Роберт Говард - Час дракона
Через темный дверной проем в огромный зал вошли четыре худощавые фигуры в черном. В тени больших капюшонов лица их казались невыразительными желтыми пятнами.
— Кто вы?! — выдавил Тутотмес голосом, похожим на шипение разъяренной кобры. — Вы что, сошли с ума, что врываетесь в запретное святилище Сета?
Голосом, таким же ровным и бесцветным, как звон кхитайских колокольчиков, самый высокий из вошедших ответил:
— Мы ищем Конана из Аквилонии.
— Здесь нет такого! — зарычал Тутотмес, и, как пантера, гневно обнажающая клыки, резким угрожающим жестом скинул плащ с правого плеча.
— Ты лжешь. Он в этом святилище. Мы выследили его от трупа в верхнем портале пирамиды и шли за ним по целому лабиринту коридоров, пока не наткнулись на этот зал. Сейчас мы уйдем, чтобы продолжить поиски. Но сначала отдай нам Сердце Аримана.
— Смерть безумцам! — прорычал Тутотмес и сделал решительный шаг к собеседнику. Остальные жрецы без колебаний сделали то же самое, но четверо незнакомцев остались неподвижными.
— Кто же может смотреть на него без зависти? — продолжал кхитаец. — Нам доводилось слышать о нем и у нас на родине. Оно позволит нам отомстить тем, кто изгнал нас из нашего отечества. Власть и сила дремлют в его пурпурных глубинах. Отдайте его нам, иначе все вы умрете…
Ответом на эти слова был всеобщий крик ярости, и один из жрецов прыгнул, словно дикая кошка, в направлении говорившего, сжав в руке стилет. Но прежде, чем он успел ударить, навстречу ему рванулся посох и коснулся его груди. Не издав ни звука, несчастный рухнул замертво. И секундой позже мумии стали свидетелями кровавой и отвратительной сцены. Сверкали забрызганные алой кровью стилеты, бамбуковые палки разили, как змеи, и тот, кого они касались, с криком падал на каменные плиты и умирал.
При первом же ударе Конан сорвался с места и ринулся по лестнице вниз, краем глаза продолжая следить за этой короткой, но дьявольской схваткой — мечущимися, спотыкающимися людьми, рвущими друг друга в смертельных объятиях и истекающими кровью. Один из кхитайцев уже был буквально разорван на куски, но другие еще были на ногах и продолжали наносить направо и налево смертельные удары. Внезапно к одному из них подскочил Тутотмес и ударил его в грудь раскрытой пустой ладонью, отчего тот пошатнулся и опрокинулся навзничь, хотя перед этим было недостаточно даже стали, чтобы совладать с его нечеловеческой живучестью.
И к тому времени, когда Конан спрыгнул с последних ступеней, схватка уже практически закончилась. Трое кхитайцев были буквально растерзаны на куски, но и из жрецов остался в живых один Тутотмес.
Собравшись с силами, стигиец бросился на своего последнего противника, но тот оказался проворнее — из рук кхитайца метнулась палка, и, словно удлинившись, коснулась живота нападавшего. Жрец пошатнулся, но посох ударил еще раз, и еще… Тутотмес рухнул и замертво распростерся на полу. По лицу его пошли черные пятна, которые, увеличиваясь и разрастаясь, словно черная волна, прошли по всему его телу, придав ему вид статуи из черного дерева, точно такого же цвета, как и его магическая ладонь.
Осмотревшись вокруг, оставшийся в живых кхитаец спокойно направился к алтарю, где на груди мумии все еще пылал огромный драгоценный камень. Но Конан его опередил, встав между ним и Сердцем.
Среди груды трупов, под равнодушным взглядом каменных глаз они стояли друг напротив друга в полном молчании.
— А!.. Король Аквилонии, — наконец спокойно произнес кхитаец. — Долго же мы тебя искали. По большой реке, в горах, в Пуантене и Зингаре, нагорьях Аргоса и вдоль морского побережья… Нелегко было обнаружить в Тарантии твой след, но было ясно, что тебя укрыли жрецы Асуры. Мы потеряли твой след в Зингаре, но потом нашли твой шлем в лесу у самой границы гор, где ты сражался с гулями, и едва не утратили его только что, в этом лабиринте подземных ходов под пирамидой.
При этих словах Конан подумал про себя, что ему явно повезло, что он ушел из комнаты вампирши по другому коридору. В противном случае он неминуемо столкнулся бы с этими желтокожими демонами, способными почуять его еще издали, и ступавшими за ним след в след, как охотничьи псы, и ведомыми черт знает каким дьявольским чутьем.
Кхитаец едва заметно покачал головой, словно читая его мысли.
— Это уже не имеет значения: ты на пороге смерти.
— Но зачем же вы искали меня? — спросил Конан, сжимаясь в кулак и готовясь уклониться от внезапного удара в любую сторону.
— Это была цена клятвы, — ответил его собеседник. — Человеку, который сейчас умрет, можно открыть правду. Мы были вассалами Валерия, нового короля Аквилонии, и долго служили ему. Но теперь мы стали свободны — братья мои мертвы, а я выполнил возложенную на меня миссию. Я вернусь в Аквилонию с двумя сердцами — Сердцем Аримана для себя и сердцем Конана для Валерия. Поцелуй этого посоха, вырезанного из ветви живого Дерева Смерти…
Посох его выстрелил, как атакующая змея, но удар ножа Конана оказался быстрее. Палка упала, разрубленная на две части, еще раз блеснула сталь, и голова противника с треском ударилась о каменные плиты пола.
Убедившись, что ему ничто не угрожает, Конан обернулся, протянул руку за камнем… и отшатнулся назад, будто пораженный громом.
Ибо на алтаре лежали уже не иссохшие и пожелтевшие останки в истлевших бинтах. Живой огонь мерцал на широкой мускулистой груди живого человека, вокруг которого с алтаря свисали обрывки гнилых бандажей. Живого!? Вот в этом Конан как раз и не был до конца уверен, — в темных глубинах блестящих глаз ожившей мумии горели нечеловеческие устрашающие огоньки.
Зажав камень в ладони, воскрешенный медленно поднялся: смуглый, обнаженный, с красивым скульптурным лицом. Он молча протянул к Конану руку, в которой пульсировало Сердце Аримана. Киммериец взял его, но не избавился от ощущения, что принял дар из пальцев трупа. Видимо, нужные заклинания так и не были закончены, ритуал не был доведен до конца… и жизнь этого человека так окончательно и не вернулась в его тело.
— Кто ты? — с трудом произнес Конан. Ответ был произнесен совершенно безразличным тоном, напоминавшим стук капель воды, падающей со сталактитов в подземной пещере.
— Я был Тотмекром. Теперь — мертв…
— Выведи меня из этой проклятой пирамиды! — приказал киммериец, не в силах сдержать дрожь.
Ровным механическим шагом "мертвец" пошел к дверям. Еще раз окинув прощальным взглядом длинные шеренги саркофагов, трупы у алтаря и лицо кхитайца, уставившегося мертвыми глазами в пляшущие тени, Конан последовал за своим новым проводником.
