Владимир Наумов - Души потемки
— Господин Шульц, совет Лучезарных возлагает на ваш авторитет большие надежды.
Судья выпучил воспаленные глаза, отчего стал похож на жирного глупого карпа.
— Вы же знаете, что они, — он многозначительно закатил глаза к потолку, — сотворили с Борском.
— Сожгли?
— Дотла, камня на камне не оставили. Судья смахнул рукавом пот. — Повелитель Перстня оставил в Борске раненых и маленький отряд.
Стражник громко сопел, но в разговор не вступал.
— Так вот, когда Пятнистые ушли, горожане, объединившись с дружиной соседнего князя, перерезали им глотки. — Шульц затрясся и схватил кружку. Жадно отхлебнув, залил себя и стол мутной брагой. — Повелитель Пятнистых вернулся, уничтожил всех и отдал город на разграбление. Замок князя тоже сожгли.
— Трус, — презрительно процедил сквозь зубы «бродяга».
— У меня дети. Поймите, они никого не пощадят.
— Милейший судья, Вам стоит подумать о том, что Совет Лучезарных не потерпит предательство.
— Хватит, — рявкнул стражник, — не время пугать друг друга.
Судья засуетился, бросил мелкую монету на стол. Встал.
— Мне пора.
— Бежишь, жирный боров?
— У меня дети.
— Бежишь, — с угрюмым удовлетворением протянул стражник.
Когда судья скрылся из вида «бродяга» в упор взглянул на седовласого. Молчаливый поединок длился несколько секунд. Смутившись, вояка не выдержал пронзительного взгляда золотистых глаз «бродяги».
— Он нас продаст!
— Наверняка, — со вздохом подтвердил служивый, почесывая потную волосатую грудь.
— Устрани его, но так чтобы все подумали на Пятнистых. Понял?
— Чего уж не понять.
«Бродяга» надвинул на лицо серый капюшон и, не прощаясь, ушел.
— Сволочи, — кулак с размаху грохнул по столу, — все сволочи, — подвел итог начальник стражи. — Хозяин, еще кружку.
Он не заметил, как «пьяный» подмастерье за соседним столом, вдруг посмотрел абсолютно трезвым взглядом вслед ушедшему «бродяге». Выждав несколько минут, подмастерье устремился вдогонку за златооким. Высокий, худощавый «бродяга» неторопливо удалялся в сторону городских ворот. Превратности погоды его не волновали. Он, казалось, не замечал духоты. Соглядатай, выскочив на улицу, окунулся в знойное марево и, помянув недобрым словом богов, с тоской оглянулся на покинутый погребок. Нелегка филерская служба. Заметив патруль Пятнистых, «бродяга» прижался к стене и, изображая юродивого, понес сплошную околесицу. Его счастье, что патруль состоял из людей. Монстры и преты за версту чуют златоглазых. Страх был чужд третьему приору, Лучезарному князю Магнусу Аргольскому. Будь патруль даже трижды многочисленным, Магнус с легкостью расправился бы с ним в одиночку. Великолепный фехтовальщик, непревзойденный кулачный боец и, как всякий Лучезарный, маг, третий приор в свете грядущих событий не имел права провалить задуманное, поддавшись минутному искушению. Ряд загадочный убийств и поджогов потрясут город и подтолкнут на бунт. Пятнистые наверняка расправятся с ним, но это лишь на руку Лучезарным. Во-первых — руками Пятнистых они покарают предателей, во-вторых — больше никто не поверит Повелителю Перстня и не сдаст город без боя, в-третьих — появится время необходимое Лучезарным подготовиться к решающей битве. Еще не все Братья успели добраться до Хрустального Дворца.
Подмастерье с подобострастной улыбкой склонил голову перед патрульными. Скосив глаза, он ни на минуту не выпускал из вида «бродягу». Убедившись, что тот покидает город, облегченно вздохнул и кинулся к дому городского судьи. Господин Шульц щедро отблагодарил доносчика и даже собственноручно поднес гостю чашу вина. Час спустя, подмастерье, корчась на мостовой от дикой рези в животе, в мучениях скончался. А в это время из городской каталажки в дом судьи был доставлен Шестипалый Ред. Маленький, добродушный с виду толстячок, на самом деле являлся одним из самых отъявленных негодяев и убийц. Не один собутыльник Шестипалого закончил вечер в канаве с ножом в спине. Топор палача давно навис над его головой, но господин Шульц оттягивал казнь, пребывая в твердой уверенности, что отпетый висельник ему еще пригодится. И этот час пробил. Шестипалый Ред с ходу уловил, что судья в нем нуждается и затеял нескончаемый торг. Шульц семенил по богато обставленной гостиной и призывал гром и молнии на голову приговоренного. В конец выдохнувшись, он рухнул в кресло и налил себе вина. Ред мысленно потирал руки. Цена сделки — жизнь, свобода плюс небольшой капиталец. А как же иначе, ведь убить нужно не кого-нибудь, а начальника городской стражи. Это воин, а не подвыпивший купчишка.
— Твоя взяла, — судья махнул рукой. Но смотри, не вздумай хитрить со мной.
Шестипалый поежился и мысленно обругал себя за жадность. Была мысль продать судью.
— Да, я… Да, никогда! Клянусь могилой матери.
— А она у тебя была?
Шестипалый проглотил обиду, но зарубочку на память сделал.
«Придет время — сочтемся».
— Не сочтите за дерзость, господин Шульц, но весь город завидует вашим винным подвалам.
— Так уж и весь, — засиял польщенный судья.
— Поверьте мне. Дозвольте отпробовать перед большим делом. Для куражу!
«Сам голубчик напросился».
— Ну, если для куражу.
На столике еще стояла чаша, из которой пил злополучный подмастерье. Секрет заключался не в вине, а именно в чаше.
— Сам наливай. Не думаешь ли ты, что я тебе буду прислуживать.
Ред поспешно подскочил к столику и жадно схватил граненую бутыль зеленого стекла.
— Мне тоже плесни. Уморит меня духотища.
Шестипалый наполнил чашу судье, затем себе. Залпом выпил и пожалел, что маловата посудина, но просить вторично не решился.
— Ступай, Шестипалый. Да не тяни с делом. Он сейчас в подвальчике горбатого Джо. За тобой присмотрят. — Коротышка с обидой надул губы. — Кончишь дело — приходи за деньгами.
«Вот уж дудки!»
— Господин Шульц, а нельзя ли деньги прислать Красотке Лисе.
— В этот притон?
— Кому притон — кому дом родной.
— Ладно, ступай.
И они расстались, каждый довольный собой. Шестипалый Ред, насвистывая бодрый мотивчик, направился к горбатому Джо, пообещав завтра же подарить Красотке новую цветастую юбку. Шаги за спиной его не беспокоили, ибо он решил сдержать слово и залечь на дно. А уж уйти незамеченным из кабачка Джо — раз плюнуть.
Шульц приказал горничной, молоденькой крестьянской девушке, раздеть себя и обтереть влажным полотенцем. Этой минуты он давно ждал, но дела прежде всего. К тому времени, когда вернулся глухонемой конюх, судья сладенько похрапывал. Рассудив, что будить господина ради двух мертвяков не стоит, они уже никуда не денутся, отправился на конюшню. Больше браги и женщин любил он своих подопечных.
