Урсула Ле Гуин - Пересадка
Что же касается народа ак, то его представителей выжило совсем немного, скорее всего, несколько сотен, с огромным трудом преодолевших быстрое разрушение и окончательный крах жизненных связей родного мира.
Если учитывать столь ограниченный генетический источник, наверное, нетрудно объяснить преобладание у современных ак некоторых вполне определенных черт, однако проявление этих черт в виде очень четких тенденций в культуре, поражающей своим единообразием, представляется совершенно необъяснимым. Мы не слишком хорошо представляем себе, каков был народ ак до катастрофы, однако широко известное нежелание представителей этого народа подчиняться приказаниям чужаков дает возможность предположить, что у них уже имелся определенный опыт насильственного труда по приказу своих собственных вождей или иных руководителей.
Сейчас насчитывается примерно два миллиона дако, большей частью на побережьях южного и северного континентов. Они живут в небольших городах и селениях, а также на фермах и занимаются сельским хозяйством и торговлей. У них вполне прилично развита технология, хотя применение ее ограничено истощенностью природных ресурсов и строжайшими законами религиозного порядка.
Народность ак — это примерно пятнадцать-двадцать тысяч людей; все они проживают на южном континенте и занимаются собирательством и рыбной ловлей, иногда в весьма ограниченном количестве возделывая землю. Единственным домашним животным, выжившим во время угара Экспансии, у них является бууз, умное существо, предками которого являлись стайные плотоядные. Племя ак использовало буузов на охоте еще в те времена, когда было на кого охотиться. Теперь же буузы перевозят или перетаскивают небольшие грузы или просто живут в семьях людей в качестве их любимцев, а в особенно тяжелые времена — и в качестве источника пищи.
Деревни ак не стоят на месте; поскольку эти племена с незапамятных времен ведут кочевой образ жизни, дома ак представляют собой нечто вроде полотняных чумов с рамой из легких шестов или длинных стеблей тростника; такие чумы очень легко установить или разобрать и перенести на другое место. Высокий тростник, который растет на заболоченных берегах озер в пустыне и вдоль всех побережий экваториальной зоны южного континента, составляет основу жизни ак. Они собирают его молодые побеги, употребляя их в пищу; волокна, получаемые из стеблей, используются для изготовления пряжи и тканей, для плетения корзин, циновок и веревок; из самих стеблей также делают различные предметы быта. Использовав все запасы тростника в той или иной местности, вся деревня просто снимается с места и перебирается на другое. Через несколько лет плантации тростника восстанавливаются сами собой, дав новые побеги от корней.
Ак стараются сохранять свой тростниково-пустынный образ жизни, навязанный им дако в предыдущем тысячелетии. Некоторые, правда, все же селятся поближе к городам дако и даже вступают с ними в некие торгово-воровские отношения. Дако покупают у ак их чудесные ткани, циновки и корзины и с поразительным великодушием терпят их мелкие кражи.
Отношение дако к соседям определить затруднительно. Осторожность, осмотрительность — это, безусловно, одна из его составляющих. Дако также явно испытывают определенное беспокойство, которое, впрочем, не является следствием подозрительности или недоверия, и, разумеется, никогда не теряют бдительности, которая, как ни странно, никогда не перерастает во враждебность или презрение, а порой может даже послужить неким примиряющим фактором.
Еще труднее сказать, как народ ак относится к народу дако. Представители обоих народов общаются на некоем «пиджин», или жаргоне, содержащем элементы обоих языков, но специально, похоже, никто и никогда чужой язык не учит. Ак и дако словно договорились: мирное сосуществование ни в коем случае не должно превратиться в «родственные» отношения. У них нет практически никаких контактов друг с другом, если не считать тех случайных кратких «процессов взаимообмена» в южных приграничных поселениях дако и весьма ограниченного и очень странного вида сотрудничества, причиной которого я могу назвать лишь некую весьма специфическую одержимость народа ак.
Мне не слишком нравится выражение «специфическая одержимость», но выражение «культурный инстинкт» еще хуже.
Примерно в два-три года детишки ак начинают строить. Изо всего, что только попадет в их зеленовато-бронзовые ручонки, — из любого материала, из любого предмета, который может послужить каким-то «кирпичиком», они строят «дома». Тем же словом «дом» ак обозначают и те легкие, сделанные из тростника и ткани чумы, в которых они живут, но их дома не имеют ничего общего с «домами» детей, если не считать, что и то и другое — это закрытые помещения с полом и потолком. Детские «дома» сплошь прямоугольные, с плоской крышей и сделаны всегда из прочных тяжелых материалов. Они отнюдь не являются имитацией домов дако или, в крайнем случае, могут весьма отдаленно напоминать их. Дело в том, что большинство детей ак никогда не бывали в городах дако и никогда не видали ни одного построенного ими здания.
Трудно поверить, что они просто подражают друг другу — они трудятся с поразительным единодушием и никогда не отступают от определенного плана. Еще труднее поверить, что их строительный стиль — это нечто врожденное, словно у насекомых.
По мере того как дети становятся старше и обретают все больше умения, они строят дома побольше, хотя все еще не выше, чем по колено — с переходами, двориками, а порой и с башнями. Многие дети все свободное время проводят, собирая подходящие для строительства камни или делая из глины кирпичи, а потом, конечно же, приступают к самому строительству. Они не заселяют свои строения игрушечными человечками или зверюшками и не рассказывают о них всякие истории. В шесть-семь лет некоторые дети перестают заниматься строительством, а некоторые продолжают строить — теперь уже зачастую под руководством кого-то из заинтересованных родителей — и возводят гораздо более сложные здания, хотя по-прежнему недостаточно большие, чтобы кто-то мог в них жить. И сами дети никогда в таких домах не играют.
Когда деревня собирает пожитки и перебирается на новое место, дети оставляют свои творения стоять там, где они их построили, не выказывая ни малейших признаков сожаления. А потом, едва устроившись, снова все начинают сначала, зачастую пользуясь камнями или кирпичами из тех «домов», которые оставило здесь предыдущее поколение детей. Места излюбленных стоянок народа ак отмечены десятками или даже сотнями довольно прочных маленьких строений, многие из которых уже превратились в руины, и теперь в них обитают членистоногие болотные гикото или маленькие, похожие на крыс, пустынные хикики.
