Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
Он увидел, как Ральднор поднял руку, отдавая ему официальный салют. Повинуясь какому-то импульсу, Катаос нагнал колесницу Сарита.
— Надеюсь, вы наслаждаетесь охотой, Дракон-Лорд.
— Я здесь для того, чтобы сопровождать принцессу, а не развлекаться.
— Очень похвально, что вы с таким вниманием относитесь к своим обязанностям. Но заверяю вас, что принцессе нечего опасаться в этом обществе. — Светлые глаза, так напоминающие древнюю царственную династию, были озерами ироничного презрения на бесстрастном лице. — Ваш ранг подходит вам как нельзя лучше, — сказал Катаос. — Пожалуй, я, сам того не желая, оказал вам услугу. А как поживает королева?
Выражение желтых глаз изменилось, и Катаос понял, что затронул болезненную струнку. С вежливо-дружелюбным кивком, который служил для всяких полезных мелких сошек и купцов, Катаос развернул свою колесницу прочь.
Полдень обрушил на тихий безветренный день неожиданную жару. Облака уже собирались в мягкие кипы, предвещая грозу.
Егеря выкуривали оринксов из их неглубоких нор; спустили свору калинксов, и колесницы громыхали за ними.
Охота не доставляла Ральднору особого удовольствия. Ему снова не давали покоя глубоко въевшиеся в него обычаи жителей Равнин. Человек охотился лишь ради еды, одежды или самозащиты. Отнимать жизнь смеха ради считалось зазорным. Он назначил трех своих капитанов следовать за колесницей Астарис. В этих лесах он искал уединения. Когда-то одиночества было слишком много. Теперь он чувствовал, что ему некуда деться от этой толпы. От постоянно стоящего у его дверей часового, от вечно маячащего за спиной Котона, от злословящего двора, от ходящих среди солдат слухов. Даже от женщин в его постели с их неизменно следующими за любовью разговорами.
Как и все люди, вынужденные постоянно лгать, он чувствовал, что его постепенно поглощает та выдуманная личина, которую он натянул на себя.
Сквозь лесной купол пробивались палящие солнечные лучи. Он подумал о Вал-Мале и о том, что она вытянула из него. Желание в его душе странно перемешалось со страхом, став его частью. Ибо он боялся ее, боялся ее слов, обращенных к нему. По сто раз на дню опровергал их — за вином, на тренировках, лежа без сил в объятиях очередной женщины после бурной любви. И она ничего не сделала, эта белолицая дорфарианка. Неужели она сошла с ума? В худшем случае, даже если она и заговорит, Амрек все равно ненавидит ее и не доверяет ей. Думая об Амреке, он ощутил, что его раздирают противоречия. За время своего отсутствия король снова стал для него незнакомцем, и все легенды, все истории о призраках встали между ними. Прилив пылкой верности, пережитый им в королевском шатре между Илой и Мигшей, он вспоминал теперь с какой-то неловкостью, почти со стыдом.
Внезапно небеса потемнели. Его упряжку била крупная дрожь, и в конце концов она остановилась. Весь пейзаж, казалось, застыл в беззвучной неподвижности. Это вывело Ральднора из глубокой задумчивости. Он взглянул наверх сквозь корявые сучья в неподвижное ржаво-коричневое облачное море. Ни дуновение ветерка, ни шелест листьев не нарушал эту заколдованную тишь. Ему вдруг пришло в голову, что нигде не видно птиц. Потом последние лучи света померкли и стало совершенно темно. Солнце точно бежало, изгнанное с неба чьей-то злой волей. В этой сверхъестественной тьме его охватил первобытный ужас. Он не имел ничего общего с обычным страхом. Это было что-то куда более древнее, куда более необычное.
В ушах у него зазвенело от тишины, он соскочил с колесницы и несколькими ударами ножа освободил свою упряжку от сбруи. Они тут же бесшумно умчались прочь.
И тут грянул гром. Не с небес. Он прозвучал из-под его ног.
Трава расступилась, хотя ветра не было. Деревья заскрипели, дрожа своими свинцовыми листьями. Земля застонала. Его швырнуло на железные сучья, но лесной пол содрогался и уходил у него из-под ног. Он беспомощно покатился по опрокинувшемуся набок ландшафту. Вековая цибба с оглушительным скрипом подалась и, подпрыгивая, понеслась по образовавшемуся склону. Деревья обрушивались рядами, точно подкошенные какой-то гигантской незримой косой. Он не мог подняться. Он лежал, цепляясь за дерн, точно смертельно испуганное животное. Было некуда бежать, негде спрятаться.
Последний спазм, сотрясший землю, был почти неощутимым. Подобно морской волне, он неспешно прокатился по земле и стих.
Ральднор лежал, держась за неподвижную землю обеими руками. Через некоторое время он все же поднялся на ноги и выплюнул изо рта набившийся туда песок. Он не узнавал это место. Драконьи дубы клонились в стороны, другие лежали, превратившись в мосты над огромными ямами, где совсем недавно находились их корни. Один из них всмятку раздавил задок его колесницы.
Он зашагал через выкорчеванный лес. Небеса просветлели, став светло-коричневыми. По пути ему приходилось перебираться через упавшие деревья и обходить места, где скалы раскололись и выплюнули наружу лежащий под ними гумус.
Перед ним открылась прогалина, которой не было здесь раньше. Он мельком взглянул на то, что осталось от чьей-то колесницы и упряжки. Рядом с ней на боку лежал мужчина — мертвый. Неподалеку от него стояла женщина. Было так темно, что он не смог различить цвет ее волос до тех пор, пока не подошел к ней вплотную.
Ее лицо было пергаментным, широко распахнутые глаза выглядели совершенно пустыми. Казалось, она тоже умерла, но все еще каким-то чудом держалась на ногах, как воины в древних висских могилах. В миг разъяренного просветления он выругал капитанов, которых послал за ней следом. Остановившись в полуярде от нее, он позвал:
— Принцесса.
Она не ответила и даже не взглянула на него.
— Вы ранены? — спросил он.
Никогда еще она не была так физически близка к нему, никогда еще он не видел ее такой опустошенной. Прежде она казалась лишь отсутствующей, спрятавшейся, замкнутой в себе, но сейчас от нее осталась одна только оболочка. Должно быть, ее выжгло до самой души. С ней нельзя было больше обращаться как с царственной и неприкосновенной особой, хотя любой мужчина, дотронувшийся до нее пальцем без согласия Повелителя Гроз, неминуемо рисковал остаться без руки. Таков был закон. Но сейчас она была просто женщиной, живым существом, которому нужна была помощь. Он положил руки ей на плечо, но в глазах у нее ничто даже не дрогнуло.
Тщательно сдерживая силу, он ударил ее по лицу. Удар сбил ее с ног, и он еле успел подхватить ее. Он почувствовал, что все ее мышцы расслабились, и продолжил поддерживать ее. Ее ресницы затрепетали. Туман в глазах прояснился, и внезапно они наполнились жизнью.
