Марина Дяченко - Любовь и фантастика (сборник)
Так дрожит паутина перед рассветом, стряхивая росу. Так падает еловая лапа…
– Яна!!
Он не кричал. Но от звука его голоса содрогнулась не только княжна – слуги на лестнице содрогнулись тоже. И стражи у моста.
– Яна…
Ох, какой она бросила взгляд. На такой взгляд нанизывать можно, как на вертел…
Ухмыляется скуластый Сотка. Щерит кровавую рану на горле.
Сотка выбрал…
И я выбрал тоже.
– …Слушайте меня, княжна. Сейчас, сию секунду… вы отправитесь домой.
Тишина.
…Холм покрыт черными язвами кострищ. Поднимается солнце – и сейчас на старых угольях тоже высыхает роса…
– Вы отправитесь к отцу… послы довезут вас. Вы будете уходить все дальше и дальше, и с каждым часом… вам будет становиться все хуже. Но вы не повернете назад.
Тишина.
…Он будет стоять на стене и смотреть. Маленький отряд скроется в лесу – но он будет стоять надо рвом, где погиб Лабан…
И ветер будет пахнуть застарелой гарью.
– Иди! И не вздумай вернуться. Иди, не оборачивайся, сожми зубы, я знаю, ты сумеешь… и ведь не так много прошло времени. Важно – выдержать первый удар. И выдержать шлейф тоски – тоже важно. Но самое главное – знать, что и боль когда-нибудь кончится. Все это пройдет, княжна, я знаю… Иди.
Вот теперь она смотрит.
Впервые за все это время она смотрит ему в лицо без страха и без ненависти. Что за чувство сидит на дне ее глаз? Удивление?
– Я не хочу терять тебя!! Лучше откажусь – чтобы никогда не забыть… Я лишусь тебя и потеряю покой, но это лучше, чем… навеки присвоить тебя и потерять душу. Пусть убегает ручей, пусть оставляет после себя сушь… это правильнее, чем завалить песком и камнями его единственный источник. Счастье бывает только там, где возможна потеря…
Он сдержался, чтобы не коснуться ее. Чтобы не взять за руку. Лишнее прикосновение – лишние страдания в будущем…
Она смотрела. Не девочка. Не удивленный испуганный подросток – женщина смотрела из ее глаз, еще не мудрая, но стоящая на пороге понимания. Пройдет совсем немного времени – и она ПОЙМЕТ…
Сама не осознавая зачем, она шагнула ему навстречу.
– Прощайте, княжна. Мы не встретимся больше никогда.
* * *«…века. И на месте замка теперь развалины и пустошь.
Это было давно. Так давно, что и не упомнить..».
Конец
Уехал славный рыцарь мой…
…И через неделю с небольшим у нас полетела связь. Возможно, все дело было в передающей станции на башне, и толковый инженер разобрался бы с этим за две минуты.
Но только не я.
Я честно поднималась на башню и копалась в проводах и платах, но так ничего и не поняла. Сдавшись, стояла на круглом балкончике и разглядывала землю до горизонта.
У подножия холма толпилась маленькая оливковая роща. Далеко на юге чернели развалины имения, сожженного в прошлом году моховыми звездами. По дороге гнали на ярмарку скот. А вокруг – каменистая пустыня, красная растрескавшаяся земля; Аманесер уехал, я жду его и буду ждать, сколько понадобится. Жаль, что связи больше нет. Есть только мутное зеркальце, расколотое пополам – половинка у меня, половинка, соответственно, у него.
В зеркальце я могла видеть отблеск его костра. Аманесер был жив, здоров, не ранен, и уже через неделю в ворота постучалось первое свидетельство его доблести – оруженосец побежденного рыцаря как-его-там, сопровождающий телегу с замечательными и нужными вещами.
Там была солярка – десять канистр. Моток медной проволоки, тюк серой ваты, масло – машинное и конопляное. Там были доспехи побежденного рыцаря – гора металлического лома, которую Аманесер согласился взять, скорее всего, только как дань традиции. И там было письмо – оруженосец вручил мне его трясущейся рукой; Аманесер не писал ничего о деле – ни о рации, ни о своих ближайших планах, ни когда думает вернуться. Он писал о любви, и большая часть послания была в стихах.
– Ты свободен, – сказала я оруженосцу побежденного рыцаря как-его-там.
Его затуманенные, будто закрытые пленкой глаза мигнули и прояснились. Он уставился на меня, будто не веря своему счастью.
– Ты исполнил свой долг, – сказала я. – Я принимаю подношение. Ступай.
Он попятился и споткнулся, едва не упав. Повернулся и кинулся бежать; слуги беззлобно смеялись вслед.
Закрылись ворота.
* * *Ночью холм зашевелился.
Слуги забились в свои каморки и бормотали молитвы. Я и не ждала от них ничего другого; поднявшись на крышу, я расчехлила пушку, закурила трубку и стала ждать.
Уезжая, мой рыцарь отлично пристрелял старый ствол, и теперь единственным недостатком пушки был маломощный аккумулятор. Аманесер обещал прислать новый, как только подвернется что-нибудь подходящее. Но подходящее не подвернулось, а моховые звезды были тут как тут.
Их было не так много – может быть, пять или шесть, но и одной вполне достаточно, чтобы поджарить замок вместе с обитателями. Для этого всего только нужно, чтобы звезда дотронулась до ограды. Дай ей дотронуться – и ты сама удивишься, как быстро превращается в преисподнюю твой уютный дом.
На пушке не было прибора ночного видения – Аманесер не успел поставить. Стояла безлунная ночь, с неба смотрели тысячи неподвижных глаз, и среди них – любимая звезда Аманесера. Я помахала ей рукой. Облачко табачного дыма размазалось в неподвижном воздухе.
Холм подрагивал, будто пузырился в темноте. По невидимым ниточкам бежали огоньки, все ближе и ближе. Я отложила трубку и прижалась лицом к прицелу.
Будь на пушке нормальный аккумулятор – я расстреляла бы их еще на холме, и дело с концом. Но зона поражения начиналась (или заканчивалась?) как раз перед нашими воротами, а интервал между двумя выстрелами составлял пять секунд, не меньше. Если я поспешу с выстрелом, у звезды будет как раз достаточно времени, чтобы добраться до ограды и потрогать ее раздвоенным языком… если это у них язык, конечно.
Аманесер никогда не промахивался. Но Аманесер уехал, я жду его и буду ждать, сколько понадобится, а для этого необходимо научиться отгонять моховых звезд.
В прицел я видела все те же бегущие огоньки. Один за другим завыли псы на цепи, в конюшне заревели мулы. Мой палец лег на гашетку, и больше всего я боялась, что рука перестанет слушаться. Темнота стала красная, как сырое мясо. Я заставила себя выждать еще мгновение, а потом пальнула.
Пушка даже не вздрогнула. Холм озарился белым. Перед воротами, в нескольких сантиметрах, забился в корчах волосатый жгут – не знаю, как выглядит моховая звезда на самом деле, в моем представлении она похожа на гигантский комок волос, застрявший в водостоке. В мгновенном свете выстрела я увидела, как близко подпустила звезду, и ужаснулась. Зато и уйти ей теперь не удастся – она разваливалась, растекалась лужей, и несколько секунд слепоты – а после выстрела я всегда слепну – прошли в безопасности и в ощущении победы.
