре «текучую воду», с приговором заварив в ней все собранные травы. Он хотел сделать это тайно — но Роксалана последние дни не отходила от него ни на шаг, и пришлось взять ее с собой. Потом посмотреть, что за огонь светится среди камышей, пришел угрюмый Чабык, следом появились несколько его пареньков, назначенных ночью в дозор. Рассказали они кому еще про творимое чародейство или нет — но уже через считанные минуты у костра возникли Бий-Султун с братом. В стороне собрались, вытягивая шеи, два десятка женщин. Олег ощутил себя клоуном на арене цирка — но останавливать обряд было уже поздно. Сняв ведерко и заслонив его от зрителей, Олег высыпал туда плоть нежити, сунул руки в поднявшийся пар:
— Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами — мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду на широко поле, поднимусь на высоку гору, спущусь в черный бор. Наберу в бору черную вязанку. Наберу из жизни, из нежити, из травы и дерева, из земли и воздуха. Увяжу вязанку ивовым прутом, змеиной кожей, конским волосом, конопляным стеблем… — Одну за другой кинул он нужные составляющие. — Скреплю вязанку рыбным клеем, бараньим жиром, схвачу вязанку кошачьей лапой…
Кошачью лапу пришлось заменить веткой можжевельника, и этот момент беспокоил ведуна больше всего.
— …Отнесу вязанку в глубоку пещеру, положу в темный колодец. — Вот теперь и настало время одолень-травы. Олег достал из кармана порошок из лепестков лилии и высыпал его над водой. — Ляг на вязанку холод зимний, лед каменный, мороз неодолимый, укрой вязанку снег белый, снег чистый, снег глубокий. Накрой вязанку снег живой, оставь вязанку навеки мертвой!
Он вскинул ладони, словно хирург перед операцией, мучительно вспоминая: все ли он сделал правильно, не упустил ли какой-то части колдовского обряда, не забыл ли какой составляющей. Обычно заклинания составляются так, чтобы каждый элемент зелья был перечислен точно и недвусмысленно. Но если ты перепутал некие слова — что-то может оказаться вне памяти.
— Пора проверять… — И он опустил руки в воду.
Толпа охнула.
— Ты чего, кипяток! — ринулась вперед Роксалана и споткнулась о его улыбку.
— Уже нет. Я, барышня, произнес наговор на вечный холод. Разве после этого об воду можно обжечься? — Он извлек и показал ей целые и невредимые пальцы. — Кажется, получилось.
— Получилось… Получилось-получилось-получилось… — побежал шепоток среди собравшихся кочевников.
— Ну что… — Олег заглянул в ведерко. По поверхности зелья плавала серая пенка, не вызывающая никаких добрых ассоциаций. Откуда что берется?
Под взглядами десятков кочевников он дошел до ручья, спустился до самого устья и осторожно вылил свое зелье в воду. Потом туго скрутил ведро и сунул под мышку, отступил к старосте:
— В следующем году на этом болоте появятся белые лилии. Они покроют всю открытую воду. До тех пор, пока они будут здесь расти, нежить в вашей топи не появится.
— Вот как, чужеземец? Нежить пропадет только будущим летом, а плату ты хочешь получить сейчас? — Лицо кочевника, казалось, стало еще площе, чем обычно.
— Нежить исчезнет до завтрашнего вечера, уважаемый Бий-Султун. Она убегает уже сейчас, но это не может случиться мгновенно.
— Рад слышать, — кивнул староста и хлопнул в ладоши: — Чабык! Приставь стражу к нашему дорогому гостю. Я хочу быть уверен, что до завтрашнего заката с ним ничего не случится.
— Селим, Алатай, Нурза, — взмахнул плетью кривой кочевник. — Не спускайте с колдуна глаз! Вы слышали, что сказал ваш дед.
— Какая трогательная забота. — Олег покрутил ведро в руках и протянул одному из парней. — Благодарю покорно, уважаемый. Я как раз хотел хорошенько выспаться.
Охрана ведуну не досаждала. Может быть, потому что после нескольких бессонных ночей он провалился в объятия Морфея почти на сутки. А проснувшись — из юрты никуда не выходил. Перекусил набившими оскомину шариками сыра и медом, выпил немного кумыса, благо бочки с ним стояли справа от входа в каждой юрте, и специально им никто гостей не угощал. Просто пей сколько влезет, если хочется.
Бий-Султун явился еще до заката в сопровождении Чабыка, чье лицо не выражало никаких эмоций, и Фтахрана, которого просто распирало от эмоций. Тот и высказал общую тревогу:
— Люди беспокоятся с самого утра, чужеземец. Они не верят, что воду из ручья ныне можно пить. И многие видели в топях шевеление. Сказывали, нежить не ушла, а токмо разозлилась. Кони беспокоятся и не подходят к кочевью.
— Вот уж не думал, что мнение лошадей для вас важнее собственного, — хмыкнул Середин. — Пойдем, друг мой, посмотрим на ваш ручей.
Старейшины посторонились. Олег и Роксалана вышли наружу, где их уже ожидала изрядная толпа. Человек сто. То есть почти все жители стойбища.
— Сегодня для вас хороший день, смертные, — сообщил Олег, пока никто не ляпнул чего-нибудь другого. — И где там ваш ручей? Неужели покрылся льдом?
Он легко сбежал по склону, скинул сапоги, засучил шаровары и по колено вошел в воду. Наклонился, не торопясь умыл лицо, шею, плеснул немного на голову и пригладил волосы, потом зачерпнул полные ладони и напился, делая большие, хорошо различимые глотки.
— Ты чего, Олежка! Она же не кипяченая!
— А чего беспокоиться? — выпрямившись, стряхнул воду с рук ведун. — Неужели ты не веруешь в Чистую Экологию, дорогая?
— Ну, в общем, да… — задумчиво решила Роксалана, тоже подошла к ручью, присела, зачерпнула ладошкой, отпила, зачерпнула еще, снова попила, отерлась и выпрямилась. — Вкусная.
— А чего бы ей такой не быть? — выбрался на берег Середин и натянул сапоги. — Без лишних обитателей только чище стала. Чего беспокоиться?