Роджер Желязны - Принц Хаоса
— Пред тобой лежит ответ, милый друг, — донесся грудной голос, который я не мог не узнать.
Я поднял взгляд к окаймленному лавандой зеркалу — я не сразу сообразил, что оно висело над комодом. У леди в зеркале были длинные, угольно-черные волосы и настолько темные глаза, что я не смог бы сказать, где кончается зрачок и начинается радужка. Лицо было очень бледно, отчеркнутое розовыми тенями на веках и яркими губами. Эти глаза…
— Рханда! — сказал я.
— Ты помнишь! Ты помнишь меня!
— …и дни наших игр в танцующие кости, — сказал я. — Выросшая и милая. Я вспоминал тебя, совсем недавно.
— Мой Мерлин, я почувствовала прикосновение твоего взгляда, когда спала. Мне так жаль, что нас разлучили, но родители…
— Я понимаю, — сказал я. — Они считали меня демоном или вампиром.
— Да.
Она протянула бледную руку сквозь зеркало, взяла мою ладонь, потянула к себе. За стеклом она прижала ее к губам. Губы были холодны.
— Они предпочли, чтобы я водила знакомство с сыновьями и дочерьми людей, не с детьми нашего рода.
Когда она улыбнулась, я разглядел ее клыки. В детстве они были не так заметны.
— Боги! Ты выглядишь как человек! — сказала Рханда. — Приходи как-нибудь навестить меня в Дикий Лес.
Импульсивно я наклонился вперед. Наши губы встретились в зазеркалье. Чем бы она ни была, мы были друзьями.
— Ответ, — повторила Рханда, — лежит пред тобой. Приходи навестить меня!
Зеркало подернулось красным, и она исчезла. Часовня в ящике осталась без перемен. Я закрыл ящик и отвернулся.
Иду. Зеркала слева. Зеркала справа. В них только я.
Затем…
— Ну-ну, племянничек. Смущен?
— В общем — да.
— Не думаю, что надо винить себя за это.
Глаза у него были насмешливы и мудры, волосы — рыжи, как у его сестры Фионы или покойного брата Брэнда. Или, как следствие, — у Льюка.
— Блейс{22},— сказал я, — что за чертовщина тут творится?
— У меня хвост делвиновского послания, — сказал он, вытащив руку из кармана и протягивая мне. — Вот.
Я потянулся в зеркало и взял. Это был еще один спикарт, подобный тому, что носил я.
— Это тот, о котором говорил Делвин, — сказал Блейс. — Ты никогда не должен надевать его.
Несколько мгновений я изучал кольцо.
— И что мне с ним делать? — спросил я.
— Положи в карман. Может, на что и сгодится.
— Где вы взяли его?
— Подменил — как только Мандор оставил его — тем, который сейчас носишь ты.
— Сколько их вообще?
— Девять, — отозвался он[33].
— Я полагаю, вы знаете о них все.
— Больше, чем многие.
— Это совсем не трудно. Полагаю, вы не знаете, где находится мой отец?
— Нет. Но знаешь ты. Твоя подружка — леди с кровожадными замашками — тебе уже говорила.
— Загадками, — добавил я.
— Лучше уж так, чем вообще ничего, — откликнулся он.
Затем Блейс исчез, а я пошел дальше. И чуть спустя все пропало.
Парение. Чернота. Хорошо. Так хорошо…
Сквозь ресницы пробрался лучик света. Я снова запечатал глаза. Но прокатился гром, и немного спустя свет просочился снова.
Темные линии в бурых, огромных рогатых гребнях, папоротниковые леса…
Вернулась способность к восприятию яви и показала, что я лежу на боку, уставившись на трескающуюся землю меж корнями дерева; насколько хватало глаз, тут и там сыпались пучки травы.
…И я продолжал внимательно смотреть, и вдруг — внезапный высверк, как от вспышки молнии, с почти немедленным раскатом грома. Земля содрогнулась. Я услышал редкий стук капель по листьям дерева, капоту машины. Я вглядывался в самую большую трещину, что пересекала долину моего взгляда.
…И я свел воедино то, что знал.
Это было оцепенелое знание пробуждения. Эмоции еще дрыхли. В отдалении в тихой беседе я различал знакомые голоса. Так же я слышал стук ножей о фарфор. Желудок мой, конечно же, проснулся, и я был бы рад присоединиться к друзьям. Но было очень и очень приятно лежать, завернувшись в плащ, слушая тихий дождь и зная…
Я вернулся к своему микрокосму и его темному каньону…
Землю вновь тряхнуло, на этот раз без исторжения грома и молний. И продолжало трясти. Это разозлило меня, ибо это волновало моих друзей и родственников, заставляя их возвышать голоса в чем-то, похожем на тревогу. К тому же это щекотало мой дремлющий калифорнийский рефлекс[34], а мне просто хотелось поваляться и посмаковать свое свежеприобретенное знание.
— Мерлин, ты проснулся?
— Да, — сказал я и резко сел, протирая глаза и пробегая пальцами по волосам.
Это призрак моего отца стоял на коленях возле меня, тормоша за плечо.
— У нас, кажется, проблемы, — сказал он, — с экстремальными последствиями.
Джарт, стоявший позади него, пару раз кивнул. Почву еще раз тряхнуло, ветви и листья посыпались на нас, запрыгали мелкие камешки, поднялась пыль, взбаламутились клочья тумана. Я услышал, как разбилась тарелка рядом с плотной бело-красной скатертью, возле которой сидели за едой Люк, Далт, Корал и Найда.
Я выпутался из плаща и встал на ноги, сообразив, что кто-то снял с меня сапоги, пока я спал. Я натянул их обратно. Прокатился еще один толчок, и я прислонился к дереву, чтобы не упасть.
— Это и есть проблема? — сказал я. — Или что-то большее собирается пожрать нас?
Призрак Кэвина подарил мне недоуменный взгляд. Затем:
— Когда я начертил Образ, — сказал он, — у меня не было возможности узнать, есть ли недостатки у этих краев и не случается ли здесь что-нибудь этакое. Если эта встряска расколет Образ — это полный обвал… полный и бесповоротный. Как я понимаю, тот спикарт, что ты носишь, может черпать энергию из мощных источников. Есть какой-нибудь способ разрядить его по назначению?
— Не знаю, — сказал я. — Никогда не пробовал.
— Попробуй побыстрее, о’кей? — сказал он.
Но я уже раскрутил разум в зубчатое колесо кольца, трогая каждый зубец, чтобы оживить их. Затем я сжал самый сочный, крепко надавил на него, наполняя себя — тело и разум — его энергией. Сработало зажигание, завелся мотор — за рулем я. Я переключил передачу, вытягивая силовую линию из спикарта вниз на землю.
Я долго тянулся, разыскивая нужное сочетание и метафору ко всему подлежащему, что я мог обнаружить….
Перебрался с берега в океан — волны щекотали мне брюхо, грудь — нащупывая кончиками щупальцев камешки, ленты водорослей… Время от времени камешки ворочались, скользили, стукались друг о друга, ускользали… Глазами я не мог видеть дна. Но я видел скалы, обломки кораблей, в их расположении и движении, увидел их так же ясно, как если бы дно было полностью освещено.
