Вера Школьникова - Стрела на излете
Впрочем, Геслер привык к одиночеству. Из постигших его разочарований это было самым незначительным. Вот уже восемь лет как он сидит в разоренной провинции, и с каждым годом положение все хуже и хуже.
По всей империи дела идут не самым лучшим образом, королевские новшества первых лет боком выходят, но в Суэрсене и вовсе дело дрянь. Земля скудная, торговлю на корню задушили, работа есть только на рудниках, да и там платят так, что едва на хлеб хватает. А крестьянам хоть кору грызи, хоть хвою с деревьев объедай, благо, этого добра на всех хватит. Если бы не помощь наместницы, то есть, королевы, давно бы уже обезлюдел Суэрсен. И так все, кто мог, покинули оскудевшую провинцию.
Ох, недобрым словом поминал он покойного ныне дядюшку. Удружил так удружил! Ни денег, ни имения, ни положения при дворе, один только страх да головная боль. И хорошо еще, есть чему болеть. Вот не соберет в этом году налоги…
Охота позволяла забыться хоть ненадолго. Вот он зверь, гони его, стреляй, вдыхай пьянящий аромат теплой крови. Жизнь в такие минуты казалась простой, правильной, такой, как и должна быть. Но до чего ж потом противно было возвращаться к делам. Ах, если бы можно было подать в отставку! Все еще молодой чиновник мечтал уже только о покое, Аред с ней, с карьерой! Но он понимал - стоит уйти, и следующий наместник найдет способ свалить все беды Суэрсена на предшественника. Жизнь Торну Геслеру была не мила, но не настолько, чтобы расстаться с ней на плахе.
С утра загонщики выследили в лесу молодую олениху, и выгнали ее на заброшенное поле, поросшее бурьяном. Надрываясь лаяли псы, шумели трещотки, ржал, почуявший свободу конь, застоявшийся за зиму в стойле. Собаки, наконец-то, догнали добычу, обреченное животное упало, он подъехал ближе, вытащил из ножен широкий охотничий кинжал. В последнее время в моду вошло охотиться с ручными бомбардами, но Торн этой новой манеры не признавал. Есть вещи, которые мужчина должен делать своими руками.
Девчонка появилась из ниоткуда. Вот еще миг назад рядом с тяжело дышащей оленихой никого не было, кроме собак и подоспевшего псаря, и вдруг, как из воздуха соткалась маленькая фигурка. Девочка, лет семи-восьми, худющая, одни локти да коленки, платье короткое, с заплатками, а кожа смуглая, с теплым отливом, как у южан. И глаза странного цвета, карие, с золотыми искорками, а волосы - спелый гречишный мед. Из каких краев залетела сюда эта солнечная птичка? Местные жители зачастую смуглые, говорят, что давным-давно с юга пришли, но таких, на янтарные статуэтки похожих, ему не попадалось. Не иначе, как эльфийская кровь примешалась. Вот чудеса-то! Здешние эльфы раньше к Творцу отправятся, чем со смертным спутаются.
А девочка положила ладонь на шею оленихи и строго сказала:
- Ее нельзя убивать. У нее маленький в лесу остался, он без мамы умрет. Весной не охотятся на оленей!
Что на оленей охотятся осенью и зимой, Геслер знал и без непрошенной советчицы. Но в зимний лес его и на аркане не затащишь, а от одного оленя в здешних чащобах не убудет. Все равно, кроме королевского наместника в Суэрсене и короля собственнолично, никому охотиться нельзя, и зверья, несмотря на браконьеров, расплодилось немеренно. Торн тряхнул головой, удивляясь - что это он, оправдываться перед девчонкой босоногой вздумал?! Впрочем, босоногой она не была - вон, какие сапожки ладные, из мягкой замши. Уж не из оленьей ли? Непохоже, чтобы ее отец почитал королевское право.
- Ты кто такая, девочка, что указываешь наместнику Короны, что ему делать? И откуда ты тут взялась?
Девчонка зло сощурилась:
- Я здесь живу. Это ты тут "взялся", и не понимаешь, что можно, а что нельзя. Ты хочешь убить одного оленя, а убьешь сотни.
- Это еще почему?
- Потому что ее малыш умрет, и у него не будет детей. И у его детей не будет детей.
Торн не нашелся, что ответить. И впрямь, если так подходить, то на каждой охоте он убивает тысячи тысяч оленей, а уж сколько цыплят он загубил за свою жизнь! Он вдруг вспомнил, что много лет назад читал мудреный трактат какого-то восточного варвара. Варвар этот был родом из знатной семьи, рос в роскоши, хотя, какая там у этих дикарей роскошь - подстилка помягче, да кусок пожирнее. А как вырос, вдруг обнаружил, что люди вокруг только и делают, что умирают и страдают. Кто от голода, кто от болезней, а если кто и счастлив, то ненадолго, а потом все равно умирает.
От этого неожиданного открытия молодой варвар погрузился в глубокие раздумья, и пришел к выводу, что есть только один способ не усугублять страдания - ничего не делать. Погрузился в недеяние и вскорости умер, поскольку сначала перестал есть, потом пить, а потом дышать. Это ведь все тоже действия. Вот у него в трактате и было что-то похожее, только не про оленей, кажется, а то ли про стрекоз, то ли про бабочек… Мол, раздавишь случайно одну бабочку, и не зная того, убьешь целый мир.
Но девчонку-то кто надоумил? Или оборванка только вчера из дворцовой библиотеки вернулась? Кстати, а откуда она и впрямь тут взялась? До ближайшей деревни далеко, да и нечего крестьянским детям сейчас в лесу делать - ни грибов, ни ягод, сыро и слякотно. Разве что хворост собирать, но много ли такой заморыш принесет…
Он спрятал кинжал в ножны - охотничий азарт пропал, теперь его интересовала только странная девочка. Он улыбнулся как можно мягче и махнул рукой псарю, чтобы тот отогнал собак:
- Ну хорошо, отпустим олениху домой, к деткам. А вот с тобой, крошка, я побеседую. Откуда ты взялась в чистом поле?
Пока он спорил с девчонкой, подоспели загонщики и лесничий. Девочка наклонилась к оленихе, прошептала что-то ей на ухо, погладила мокрую шерсть:
- Ну, вставай, поднимайся. Давай, моя хорошая.
Олениха поднялась, ткнулась носом в ладонь своей спасительнице и умчалась вперед, туда, где чернелась кромка леса. А лесничий, шагнув вперед, заслонил девочку от Торна:
- Вы, господин наместник, не серчайте. Дочка это моя младшая, Лита. Она у нас странная слегка уродилась, но зверей шибко любит, а они ее. Вот и заступилась, сейчас ведь и правда не время на самок охотиться.
Угу, дочь, как же. Сходство просто в глаза бьет! Широкоплечий, приземистый лесничий, с глубоко посаженными маленькими глазами и плоским носом, и это янтарное чудо. Он кивнул:
- Дочь, говоришь? Ну что ж, охота сегодня все равно не задалась, а я устал. Едем к тебе домой, передохнуть и выпить горячего. А дочку твою с собой прихватим, нечего ей одной по лесу ходить.
Лесничий молча подсадил девочку в седло, сам сел сзади. И что Лите сегодня дома не сиделось! Не поверил ведь наместник, ни одному слову не поверил. А как увидит жену, только убедится, что Лита им не родная: ни в мать, ни в отца, а в… Хвала Семерым, что Геслер в Суэрсене человек новый, не понимает, в кого. Ведь если приглядеться как следует, сразу догадаться можно. Добро еще, к ним в дом мало кто заглядывает, но меч в мешке не спрячешь, он знал, что по ближним деревням давно уже ходят слухи. И если слухи эти да наместнику в уши, быть беде!
