Константин Калбазов - Кроусмарш
— Ну вот, уже значительно лучше, теперь приклад был нормально прижат и вы не зашибли себе плечо.
Падре на это замечание только коротко кивнул, с маниакальным упорством взводя арбалет. Было видно, что дается ему это с трудом, так как в руках у него был пехотный образец, с полным комплектом стальных планок, рассчитанный на взрослого, читай, сильного мужчину.
— Падре, что это вы удумали? — Андрей даже не пытался скрыть своего возмущения и раздражения, в купе с удивлением. Он ни на минуту не забывал о святом отце, а потому не двусмысленно высказал ему свое решение. Падре должен будет находиться на первом ярусе западной башни, в безопасности и заботиться о раненых, которых будут сносить именно туда.
— Учусь стрелять из арбалета. Неужели не видно?
— Но падре, мы кажется договорились, что ваше место возле раненных. Каждый должен заниматься тем, что хорошо умеет.
— А как же крестьяне и женщины?
— Это вынужденная мера. А потом кто лучше вас сумеет позаботиться о раненных.
— Ничего. До того, как появятся первые раненные, я успею сделать несколько выстрелов, а они не будут лишними. Яков говорит, что у меня не плохо получается. — Закончил он на бодрой ноте, и наложив болт кинул довольный взгляд на гиганта.
Посмотрели на бывшего каменотеса и Андрей с Джефом, причем их взгляды разительно отличались от взгляда падре, так как ничего хорошего ему не обещали. В ответ на немой укор, тот только виновато потупился, гулко вздохнул и слегка развел руками.
— Падре, не обижайтесь, но по моему, долг священника состоит не в том, чтобы сеять смерть, а как раз наоборот. — Вновь попытался образумить старика Андрей.
— Пастух, должен пасти свое стадо, — задумчиво проговорил священник, затем резко вскинул арбалет и выстрелил. Удовлетворенно кивнул, и закончил, уже бодрым голосом, — а иногда отгонять волков. — Гордо вскинув подбородок, он перехватил арбалет за цевье, после чего удалился в сторону лестницы, чтобы подняться в башню, унося с собой и оружие, и никто не смог бы сейчас лишить его арбалета в который он вцепился словно утопающий за соломинку. При этом он ничуть не выглядел комичным, весь его вид говорил о достоинстве и несгибаемости, не портили картину и голые, худые ноги, словно две палки торчащие из под подоткнутой рясы, падре, что говорится производил впечатление.
Нет, ну чисто священник из голливудского "Патриота", вот только я не Мэл Гибсон, и шансов на хэппи-энд, у нас значительно меньше. Надо бы предложить ему рясу с разрезами спереди и сзади, ну и штаны, какие ни какие, как было у покойного падре Томаса, все удобнее. О чем это я? Нехрен! В тыл! Подальше в тыл!
— Надо же, попал. — Задумчивый голос Джефа отвлек Андрея от его мыслей, и он бросил взгляд на дверь кузницы. Последний болт угодил точно в среднюю доску, на уровне груди взрослого человека. Что и говорить, выстрел был удачным.
— Яков, разве здесь стрельбище? Ты что, хотел чтобы новичок с арбалетом угодил в кого либо из проходящих мимо и пролил кровь еще до появления орков. А не скажешь ли, сколько пунктов из наставлений Джефа, ты сейчас нарушил? — Вкрадчиво поинтересовался Андрей.
— Все, — потупившись, признал гигант.
— Хорошо, что ты это осознаешь. После боя, подойдешь к Джефу, он придумает для тебя наказание. — При этих словах, на лице ветерана появилась зловещая улыбка, а Яков даже слегка побледнел. Разительное отличие от той радостной улыбки возле орочьей крепости, да и могло ли быть иначе, до возвращения из того похода, бедный каменотес, который казалось, испробовал в своей жизни уже все, вдруг осознал, как он недооценивал Джефа и сколько всякого интересного тот еще имел в своем арсенале. О том, что они могут и не пережить сегодняшнее утро, Новак упоминать не стал. К чему. Человек должен иметь надежду, чтобы видеть смысл в борьбе.
— Есть, милорд, — горестно вздохнул Яков.
— Теперь, слушай меня внимательно. Сразу после нашего возвращения, ты найдешь падре, и будешь постоянно присматривать за ним, при этом не забывай, что твой карабин нужен в бою. Но если хоть один волос упадет с падре, я не знаю, что с тобой сделаю. Ты меня понял?
— Но милорд, я ведь всегда…
— Я знаю, что ты всегда, — резко оборвал его Новак, но затем сбавил тон и закончил даже с оттенком грусти. — Заметь, я не прошу тебя оберегать леди Анну, хотя только один Бог знает, что со мной будет твориться, если с ней что-либо случится. Более того, я прошу тебя о невозможном, не думать об Элли и малыше, я прошу, я приказываю тебе оберегать падре, даже ценой своей жизни. Его жизнь очень важна. Очень. Ты меня понимаешь?
— Я все сделаю, милорд. — Понурившись, проговорил Яков, и по его виду, Андрей понял, что тот принял решение, в точности выполнить распоряжение своего сюзерена, хотя оно ему далось и нелегко.
— Сделаешь так, чтобы он и Элли были в разных башнях, — бросил Андрей через плечо, Джефу, когда Яков достаточно отошел, чтобы не слышать его.
— Но…
— Я не хочу, чтобы он отвлекался. — Оборвал Андрей, Джефа на полуслове. — Падре очень важен для нас, я ни чуть не лукавил. Я думал, что решил эту проблему, определив его в самое безопасное место, но сберечь его от орков куда проще, чем от самого себя.
— Я все сделаю.
— Вот и ладно. Давай, займись людьми.
Распрощавшись с Джефом, он направился в казарму. Однако вынырнув из задумчивости, обнаружил, что ноги несли его на лестницу. Не отдавая себе отчета, на автомате, он направился в восточный бастион, где находилась Анна. Едва осознав это, Андрей остановился и бросил тоскливый взгляд туда, где сейчас обустраивались его жена и сын. Увидит ли он их еще, выживут ли они, или падут жертвами, во исполнение задуманного им? В мозгу вспыхнула мысль, бросить все и бежать с женой, верхами они успеют уйти от надвигающейся опасности. Многие смогут последовать их примеру, и так же спасутся, но большинство не смогут этого сделать, и падут настигаемые орочьим войском, а в том, что все они попытаются спастись, едва их сюзерен побежит, Новак не сомневался. Эта мысль, как вспыхнула, так и погасла, рассыпавшись в прах. Все же наверное падре был прав и в нем что-то изменилось, он сам чувствовал это. Нет, он все так же старался думать о личной выгоде, все так же использовал людей, и рассматривал их по большей части как ресурс, необходимый для выживания, но вот только они окончательно перестали быть для него безликими. Перед его внутренним взором в быстром калейдоскопе пронеслись лица его вассалов и смердов, Взрослых и детей, и он чувствовал, что абсолютная память тут нипричем, просто они не были безликими, они были теми ради кого он был готов сражаться, даже если этот бой будет последним.
