Макс Фрай - Книга Страха
— Что надо — вижу.
— Я бы и шагу не сделал. А каску зачем нацепил?
— Так положено. Я же Техник.
— Техник… Так что, Техник, ты пройти нам разрешишь?
— Провожу. Там колодцы открытые попадаются.
— И проводи. Даже лучше будет. Маруак, чертяка, ногу не дери мне. — Мак снова нагнулся, подхватил кота в охапку и зашагал к эстакаде. По пути громко объяснял:
— Жила редко выходит. Искать надо, следить. И выходит всегда на возвышенном месте. Тонкая, с пятачок… Но это хорошо, чем тоньше, тем толчок сильнее… Главное — время не упустить. И не бояться. Вот из тебя бы, между прочим, хороший летун получился: в таком месте один живешь, а страха у тебя нет.
— Я же сказал: не бойся мертвого, опасайся живого.
— Так о чем говорю, — я же не мертвый. А вдруг я как раз такой Мак?
— Какой?
Он рассмеялся.
— Не, на самом деле меня бояться нечего. Я безобидный. Только я же летун, и у меня поэтому всегда нож с собой. Вот, смотри.
Лезвие слабо засветилось под луной — самоделка из тонкой стальной полосы.
— Вот… Так что и живых я не очень боюсь.
Он сунул нож в чехол, перехватил кота поудобнее.
— Ну и говорю: у тебя должно получиться. Попробуешь? А то выходит — я полечу, а ты один тут…
Мы были уже у подножия эстакады. Мак прислонил ухо к ржавой опоре:
— Иде-ет, идет, сладкая моя… Ну вот. В этом деле главное, понимаешь, живой крови надо выпить. Обязательно. Без этого не взлетишь. Маруак, киса, полезай в мешок. Не хватало, чтобы ты еще сбежал… Так как, Техник, не боишься меня живого? Полезешь? Попробуешь?
— Полезу.
— Правильно. Маруак зверка маленькая, но на двоих его хватит. А я тебя научу, потом уже сам… дело хорошее…
Он лез первым, цепкий, быстрый. Я бы мог его обогнать, но ни к чему. Тише едешь — дальше будешь, а про дольше проживешь и говорить нечего.
На верхней площадке Мак остановился. Шагнул туда, сюда. Глаза его под луной оловянно блестели.
— Хорошо! Хорошо. А, вот она!
Выпрямился, будто в подошвы ударило током. Взял сумку, вынул за загривок кота. Маруак тихо говорил свое: "Ма-ару!"; лапы у него обвисли. Мак держал зверя в левой руке, правой потянул из чехла нож.
— Черный кот лучше всего, — с присвистом, как сквозь судорогу, прошептал летун. — Курицу можно черную… но где ее сейчас взять, да и дура… а кот сам приходит…
Он глядел в сузившиеся глаза кота. Зверь не понимал смерти. Ему было просто неудобно висеть над пропастью, ему хотелось встать на лапы. Он выпускал когти и стонал: "Ма-ару-у!"
— Год он со мной был: жилу-то пока найдешь… Хороший зверь, и жалко мне его, не часто же бывает, чтобы приблудился, так и время, время…
Не обрывая скороговорки, Мак вдруг выбросил руку с ножом и ударил меня в грудь.
Точно ударил, не наобум.
Нож пропорол куртку и упал на площадку. Мак его не удержал. Попробуй удержи, когда руку обжигает ледяным холодом.
Ему бы отступить, отшатнуться — но, видимо, жила не пускала. Он еще верил в полет, да не сбылось: мою нелепую меховую перчатку прорвал изнутри отросток — крепче когтя, острее стали — и очень точно прошел между ребер.
Одно мгновение — и живой крови всего на один глоток. Ничего не возвращается, но приходит зима, в которой нет больше дней, а только холодный мокрый снег падает на лицо. И опять надвигается из снежной пелены Тихий Тепловоз, и я не успеваю…
Чтобы успеть — нужно крови больше, живой теплой крови, а они налетели разом: и Топ-Висельник, и Электрики в рваных комбинезонах, с вплавленными в кости золотыми цепями, и Прораб — с полным ртом цементной пыли, и Боб, который никогда не выходит встречать людей, потому что у него голова пробита гаечным ключом и глаз вытек… И Тихий Тепловоз со своей вечно пьяной бригадой, и Дети-Сиротки, и Любопытный Утопленник, которого, как всегда, толкали и теснили остальные духи. Все явились, и все впивались в того, кого я им добыл, и всем было мало.
Мак уже не стоял. Высосанной, сморщенной оболочкой упал, загремел костьми по площадке. Ссохшихся пальцев он так и не разжал, и я видел, как среди давки духов ворочается, разевая пасть, бедняга Маруак. Синие огни мелькали в глазах кота. Визгнул и заныл, забренчал цепью конвейер над нами: ну Электрики развеселились, пошла потеха! На самых верхних нотах завопил Тихий Тепловоз. Рука Прораба застряла в пробитом черепе Боба, Дети матерились, а Топ орал свое обычное: "Все по местам! Закрыть ворота!"
Я прошел сквозь них, нагнулся и помог коту высвободиться. В пальцах мертвеца осталась черная шерсть. Так он с нею и вернется, когда обернется Луна, и останется с нами — кататься на мертвых конвейерах, плакать или смеяться, или чинить Тепловоз.
А мы с Маруаком будем летать без всякого ножа и жилы. Потому что черный кот для полетов — лучше всего.
АЛЕКСЕЙ ТОЛКАЧЕВ
БЕЗНАДЕЖНЫЙ ГОРОД
Черт свалился на этот город как недогоревшая ракета прошлогоднего рождественского фейерверка. Он отряхнул с плаща черные искры, капли воды и ненужные воспоминания, после чего огляделся по сторонам.
Вокруг спали дома. Повсюду на стенах шевелились тени их снов. Каждая стена — как экран ночного кинотеатра. Здесь под завывание музыкальной пилы демонстрируется фильм про подводные глубины, там — показывают про любовь, без всякой музыки, а вон на той стене под аккомпанемент раздолбанного пианино пляшет скелет Уолта Диснея. И во всем этом ни единой дьявольской искры страха! Скелет — и тот какой-то бездушно-веселый.
— Братья и сестры! — воскликнул черт. — Я пришел дать вам страх!
Спящий город оставил без внимания это торжественное приветствие.
"Пожалуй, слишком пафосно прозвучало… — решил черт. — Надо поработать над стилем".
Вытащив из мостовой булыжник, черт запустил им в окно ближайшего дома. С тихим булькающим звуком окно проглотило камень, по стеклу разошлись круги, и через мгновение все снова было спокойно.
"Ничего не боятся, равнодушные!" — огорчился черт и наступил на здесь гуляла собачка.
Решив, что утро вечера мудренее, а сейчас надо поспать, он направился к ближайшему канализационному люку. Что-то мешало ему идти. Оглянувшись, он увидел, что за ним тянется след. Черт вытащил из кармана горсть снега и швырнул через плечо. След начал отставать и остывать.
Через час на место падения черта прибыли волхвы, чтобы взять у него анализы крови, сажи и шерсти, а также плату за въезд в город. Но черта след простыл, и они не нашли его.
(Хочу сразу предупредить: не я один пишу об этих событиях. Есть еще трое, с позволения сказать, писателей. Их версии могут отличаться от моей. В сторону искажения истины. Например, у одного из них вместо "черта след простыл" написано: "…черта поминай как звали".)
