Юрий Никитин - Зубы настежь
Я поинтересовался:
– Но откуда все это?
– Что? – не понял воевода.
– Ну, еда, питье, одежда, кони, замки... Чтобы прокормить одного феодала, нужно с десяток простых крестьян. Как и на любого ратника, кузнеца, стража ворот... Здесь, в этом замке, не меньше сотни...
– Триста пятьдесят человек, – ответил он с гордостью. – Все ветераны, умелые с любым оружием. Там мой старый друг служит, я все о них знаю!.. Жрут и пьют, как лошади.
– А челядь есть?
– А как же! Повара, конюхи...
– Челядь хлеб не выращивает, – прервал я. – Чтобы прокормить этот замок...
– Замок?
– Ну, пусть людей в этой крепости, нужна целая армия селян, что пашут, сеют, разводят скот, пригоняют в замок... Но я не увидел ни единой хатки простого люда!.. Не увидел огромных засеянных полей, без которых просто не жить этим могучим замкам...
Воевода посмотрел на меня с великим отвращением, словно вместо мускулистого дурака-варвара, такого понятного и потому приятного, увидел мудрого мыслителя-зануду:
– Да кто на это обращает внимание?
Я вздохнул, трезвея:
– Ты прав.
– Это не наше дело, – напомнил он.
– Согласен, – сказал я.
Когда замок остался за спиной, я поехал прямой и с глазами на далекой линии горизонта, страшась оглянуться еще больше, чем жена Лота: а вдруг увижу нечто хуже, чем огненный дождь? Пустоту?
Глава 25
По синему небу медленно двигались кудрявые как барашки, подсвеченные оранжевым, облака. Звонко пел жаворонок, а когда я пытался его рассмотреть, взгляд зацепился за парящего в высоте орла. Неподвижный, словно нарисованный на синем куполе, как в церквях рисуют парящих ангелов, он, как мне показалось, не столько высматривал зайцев или кроликов, сколько следил за нами.
Послышался настигающий звон подков. По легкому стуку я определил, что меня догоняет легкая как зайчик игрушечная лошадка. Нахмурился, женщина – враг природы, красивая – вдвойне, но деться некуда, терпеливо ждал. Краем глаза видел как рыжая лошадка принцессы резво пошла рядом, а сама прекрасная Грюнвальда, красивая и легкая, даже привставала на стременах, чтобы выглядеть выше.
Она смотрела вдаль, я видел ее точеный профиль, но тоже смотрел вдаль, и со стороны мы классически подходили под определение влюбленных, что смотрят не как бараны друга на друга, а вместе в одном направлении, конечно же – общего светлого будущего.
Все-таки ее классический профиль с точеным носиком, тугой по-детски припухлой щекой, просто завораживал, Я поймал себя, что уже смотрю не вдаль, как надлежит настоящему мужчине, а как ненастоящий пялюсь на нее, не могу оторваться, смотрю и смотрю. Она взглянула несколько удивленно, бесцеремонный варвар истоптал ее взглядом, щека слегка порозовела.
Длинные густые ресницы, изогнутые как самый высокогорный трамплин для прыжков, бесценные для жизни в песках, служили бы прекрасной защитой от летящего в лицо песка, сейчас несколько нефункциональны здесь... да-да, нефункциональны, напомнил я себе. И эта эффектная загнутость ресниц... она крайне необходима для жизни кочевника, когда просыпаешься со смерзшимися ресницами, но зачем во дворце, когда вокруг сотни слуг и служанок?
Она ощутила, что мой взгляд потвердел, изменился. Ее тонкие, черные как ночь брови взлетели в удивлении, а зрачки расширились. Я с трудом отвел взгляд, на моей дубовой варварской роже, надеюсь, мало что изменилось.
Все еще глядя прямо перед собой, она спросила звонким детским голоском:
– Твое имя – Рагнармир?
Голос ее был по-прежнему надменный, и такой хамский, что у меня зачесались руки если не дать ей по харе, то хотя бы ответить так, как отвечают девкам с Тверской, когда те предлагают свои услуги чересчур откровенно:
– Да, принцесса. Тебе не холодно?
Ее синие глаза с интересом пробежали ощупывающим взглядом по моей фигуре:
– А тебя это волнует?
– Конечно, – буркнул я. – Ехать через лес, а там ветки, колючки... Мне не хотелось бы, чтобы наш отряд останавливался вытаскивать колючки из твоих розовых ягодиц.
– Розовых? – удивилась она. – Почему, розовых?
Пока она изгибалась в седле, пытаясь рассмотреть свои ягодицы, в самом деле оттопыренные, я с надеждой смотрел на мост впереди, надеясь, что из-под него выскочат разбойники, ушкуйники, тати... хотя тати вроде бы не сидят там с кистенями наготове. По крайней мере я бы ускакал вперед, а там не знаю, что сделал бы с ними, если бы представил, что это не бедные тати, а принцесса передо мной с ее напыщенным дураком...
– А правда, – спросила она, – что ты сразил самого Громоблещущего Низвергателя Королевств и Тронов?
– Брехня, – ответил я равнодушно.
Она оживилась:
– Вот и я так сказала! Низвергатель – великий воин. С ним не совладать и отряду варваров.
Я промолчал. От принцессы веяло свежестью чистого вымытого здорового тела. Тонкие ремешки не закрывали грудь, только чисто символически прикрывали розовые соски, а сама грудь, как две полные чаши, красиво и вызывающе покачивалась в такт конскому шагу.
Прогрохотали копыта крупного коня, я опять же, не оборачиваясь, видел как подъезжает ее бессменный защитник. Слева пахнуло запахом розового масла, герцог даже в походе следит за внешностью.
– Что случилось, принцесса? – спросил он ревниво. – Это варвар снова оскорбил вас?
Я не помнил, чтобы я оскорблял ее раньше, но смолчал, смотрел в точку над конскими ушами, где смыкался небокрай с земнокраем. Я чувствовал испытующий взгляд принцессы, но пауза длилась как кроманьонская эра, наконец принцесса бросила насмешливо:
– Он только что признался, что вовсе не убивал Низвергателя!
Герцог хмыкнул, я перехватил странный взгляд, который он бросил в мою сторону.
– Я тоже не верил этим слухам, – сказал он довольно. – Разве что в спину, а то и вовсе сонного...
Мой конь ржанул и пошел вперед лихим наметом. Я не состою у них на службе, просить позволения удалиться не обязан. Раньше бы обиделся, вспылил, исходил бы бессильной злостью, но с такими глыбами мышц чувствуешь себя странно защищенным даже от оскорблений. Говорят же, что самые злобные собаки – мелкие, а всякие там гиганты сенбернары – одно добродушие.
Волк сидел впереди на тропке, довольный как крокодил, утащивший антилопу, а на ветке сверху нахохлилось черное порождение ночи. Ветка, несмотря на толщину оглобли, заметно прогнулась и потрескивала. У волка из раскрытой пасти капнула красная капелька, Не глядя, он подхватил языком, в желтых глазах были насмешка и благожелательная сытость напополам с неосознанным превосходством.
–Ну как? – спросил он, когда мы приблизились.
