Ксения Чайкова - Теневые игры
Оставалось только благодарить богов, не давших Вэррэну простора для действий. Потому что к покушениям на свою жизнь я не была готова. Торина защитить – это да. А о себе я никогда особенно не пеклась, считая, что ненормальных, возжелавших свести со мной личные счеты, еще поискать нужно. Впрочем, это лишний раз доказывает, что человеку свойственно ошибаться.
– И где сейчас Зверюга? – злобно прошипела я, решив отложить всю остальную вываленную на мою голову информацию в долгий мысленный ящик, дабы обдумать ее на досуге. Единственное, чего мне хотелось в тот момент,- это оказаться как можно ближе к очаровательному романтику из отреченных, дабы четко и неприглядно объяснить ему, что предавать девушек, а тем более нежных, наивных и беззащитных хран – очень, очень скверно.
– Понятия не имею,- фыркнул не разделяющий моего недоброго энтузиазма Вэррэн.- Наверное, так и сидит в Кларрейде. А может, в другое место перебрался – такие люди, как он, на одном месте подолгу не задерживаются, так и несутся по жизни, как гонимая ветром палая листва.
– Недолго ему летать осталось,- хищно улыбнулась я. Не люблю, когда меня предают. А чем, кроме предательства, можно назвать то, что вытворил Зверюга? Я его шкуру не раз и не два спасла, а он… Как только разберусь с заказом милорда Ирриона – рвану на поиски отреченного. И да сберегут его тогда все двенадцать богов… – Ладно. Убивать сейчас будешь?
Видимо, к таким откровенным, простосердечным и наивным вопросам благородных альмов не приучают. Во всяком случае, растерялся и смутился бедный Вэррэн, как приличная девица, застигнутая за разглядыванием афиш одного из ночных заведений на улице Грез.
– Судя по отсутствию энтузиазма, это подождет,- вздохнула я, вставая. Паук, уменьшаясь на ходу, торопливо взбежал по подолу и крохотной брошкой замер на корсаже под прикрытием пояса. Я покровительственно дотронулась до него кончиками пальцев, почувствовала постепенно угасающее тепло хитрой магической побрякушки и машинально отряхнула юбки,- Плащ оставь себе – здесь слишком холодно, как бы тебе не простудиться. Я еще приду.
– Ты ненормальная.
Вэррэн не спрашивал, Вэррэн констатировал, причем так спокойно и уверенно, будто знал это всю жизнь, а теперь просто получил лишнее доказательство моей умственной несостоятельности.
– Как и все храны,- не стала спорить и опровергать очевидное я,- Счастливо. Я еще приду.
– А если я тебя не приглашаю?
В его положении столь самоуверенное и нахальное заявление едва ли не до слез умиления доводило.
– Увы, наемники редко приходят по приглашению. А уж храны тем более,- Я покачала головой и высунула руку в окошко, дабы призвать тюремщика. Тот, паче чаяния, ко мне не поспешил. Впрочем, густой раскатистый храп, раздавшийся в ответ, говорил сам за себя. В коридоре ему явно было тесно, звук гудел и множился, отражаясь от стен и словно напитываясь дополнительными силами. При таком бдительном и радетельном страже я могла бы вытащить на волю полтюрьмы, если бы захотела.- Ау, уважаемый! Не соблаговолите ли проводить меня на выход?
Но моему далеко не самому хилому голосу с могучим храпом было не тягаться: силой легких боги тюремщика явно не обидели. Он, посапывая, вдохновенно выводил сложные рулады, в которых я скоро явственно различила первые такты легкомысленной, не слишком приличной народной песенки "Я у речки отдыхал и русалку повстречал". Сии музыкальные экзерсисы меня, конечно, восхитили, но не настолько, чтобы я оставила свои попытки растолкать тюремщика и решилась ночевать в одной камере с Вэррэном: как-то уж слишком недобро и хищно поглядывал на меня альм. Убить, быть может, и не убьет, но вот кусок отгрызть наверняка попробует, потому как чем заключенных у нас кормят – только демонам Мрака вековечного ведомо. Даже сказать "по-свински" нельзя, ибо ни одна свинья на таком пайке и трех дней не протянет. Но и я хороша, клуша рассеянная,- могла бы догадаться прихватить с собой какой-нибудь еды!
– Погоди, я тебе помогу.- Вэррэн аккуратно оттеснил меня от окошка, набрал полную грудь воздуха и вдруг заверещал так, что у меня заложило уши. Толстячок подпрыгнул на аршин над полом и схватился за сердце, словно опасаясь, что оно собирается выскакивать из груди и бежать подальше от источника столь громких и пронзительных звуков.
– Ми-миледи?…- неуверенно проблеял тюремщик, с трудом принимая вертикальное положение и все еще держась за грудь.
– Она самая,- с милой улыбкой согласилась я.- Пойдемте обратно?
– А? Да-да, конечно… – Глаза ошалевшего от неожиданной побудки пузана рассеянно блуждали по потолку и стенам, словно их хозяин не очень хорошо соображал, где находится. В конце концов тюремщик все-таки нашел в себе силы отыскать в связке ключей нужный, отпереть дверь камеры и даже галантно подать мне руку на выходе. Уже почти шагнув через порог, я обернулась. Альм сидел на полу, обхватив колени руками, и пристально смотрел мне вслед. Плащ с меховой оторочкой на его плечах казался королевской мантией.
Лицо я держала ровно до того момента, когда я уселась в карету милордов Лорранских и задернула плотные шелковые занавески.
Наемница плакала. Это казалось невероятным, но холодная невозмутимая профессионалка действительно плакала. Плакала как простая девушка – искренними, крупными, горькими, прозрачными слезами, всхлипывая, вздыхая и постанывая сквозь судорожно стиснутые зубы.
– Тш-ш-ш… Все хорошо. Я с гобой. Мы вместе придумаем, как тебе поступить. Ну расскажи мне, что случилось. Чего ты в тюрьме насмотрелась?
– Такой же! Понимаешь – такой же! Только запах другой. А все остальное – и голос, и интонации, и внешность – все точно такое же! Даже имя похожее!
– Ну значит, тебе повезло,- философски вздохнула рыженькая магиня, притягивая голову подруги себе на грудь и поглаживая ее по волосам. Торин невольно почесал затекшую от стояния в непривычном положении спину, перемялся с одной ноги на другую и вновь приник к замочной скважине.
– Какое гам повезло?! Ты подумай, куда он вляпался! Стрельба в королевском дворце – не шутка! Да и Торин наш благороднорожденный там, как на грех, попался, значит, дело могут повернуть так, будто альм на монаршего родственника напал. А за это, как ты сама прекрасно знаешь, у нас полагается смертная казнь.
– Кстати, ты знаешь, что Торин маг? – Цвертина была рада сменить тему. Но Тень лишь равнодушно отмахнулась:
– Да, конечно, знаю. Я сама ему эту потрясающую новость пару месяцев назад и сообщила. Правда, там одно название, что маг: Торин сам по себе слаб, да еще и учиться не желает, думает, что все само к нему придет.
– Не скажи! – воодушевленно покачала головой магния.- Мы тут с ним…
Лорранский невольно поморщился. Очаровательная Цвертина, с которой он познакомился в день памятного турнира, была нисколько не похожа на свою боевитую подругу. Магиня оказалась по-женски мягкой и нежной, в меру наивной, как и полагалось богатой девушке, восторженной и веселой, деловитой и красивой. А еще она, не скупясь, делилась магическими знаниями. Не то что наемница эта – или безучастную деревяшку из себя корчит, или все-таки поддается на провокации и показывает эмоции, да только такие, что уж лучше бы она их не демонстрировала. То ехидство, то бешенство, то издевательская радость, то бесконечные подколки и намеки… И красота маги ни завораживала не той странной, дикой ледяной мрачностью, что отличала ее подругу, а ласкала светом и теплом. Приведение в чувство рухнувшей в беспамятстве Тени дало отличный повод для знакомства и обмена адресами, а проблемы, связанные с альмом, позволили продолжить эти более чем приятные и полезные отношения. И, кабы не принесло храну в недобрый час, так Торин бы, наверное, под руководством Цвертины уже пару заклинаний освоил!
Но увы! Наемница прилетела из тюрьмы встрепанная, будто за ней все демоны Мрака вековечного по пятам гнались, рухнула на диван в кабинете и, не вдаваясь в долгие объяснения, разрыдалась так горько и отчаянно, что у Тори- на защемило сердце. Он, если честно, вообще считал храну неспособной на слезы. А тут и стоны, и жалобы, и слезы в три ручья. Такое поведение было настолько несвойственно наемнице, что Лорранский даже засомневался, уж не подменили ли его телохранительницу. Стержень, на котором она держалась, казалось, согнулся, а то и вовсе переломился пополам, и лишенная привычной опоры девушка поникла, как надломленный цветок. Или треснувшая арфа.
Зато Цвертина сориентировалась мгновенно: очень мягко и тактично вытеснила Торина в коридор, закрыла дверь и приступила к планомерному, спокойному, очень подробному и обстоятельному допросу своей пепельноволосой подруги. Вонато, которую в качестве охранницы Торина тоже выперли из кабинета, равнодушно перелетела на висящую на потолке люстру и замерла на ней оригинальным архитектурным украшением, то подозрительно щуря огромные рубиновые глазищи в сторону графа, то сочувственно поглядывая на двери кабинета. Демона, по-видимому, происходящее не интересовало ни в коей мере. А может, она просто понимала, что хозяйка рано или поздно поделится с ней своими мыслями.
