Крис Уэйнрайт - Кольцо власти
Потом киммериец ополоснул лицо водой из кувшина, и скоро дробный стук копыт его гнедого растворился в свежем утреннем воздухе.
Дорога была пустынна. Конан, мурлыча под нос какую-то песенку, предоставил коню самому выбирать дуть, отпустив поводья. Было тихо и прохладно, солнце еще не нагрело лесной воздух и только иногда проглядывало сквозь мелькавшие по сторонам поляны. Конан слегка задумался и не увидел, а скорее почувствовал: происходит что-то необычное.
Он натянул поводья, останавливая коня, и огляделся вокруг. Впереди и позади его дорога желтой песчаной полосой петляла между позлащенными солнцем стволами сосен.
Справа небольшая полянка с раскидистой березой, слева — стена густого леса. Все казалось мирным и спокойным, но варвар кожей чувствовал, что сейчас непременно произойдет что-то необычное. Он поднял голову вверх: чистое голубое небо. Вдруг непонятно откуда возник небольшой ветерок. Сначала слабый, он усилился и дул уже ровно, прямо в лицо киммерийцу, неся с собой прошлогодние листья и поднимая легкие бурунчики песка на дороге.
Варвар прикрыл глаза рукой и почувствовал, что на рукав его рубахи словно садятся тысячи насекомых. Он отнял руку и увидел прилипшее к ней огромное число мягких и почти незаметных паутинок, переливающихся в солнечных лучах. Через мгновение киммериец ощутил, что паутинки опутывают все его тело: ноги, спину, грудь.
Он взмахнул руками, пытаясь разорвать тончайшие нити, но они все прилипали и прилипали к его одежде, скоро Конан почти не мог пошевелиться. Каждое движение затягивало паутину и еще больше сковывало тело.
«Нергал мне в печень! — выругался варвар. — Что это? Надо постараться унести ноги отсюда».
Он ударил пятками коня, пытаясь пустить его рысью, но с ужасом увидел, что и его скакун окутан множеством переливающихся разными цветами нитей. Паутинки все прибывали и прибывали, влекомые ветром. Варвар чувствовал, как весь покрывается липкими нитями, спеленутый ими, будто кокон. Совершенно беспомощный, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, даже рот так залепила паутина, что ему не удавалось издать ни звука. Ветер внезапно стих, и киммериец остался на дороге, застывший, словно статуя. Тоненькая струйка холодного пота предательски поползла по спине: Конану стало жутко от тишины и неподвижности, в которой он пребывал. Все произошло настолько быстро, что варвар даже не успел как следует понять, что случилось.
«Эти немедийские леса! — скрежетнул он зубами — единственное, что он мог сейчас сделать. — Да когда же я, наконец, перестану привлекать внимание проклятых колдунов! Краутвурст, мерзавец! Его козни, чьи же еще! Но как этот сын Сета узнал, где я?»
Сколько ему предстояло простоять вот так, в полной неподвижности? Хорошо, если кто-нибудь поедет по этой дороге и поможет ему выбраться.
«Если сумеет, конечно, — невесело подумал варвар. — Кто знает, какой прочности эта паутина? Может, ее и меч не берет. Так и сгнию здесь, как заяц в силках. Нет! — поправил он себя. — Зайчишку может сожрать волк, или лиса, или рысь, а меня вряд ли укусишь в таком панцире».
Он представил себе, как вместо него и коня останется только лужа бурой жижи и пустая оболочка из паутины, словно осиное гнездо, покинутое своими обитателями. Меж тем солнце поднялось выше, и его лучи, выйдя из-за вершин деревьев, стали припекать варвара. Сначала голову, потом плечи и грудь. Скоро он уже весь жарился, будто на сковороде, не в силах даже утереть пот. Так же плохо было и коню. Киммериец чувствовал, как по телу животного проходили судороги, и жалел жеребца даже больше, чем себя самого.
И никто не проезжал по проклятой дороге. Ни пешего, ни конного! Никого… Конан не мог пошевелить годовой и лишь поводил глазами из стороны в сторону, изнемогая от зноя и неподвижности. В промежутки между нитями залепившей варвара паутины оводы и мухи просовывали жала и кусали лицо и ладони рук. Тучи этих мерзких созданий облепили его, так что через некоторое время он уже не мог ничего видеть, а твари все слетались на запах крови и жалили, жалили беспрестанно.
Варвар уже почти ничего не чувствовал, человеческих сил недоставало, чтобы выдержать бесконечную пытку. Среди жужжания тысяч насекомых неожиданно почудилось, что он слышит стук копыт коня. Он напряг слух. Так и есть! Кто-то скакал по дороге.
«Только бы не проехал мимо, не свернул бы куда-нибудь в сторону», — молил богов киммериец, все еще надеясь на спасение.
Топот копыт приближался, и наконец всадник, судя по звуку, остановился возле него. Но лучше бы не останавливался. При первых звуках глумливого голоса киммериец понял, что его уже ничто не спасет. Всадником был Краутвурст.
— Ну как твои дела, киммерийская вошь? — захохотал колдун, — Ты еще жив или, может, подох уже?
Конан почувствовал укол в спину — видимо, колдун ткнул острием ножа сквозь прорехи в паутине.
— Ха-ха-ха! — залился довольным смехом Краутвурст. — Я мог бы тебя убить, как собаку, но решил, что и тебе не вредно побыть маленько в мешке. Помнишь, гаденыш? — Он снова кольнул варвара ножом, радостно хохотнув. — Но я-то выбрался, а вот тебе придется тут подохнуть. День-два постоишь как истукан, да и отправишься на Серые Равнины. Помучаешься на славу! Ночью будет прохладнее, и ты решишь, что тебе стало лучше. Чушь! Днем опять припечет, и ты хорошенько прочувствуешь, что бывает с теми, кто имеет дерзость замахиваться на мое могущество.
Конан не мог разлепить губы, чтобы плюнуть в рожу довольно хихикающему ублюдку. Он только бессильно скрипел зубами, поминая про себя на редкость недобрыми словами всех известных ему темных богов.
— Ну ладно, — услышал он. — Надеюсь, ты будешь долго мучиться, на славу Сета. Надоело мне тут возле тебя мух кормить. Прощай, киммериец! Вряд ли больше придется свидеться!
Конан некоторое время слышал удаляющийся стук копыт, потом вновь погрузился в забытье, ничего не чувствуя, даже не понимая, что день уступает место ночи и дневной зной сменяет прохлада, как справедливо толковал колдун. Сколько прошло времени, пока он вновь пришел в себя, варвар не знал. Насекомых стало гораздо меньше, и он с трудом разлепил распухшие от укусов веки. Поднял глаза к небу, но звезд не увидел.
«Наверное, облака, — подумал варвар, само ощущение того, что он еще может думать, давало какую-то надежду. — Я еще не сдался! — Он провел пересохшим языком по нёбу. — Вот попить бы…»
Он чувствовал влажный ночной воздух и то, как роса обволокла паутину снаружи. Варвар попытался языком раздвинуть нити, облепившие рот, и почувствовал, что это ему удается. Паутина слегка растягивалась, видимо, под действием влаги. «Кром! — В голове киммерийца мелькнул луч надежды. — Вдруг пойдет дождь, тогда я попробую растянуть эти путы».
