Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип
– Тогда же, во время мятежа – судя по тому, что его тело было обнаружено в Лакноу после усмирения. Но никто не знает, кто убийца. Рубин исчез и с тех пор не появлялся. Такая была неразбериха… Он спросил, откуда я знаю про камень, и я ответил, что прочел в книге одного старого путешественника. Тогда он мне рассказал одну очень странную вещь. Сам-то он в нее не верит – для этого он слишком здравомыслящий человек, – но есть легенда, что демон этого камня будет существовать до тех пор, пока его не похоронит другой, равный ему по злобе, демон. Я попросил его растолковать, что это значит, но он только улыбнулся: дескать, что говорить о пустых суевериях и досужих выдумках… Хороший парень, но какой-то уклончивый… Ладно, как бы то ни было, мы узнали кое-что новое, хоть и непонятно что.
– Майор Марчбэнкс в начале книги говорит, что кульминация его рассказа будет… я забыла его точное слово, кажется, он сказал – ужасной…
– Имеется в виду убийство махараджи. Думаешь, это он сделал?
– Нет. Это совершенно исключено.
Она отрицательно мотнула головой, и они замолчали.
– А ты что-нибудь разузнала? – спросил наконец Фредерик. – Кажется, на станции ты мне хотела что-то рассказать.
Она заставила себя на время забыть о Бедвелле и об Индии.
– Кое-что о стереографии, – сказала Салли. – Я провела час в фотомагазине. Знаешь, сколько людей зашло туда купить стереографические снимки за то время, что я там провела? Шесть! За один час. А тебе известно, сколько людей их спрашивает в твоем магазине?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Тремблер говорит, что их спрашивают охотнее всего. И теперь скажи, зачем продавать стереоскопы, если мы не продаем вместе с ними и стереографии?
– Но мы же продаем стереографические камеры. Люди могут сами делать стереографии.
– Они не хотят и не будут. Стереографии – дело профессионала. Да и к тому же люди любят фотографии далеких стран и тому подобное – всего, что они хотели бы, да не могут увидеть сами.
– Но…
– Люди будут раскупать их, как книги или журналы. Тысячами штук! Что ты фотографировал сегодня?
– Я пробовал новые двухсотмиллиметровые линзы с переменной диафрагмой. Пытался найти правильное соотношение.
– Понятно. Но что именно ты фотографировал?
– Разное… Дома и всякие предметы.
– Смотри! Ты мог бы сделать стереографии Оксфорда и Кембриджа и продавать их в комплекте. «Колледжи Оксфорда», или «Лондонские мосты», или «Знаменитые замки». Честное слово, Фредерик, ты бы мог продавать их сотнями и тысячами!
Он почесал голову; волосы встали торчком, а лицо выразило одновременно пять или шесть различных чувств.
– Не знаю, – произнес наконец Гарланд. – Снять-то их мне нетрудно – не труднее чем обычные фотографии. Но вряд ли бы я сумел их продать!
– Я сумею.
– Ну, если так, другое дело. Но, видишь ли, фотография развивается. Через несколько лет мы уже не будем использовать эти неуклюжие стеклянные пластинки. Вместо них будут бумажные негативы и легкие камеры. Мы будем работать невероятно быстро. Идут всевозможные эксперименты… Я и сам кое-что для этого делаю. И никому не будут нужны старомодные стереографии.
– Но я-то говорю о сегодняшнем дне. Сейчас люди их спрашивают, и они будут тебе платить за них. И как, интересно, ты будешь делать что-то невероятное в будущем, если у тебя нет денег сегодня, сейчас?
– Пожалуй, ты права. Ты уже что-нибудь придумала?
– Много чего. Для начала – переоборудовать витрину в лавке. Затем – реклама. И…
Она замолчала и посмотрела в окно. Поезд шел вдоль Темзы; осенний день стремительно клонился к закату; река была серой и казалась очень холодной. Эта же самая вода скоро будет течь мимо Гиблой Пристани, подумала Салли, мы движемся в одном направлении.
– О чем ты задумалась?
– Фредерик, ты мне поможешь купить опиум?
Глава десятая
Госпожа Чанг
На следующий день Фредерик повел Салли в Ист-Энд.
Год назад он помогал своему дяде в одном его проекте: фотографии сцен лондонской жизни с использованием экспериментальной магниевой вспышки. Опыт со вспышкой удался лишь наполовину, тем не менее Фредерик завел массу весьма полезных знакомств, включавших и хозяйку опиумного притона в Лаймхаусе, некую даму по имени госпожа Чанг.
– Большинство подобных мест совершенно отвратительны, – сказал он, когда они уселись в омнибус. – Лежанка, на ней грязное одеяло, трубка, и все. Но госпожа Чанг заботится о своих клиентах, поэтому у нее все чисто. Я думаю, причина в том, что сама она не курит.
– А содержат их всегда китайцы? И почему правительство их не запретит?
– Потому что правительство само выращивает опиум, продает его и имеет с этого хорошую прибыль.
– Не может быть!
– Ты знаешь историю?
– Не совсем.
– Тридцать лет назад мы вели войну за опиум. Китайцы не хотели, чтобы английские купцы провозили его контрабандой через их страну, и старались это запретить. Поэтому мы пошли войной и принудили их смириться. Теперь они выращивают его в Индии под правительственным контролем.
– Но это ужасно! И наше правительство продолжает это делать до сих пор? Не могу поверить.
– Можешь спросить госпожу Чанг. Пора выходить, дальше мы пойдем пешком.
Омнибус остановился у Вест-Индского дока. Слева от его ворот тянулась длинная линия складских помещений, над которыми взлетали мачты кораблей и стрелы кранов, похожие на руки скелетов, простирали в небо свои длинные пальцы.
Они повернули направо и пошли к реке, миновав большое квадратное здание судовой конторы, куда, подумала Салли, должно быть, нередко захаживал ее отец, и углубились в хитросплетение дворов и узких переулков. Некоторые из них вообще не имели названия, но Фредерик знал дорогу наизусть и ни разу не остановился. Босоногие дети, немытые и рваные, играли среди мусорных куч и зловонных луж, растекшихся по булыжной мостовой. Женщины стояли в дверях и молча провожали враждебными взглядами Салли и Фредерика, когда те проходили мимо. Они выглядят такими старыми, думала Салли, даже дети превратились здесь в стариков. В какой-то момент они вклинились в группу людей, собравшихся перед входом в подворотню, одни прислонились к стене, другие сидели на ступеньках. Их одежды были изодраны и грязны, а глаза полны ненависти и злобы. Когда молодые люди приблизились к ним, один поднялся со своего места, двое других отделились от стены и загородили им дорогу. Однако Фредерика невозможно было смутить. Он шел прямо вперед, и мужчинам пришлось посторониться, хотя они не отказали себе в удовольствии сделать это в самый последний момент.
– Они безработные, бедолаги, – сказал Фредерик, когда они с Салли свернули за угол. – Или стенку подпирай, или иди в работный дом – легко ли выбрать?
– Но должна же быть работа на кораблях, или в доках, или еще где-нибудь. Ведь всегда нужны рабочие руки, разве нет?
– Нет. Знаешь, Салли, в Лондоне такое творится, что по сравнению с этим опиум тебе покажется не вреднее чая.
Она поняла, что он говорит о нищете, и, оглянувшись вокруг, не смогла не согласиться.
Вскоре они подошли к низенькой деревянной двери в закопченной стене. Над входом была красная вывеска с надписью черными иероглифами. Фредерик дернул за колокольчик, и спустя минуту дверь отворил старый китаец, одетый в свободный черный шелковый халат и тюбетейку, из-под которой торчала косица. Он поклонился и отошел в сторону, давая им войти.
Салли осмотрелась. Они были в прихожей, украшенной затейливыми обоями ручной работы. Все деревянное было покрыто ярким красным лаком, а с потолка спускался цветной фонарь. Пахло чем-то очень знакомым и сладким.
Слуга удалился, чтобы через мгновение вернуться с пожилой китаянкой в богато вышитом халате и таких же шароварах. Ее маленькие ножки были обуты в красные тапочки, а волосы туго заколоты сзади. Она кивнула и двинулась во внутреннюю комнату.
– Пожалуйста, не откажите посетить мое скромное заведение, – произнесла она безо всякого акцента низким и мелодичным голосом. – Вы, сэр, мистер Фредерик Гарланд, мастер художественной фотографии. Однако я не имела раньше удовольствия быть знакомой с вашей прекрасной спутницей.
