Софья Ролдугина - Белая тетрадь
Можно просто поваляться, уткнувшись во что-то теплое, мягкое…
К несчастью, все хорошее имеет обыкновение рано или поздно заканчиваться. И рано — даже чаще. Вот и сейчас источник тепла вывернулся из моих загребущих рук и оставил меня на растерзание прохладному утреннему ветру.
Утреннему?
Ощущая себя героем, выполняющим непосильный подвиг, я разлепила глаза.
Качались зеленые ветки над головой. Качался спальный кокон. Сбоку, ближе к черному кругу от костра, маячила фигура князя, сосредоточенно натягивающего высохшие за ночь штаны. Стараясь не краснеть, я быстро сомкнула ресницы и претворилась если не дохлой, то очень крепко спящей.
Не тут-то было.
— А, мелкая! С добрым утром! Тут твои вещички подсохли, ты одеваться будешь или как? — до отвращения бодро и весело произнес Максимилиан.
«Ну что же ты такой наблюдательный, зараза?» — пронеслось у меня в голове.
— Какой есть, — хмыкнул он. — Возврату и обмену не подлежу. Ну, так что? Встаешь?
— Встаю, — сдалась я и села в коконе, кутаясь в полотенце, в котором и проспала всю ночь. Князь, облокотившись на дерево, внимательно за мной наблюдал.
— Отвернись, — буркнула я, натягивая полотенце на голые ноги. Другой край немедленно поехал вниз, открывая взгляду покрытые мурашками плечи. Боги, да было бы на что смотреть!
— Зачем? — князь чуть приподнял бровь. Искреннее такое удивление. Серьезное. Ага. Только вот глаза улыбаются.
— Мне это не нравится, — угрожающе сказала я и цапнула сползающее полотенце, одновременно пытаясь пригладить всклокоченные волосы. Бесполезно. Максимилиан смотрел за моими потугами соблюсти приличия с вежливым интересом, никак не вяжущимся с его разболтанным видом — босой, в сползающих брюках, с переброшенной через плечо рубашкой и беспорядком на голове.
— Вчера ты не особенно возражала против наблюдений, — не без ехидцы напомнил мне князь. Мне тоже было, что ему припомнить, но я сдержалась и только вздохнула. — Кстати, это тебе, — он небрежно скомкал рубашку и кинул мне на колени.
Я машинально подалась вперед, чтобы ее поймать. Подлое полотенце тут же устремилось к земле, повинуясь закону тяготения. Щеки у меня тут же заалели, как маков цвет. «Ну, что он, девушек в купальниках не видел, что ли? Наверняка ему не интересно, а меня специально злит», — раздраженно подумала я и, демонстративно отвернувшись, принялась натягивать рубашку. Ту самую, темно-синюю.
Тем временем князь продолжал рыться в рюкзаке, выискивая замену своей безвременно почившей одежке. Как известно, любая зачарованная вещь приобретает собственный неповторимый характер, чаще вредный, чем уживчивый. Вот и рюкзак, когда-то добротно обработанный пространственными чарами, явил сходство с печально известным «пропащим треугольником». После очередной неудачной попытки вслепую нашарить хоть одну запасную рубашку, Максимилиан выругался сквозь зубы и, не мудрствуя лукаво, развязал тесемки, вывалив все на землю.
Рубашка сразу же отыскалась — причем именно чистая, неношеная. Максимилиан довольно ухмыльнулся и, отложив в сторону законную добычу, начал каторжные работы по водворению остальных вещей обратно в недра рюкзака.
— А это откуда? — подозрительно осведомился князь, глядя на старинную книгу в кожаном переплете. Я хотела было равнодушно пожать плечами, но присмотрелась к нечаянной находке и…
— Ой, — мигом пересохшие губы отказывались слушаться. — Это мое… кажется. Я… я нашла это в подземелье… — Максимилиан недоверчиво уставился на фолиант, словно на спящую ядовитую змею. — Ничего страшного, — поспешила я его успокоить. — Просто собрание легенд.
Несколько секунд Максимилиан переваривал информацию.
— И сколько еще подобных… «сувениров» ты захватила? — осторожно поинтересовался он, поддевая когтем тяжелый оклад. Металлические застежки глухо брякнули, на мгновение приоткрыв взору плотные желтоватые листы.
— Ну… еще одну, — призналась я, нагибаясь над разбросанными вещами. — Шкатулку с побрякушками.
Мои пальцы коснулись резной деревянной поверхности, потемневшей от времени, и в ту же секунду внутренности скрутил приступ необъяснимого страха. В бессознательно-защитном жесте я подалась вперед, накрывая хрупкую коробочку всей ладонью… и наткнулась на внимательный взгляд Северного князя.
— Ты позволишь? — едва слышно шепнул он. Я нехотя подняла шкатулку с земли, помедлила, прежде чем откинуть крышку, но все же сделала это и протянула находку настороженно замершему князю.
Некоторое время длилось напряженное молчание. Максимилиан созерцал переливы света, играющего в драгоценностях, задумчиво поглаживая большим и указательным пальцами деревянный край. А я… я разрывалась между желанием немедленно вскочить и вырвать шкатулку из рук Максимилиана — и завыть от тоски и невозможной, невыносимой усталости, какая бывает после нервного срыва. Наконец Ксиль осторожно опустил крышечку и поднял на меня взгляд задумчивых синих глаз:
— Малыш… А здесь всегда было только четыре кольца?
Спокойный, нарочито равнодушный тон вопроса заставил меня испуганно дернуться. Максимилиан, словно извиняясь, легонько провел пальцами по моей щеке и тепло улыбнулся. Я внезапно осознала, что этот страх и смертная тоска — его, не мои… Глубокий вдох — и липкое наваждение рассеялось, оставив лишь неприятную тень в памяти.
— Вообще-то, нет, — я старалась на глядеть на него. — Было еще одно, но я его, кажется, потеряла.
Уголок его рта болезненно дернулся.
— Ну, это вряд ли, Найта. Такую вещь так просто не потеряешь. Я догадываюсь, где последнее кольцо. Ты позволишь?
Князь отставил шкатулку в сторону и мягко завладел моей ладонью. Бледные губы на мгновение коснулись испуганно дрожащих пальцев. Я машинально отпрянула, вырывая руку — и вновь замерла, глядя на тонкую серебристую нить, оплетающую безымянный палец. Вот изменился угол падения лучей, и в неярком солнечном свете сверкнула искорка, через секунду налившаяся беспросветной тьмой.
Под моим удивленным взором из воздуха и игры теней сплеталось пятое кольцо из аллийской шкатулки.
— Ты знаешь что-то об этих кольцах?
— Что-то? Что-то, пожалуй, знаю, — задумчиво согласился князь. — Но не уверен во всем. Пусть тебе лучше расскажут королевы.
— Эта вещь… опасна? — настороженно протянула я, словно пробуя слово на вкус.
— Не более чем все в этом мире. Это живое серебро. Немного напоминает наши регены.
Живое серебро… Что-то знакомое. Еще одна легенда. Только на этот раз не из арсенала Дэриэлла, а мамина или даже бабушкина.