Душа Пандоры - Арнелл Марго

– Выходит, кто-то хочет, чтобы Медея жила и… помнила, – медленно сказала Деми.

– В Тартаре она такая не одна, – объяснила Ариадна. – Есть еще данаиды, пятьдесят дочерей царя Даная, убившие своих мужей в брачную ночь [42]. Иксион, первый человек на Земле, умышленно убивший своего близкого родственника [43]. Тантал, который убил собственного сына и подал его в качестве главного блюда на пиршественный стол для богов Олимпа [44].

– З-зачем? – выдавила Деми.

Никиас пожал плечами.

– Тантал отчего-то решил, что это лучший способ проверить, действительно ли боги знают обо всем на свете. В Тартаре заперт и Сизиф [45], история которого наверняка тебе знакома.

Деми помолчала, размышляя.

– Вот почему Медея не объявилась, когда в Алую Элладу вернулась я.

Она прикрыла глаза на мгновение. Последние страницы ее дневника были посвящены пронизанным теплом словам Ариадны о ее настойчивости, решимости идти до конца. Деми не имела права ее подвести, не могла обмануть ее ожидания.

– Значит, в Тартар?

Глава двадцать вторая. Тартар

Теперь, когда правда оказалась прямо у них под ногами, Кассандра решила сопровождать Деми. Наверняка не только из-за важности встречи с Медеей, но и из-за вероятности стать свидетелем события, о котором в будущем будет говорить вся Алая Эллада. Пифос, который пророчица искала все свои жизни, был близок к ней как никогда.

За Ариадной, к огорчению Деми, прислали гонца, Искру Гермеса. Кому-то из высокопоставленных особ немедленно требовалась помощь плетельщицы зачарованных нитей. Харон и Кассандра… Их отношение к Деми сложно было обозначить одним-единственным словом. Но чего не хватало в этом клубке эмоций, так это симпатии и тепла. Никиас… С ним выходило еще сложнее.

Однако их прохладное (или просто запутанное и с трудом поддающееся объяснению) отношение к ней – меньшее из зол, что ее окружают. Чтобы увидеть большее, достаточно обратить взор к небу. Как только пифос будет найден, всему этому наступит конец. Что придет следом, Деми не знала. Нечто новое, нечто совершенно другое.

Как только Харон перенес их в царство Аида и сумрак сомкнулся вокруг, Кассандра вынула что-то из подвешенного к поясу мешочка. На первый взгляд показалось, мелкие рубины, на деле же – зерна граната, лишь недавно вынутые из свежего плода. Пророчица закопала их в землю.

– Есть путь в Тартар и иной, но путь этот обходной, долгий, – объяснила она. – А времени на поиски пифоса мы и без того потратили немало.

Слово «немало» едва ли могло вместить в себя все века, потраченные Кассандрой, Ариадной и другими инкарнатами на поиск Пандоры, все пройденные ими пути, но подбирать другое она не стала. В сознании Деми сложился образ человека, который не любит тратить время зря. Который ценит его, даже невзирая на уже прожитые жизни и те, что еще предстоит прожить.

Кого вызывала Кассандра, Деми догадалась сразу. Трепет внутри наверняка был ей знаком и уже пережит однажды, пускай и не мог отпечататься в памяти. Она удивилась тому, что Кассандра вызывала Персефону гранатовыми зернами, ставшими когда-то в прошлом ее капканом и связавшими ее с царством Аида нерушимыми узами.

Зарытые в землю гранатовые символы то ли власти Персефоны, то ли ее неволи – а может, обеих сторон ее новой жизни – призвали богиню к берегам мертвой, в отличие от самой Стикс, реки.

– Зачем ты вызвала меня, пророчица?

На Деми Персефона едва взглянула. И то, как она держалась, отчего-то расходилось с представлением Деми о ней. Холодный тон, равнодушное лицо, больше похожее на маску, некая царственная надменность во взглядах и жестах… Истинная богиня подземного царства, далекая от того легкомысленного, даже игривого образа, что запечатлела память Деми.

Выслушав Кассандру, Персефона нахмурилась.

– Ты думаешь, пифос у Медеи? Впрочем, не объясняй. Если существует хоть малейшая возможность ослабить Ареса… Я сделаю для этого все. Любой бы сделал.

И пусть движения Персефоны были плавны, утонченны и выверены, а жизнь – бессмертна, временем она, как и Кассандра, дорожила. Не стала тратить его на слова, а сплела для них заклинание.

Земля содрогнулась. Казалось, оставшаяся в Акрополе Доркас выплеснула дар, которым поделилась с ней богиня Гея. А потом поверхность обрушилась, открывая ряд уходящих вниз ступеней. Вот он, короткий путь в Тартар. В самую бездну по прямой.

Деми спускалась, старательно подражая во всем Кассандре: в прямой спине, в четких движениях и в обманчиво спокойном взгляде. Вот только все мысли пророчицы были заняты пифосом. Мысли Деми – тем, что они спускаются в Тартар.

Темница для самых страшных тварей, для проклятых, бессмертных и неугодных богам. В прошлом – тюрьма для титанов, циклопов и гекатонхейров. Черным саваном пространство Тартара укрыла вековечная тьма. Кто прятался там? Деми не знала, не видела. Кассандра, используя сферу Гелиоса не как оружие, а как источник света, ей показала.

Череда тонущих в полумраке лиц и фигур слилась в бесконечный поток, в сплошную черную стену. Людей и монстров роднило лишь выражение глаз: застывшее в них жадное отчаяние, глухая, приглушенная временем и чувством безысходности мольба.

Бездна голодных глаз, окружающая Деми, устрашала.

Порой Тартар содрогался от чьих-то тяжелых шагов. От того, чтобы поддаться искушению и вглядеться во тьму, останавливала мысль: ее память сохранит это жуткое воспоминание и будет воскрешать его всякий раз, стоит только подумать о Тартаре.

Но порой бездну сотрясала дрожь иного рода. В те моменты Деми едва могла удержаться на ногах.

– Что происходит?

– Тифон пытается вырваться из своей клетки, – небрежно бросила Кассандра, будто речь шла о домашней собаке, что сорвалась с поводка.

– Никогда не сдается, – одобрительно усмехнулся Харон.

Деми с трудом подавила собственную нервную дрожь.

– Вы знаете, куда идти?

– Ариадна рассказала, – сухо отозвалась Кассандра.

Деми прошла путем, проложенным пророчицей и светом в ее руке, который заставлял пленников Тартара держаться от них подальше. Прорезавшая и разбившая мрак дорога в виде полосы света привела их к странному сооружению – дворцу из камня сродни обсидиану. Черному, гладкому, ловящему блики от света Гелиоса.

– Медея коварна и опасна, но силы духа и упрямства ей не занимать, – заметил Харон. – Даже в Тартаре, самом жутком, самом мрачном, самом темном месте на земле, она отвоевала себе свой собственный угол, свой островок спокойствия и тишины. Пока остальные бродят неприкаянными по бездне и ссорятся друг с другом за каждый клочок темноты, она восседает на троне своего собственного дворца.

Почудилось или он и впрямь питал симпатию к темной колдунье?

– Это дворец Медеи? – поразилась Деми. Не такой она представляла себе тюремную клетку в царстве мертвых. – Но из чего он сотворен?

– Из того единственного, что можно отыскать в Тартаре, – обронил Никиас. Как всегда немногословный, сосредоточенный, погруженный внутрь себя. – Из костей монстров или из тьмы. А может, и из того, и из другого.

Можно ли придать тьме твердость камня? Если ты колдунья, почему бы и нет? Пусть истинных возможностей Медеи Деми не знала, подозревала: от нее всего можно ожидать.

Они вошли под своды дворца, в широкие ворота высотой в два человеческих роста. Когда те открылись сами собой, впуская гостей, раздался странный перестук, заставивший Деми вздрогнуть. Свет, принесенный Кассандрой (сам дворец тонул в темноте) озарил колдунью. Она восседала на грубо вырезанном из каменной породы троне в окружении дюжины устрашающих монстров – великанов и тварей со звериными частями тела.