Татьяна Форш - Сумасшедший отпуск
От этой радостной, впервые по-настоящему осознанной им мысли стало вдруг как-то тоскливо. Вернуться? И оставить ее здесь?
Лииза…
Он даже остановился, словно налетел на невидимую преграду, и огляделся. Корабль — для аборигенов всего лишь поросшая мхом одинокая скала — возвышался уже совсем близко. Стараясь гнать непривычные мысли, он заспешил к нему.
Вернуться! И оставить. Он не мог взять ее с собой. На Лутане все достигающие детородного возраста женщины проходят обязательную проверку. И если диагностика подтвердит возможность рождения у нее ребенка с потенциально-высокими умственными возможностями, ей тут же подберут пару. И совершенно необязательно, что это окажется он.
А что потом? Жизнь в городе класса «е»? Хотя ее красоту, возможно, заметят в городе класса «а». И даже кто-нибудь из состоятельных горожан предложит ей выгодный брак.
Нет. Она свободная. Она не выдержит такой жизни. А он… он не сможет ее отдать, и его изгонят, а может, даже утилизируют. Впрочем, для жителей Лутана это одно и то же.
Глубоко вдохнув холодный утренний воздух, он сосредоточено помотал головой, пытаясь отогнать сковавшие разум видения. От приятного настроения не осталось и следа.
Что с ним?
Расчет и логика, которым он привык доверять с детства, покинули его, отдали во власть этого путающего мысли и терзающего душу чувства. Возможно, он просто чем-то заразился на этой планете? Только рядом с девчонкой ему становилось легче. Лииза.
Конечно, картина, нарисованная им, в действительности не настолько ужасна. Он тоже не последний человек на Лутане. Его знают и уважают. А еще у него, как и у всех ученых класса «с», есть одно право, но…
Коснувшись опознавательного треугольника, он дождался, когда отъедет пластина входного люка, и скользнул внутрь. Его дом!
Пройдя в командную рубку, он открыл отсек, где раньше находился кристалл октинниума, бережно достал из-за пазухи спираль и осторожно поставил ее взамен сломавшейся в ускоритель. Чуть длинновата и немного больше в диаметре, но это уже не важно! Преобразователь способен убрать лишнее, составив предельно четкий график изменений.
Значит, всего несколько дней отделяют его от победы. Беды…
Лиза
Я долго не могла снова заснуть, взбудораженная неожиданным визитом Гришки.
Господи, как же это было?! Я пыталась восстановить детали снившегося мне сна, прерванного внезапным его появлением. Но, в то же время, мне казалось, что это был вовсе не сон. У меня было смутное ощущение, что вместо Гришки в моей комнате находился кто-то другой. Я явно видела странные светящиеся глаза незнакомца, чьи рыжие рассыпавшиеся по плечам кудри не мог обесцветить даже серебряный лунный свет. Это длилось всего мгновение. Миг… Выйдя из полузабытья, я с каким-то невольным разочарованием действительно узнала в своем видении — Гришку. Наваждение сна исчезло.
Хозяйка в столь ранний час уже хозяйничала в доме и больше в эту ночь не ложилась. Во всяком случае, небо на востоке уже начало светлеть, когда я вновь задремала, а из кухни все еще доносилось ее недовольное бормотание.
Мне показалось, что я едва закрыла глаза, как меня разбудил ее крик.
— Ли-из, Лиза-а! — Я подскочила на постели, сонно щурясь от яркого солнца. Сколько же сейчас времени? — Ты оденься, да во двор спустись! Дело есть. Срочное! Только не пугайся.
Оптимистичное начало.
Напялив майку и джинсы, я выглянула в окно.
Никого. Зато в беседке я заметила одетого в милицейскую форму толстенького мужчину, фуражкой явно прикрывающего лысину, а рядом еще кого-то — разглядеть точнее мне помешала тень. Вдруг послышался звон, и из дома, держа в руках странно знакомую кастрюлю, вышла хозяйка. Печатая тяжелый шаг, она решительно вошла в беседку и грохнула под нос местному милиционеру свою ношу.
— Вот! Чистая работа! Ты гляди, гляди, Семеныч! Не найдешь мне до завтра мой змеевик — свой отдашь! Мне не просто так! Мне настои делать надо, а из-за каких-то мелких пакостников у меня брага киснет!
— Так, Николавна, погодь! — послышался мне его хриплый голос. — Как это — свой? А с какой это стати? Да как это понимать?
— А так! За моральный ущерб! — рявкнула кипящая негодованием бабка, легко заглушив его возмущенные хрипы. — Бухает с утра до утра, понимаешь ли, а на местную шпану кто управу искать должен? Я, что ли?
— Ты, соседушка, рот-то свой прикрой! Ишь, внучка моего и шпаной и мелким пакостником обзывать удумала! Или решила, что за сиротинку никто и по морде не даст? Ты не гляди, что мне девяносто корячится, размахнусь — не промахнусь!
Голоса возмущенно заспорили, и понять что-либо стало практически невозможно. Мучаемая любопытством, я вылетела в коридор и, едва попав в тапки, выбежала во двор.
Первое время меня совершенно никто не замечал. Орали так, что, мама не горюй! И, как мне показалось, навешать друг другу тумаков соседкам мешал только стоявший в средине беседки массивный, уставленный тарелками стол. При желании вокруг него можно было долго бегать! Да и милиционер, не смотря на нанесенную ему моей хозяйкой кровную обиду, готов был пресечь на корню бабскую потасовку, случись та все-таки.
Первой меня заметила Ольга. Она одышливо плюхнулась на скамейку, обмахиваясь полотенцем, усадила меня за стол и принялась допытывать.
— Лизок, ты вчера ничего странного не видела? Или, мож, слыхала чего? Ночью?
— В смысле — странного?
— Ну, стуки, шаги, голоса? — Она с секунду помолчала, ожидая ответа, и вдруг запричитала: — Ограбили нас вчера, Лизонька! Последнее сокровище поперли. Соседи — что б вам пусто было!
— А чего это сразу соседи? — Про бабушку Гришки можно было сочинять загадки, вроде: зимой и летом — одним цветом. Я ничуть не удивилась, увидев на ней все то же потрепанное синее пальтецо, что и вчера. Как, впрочем, и в первый день нашего знакомства с Боровлянкой. — Ты моего Гриню за руку ловила? Не ловила! Вот и захлопнись, соседушка!
— Так, бабки, тихо! — Милиционер все-таки привел в порядок голосовые связки, но его хриплый тенор не внушал ни страха, ни уважения. — Свидетель Лизавета, прошу припомнить все, что показалось вам странным этой ночью.
— А чего украли-то? — Я не спешила вспоминать. Плеснула в кружку из крынки молока, придвинула к себе плошку с пирожками и принялась их уплетать.
Толстенький Семеныч смешно поморгал заплывшими глазами и смачно выдал:
— …. твою мать! Ты сюда что, есть пришла? Мы тебя на очную ставку позвали!
— Не тронь девочку, ирод бессердечный! — Тут же встала на мою защиту хозяйка. — Если тебя с похмелья от еды воротит, это не значит, что и ребенок должен тут рядом с тобой голодать! Кушай, Лизонька, кушай!
