Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Вдруг впереди показался ясный дневной свет. Она бы побежала туда со всех ног, но, к счастью (хотя в тот момент это было не очевидно), одно из «прискорбных исключений» как раз собиралось использовать свою паутину в качестве трамплина, и Дафне пришлось протискиваться мимо с большой осторожностью. И хорошо, потому что конец тропинки сулил действительно огромное количество свежего воздуха, но при заметной нехватке опоры для ног. Там была небольшая площадка, где хватило бы места для двух человек, желающих посидеть и полюбоваться видами, а потом — обрыв до самого низа, к морю. Обрыв, конечно, был не совсем отвесный: упавшему представилась бы возможность пару раз отскочить от скальных уступов.
Дафна воспользовалась случаем несколько раз вдохнуть воздуха без мух. Неплохо было бы в этот момент увидеть парус на горизонте. Просто замечательно с точки зрения развития сюжета, подумала Дафна. Вместо этого она заметила, что часть дня уже прошла. Дафна не очень боялась чужих привидений, но через этот лес ей не хотелось бы идти в сумерках.
А найти путь домой — это, наверное, совсем не сложно. Правда же? Каждый раз, когда тропинка раздваивается, нужно выбирать ту, которая ведет вниз, вот и все. Дафна была вынуждена признать, что предыдущая стратегия — выбирать тропу, ведущую вверх, каждый раз (или, по крайней мере, каждый раз, когда ее не загораживало особенно злобное «прискорбное исключение») — не сработала. Но в конце концов логика должна была восторжествовать.
В каком-то смысле она и восторжествовала. После очередной развилки Дафна вышла в небольшую долину, лежащую в объятиях гор, и перед ней оказался тот самый камень. Ошибиться было невозможно.
В долине там и сям росли деревья, но жалкие, полуживые. Земля под ними была сплошь покрыта птичьим гуано.
Перед камнем, недалеко от него, на опоре из трех валунов стояла большая чаша, тоже из какого-то камня. Дафна заглянула в чашу, стыдясь собственного любопытства, поскольку, что греха таить, в такого рода долине такая каменная чаша просто обязана была содержать в себе несколько человеческих черепов. Внутренний голос подсказывал Дафне: зловещая долина плюс полумертвые деревья плюс зловещий вход в пещеру равно черепа в чаше (или, в крайнем случае, на кольях). Но, даже прислушиваясь к голоску, Дафна чувствовала, что это нечестно по отношению к Мау, Кале и всем прочим. Человеческие черепа никогда не всплывали в повседневных разговорах. Даже — что гораздо важнее — за обедом.
Из чаши поднимался противный запах кислого, липкого демонского питья. Пиво прокисло, но оно явно и с самого начала было не очень хорошее. Ужасно признаваться в таких вещах, но у Дафны в последнее время стало получаться по-настоящему хорошее пиво. Все так говорили. Это дар, сказала Кале — точнее, частично сказала и частично показала жестами, — и девушка, которая так хорошо варит пиво, обязательно найдет очень хорошего мужа. Будущее замужество Дафны по-прежнему было волнующей темой для обитательниц Женской деревни. Дафне иногда казалось, что она перенеслась в роман Джейн Остин, персонажи которого почему-то очень легко одеты.
Здесь, наверху, было ветрено и холоднее, чем внизу. В таком месте не хочется застревать на ночь.
Ну хорошо. Пора высказать то, с чем она сюда пришла.
Она твердой походкой подошла к камню, подбоченилась и начала:
— А ну, слушайте меня! Я все знаю про предков! У меня у самой куча предков! Один из них был король, а уж более предких предков просто не бывает! Я пришла из-за Мау! Он пытается делать все сразу, а вы его все время тираните! Он творит чудеса и чуть не уработался до смерти, а вы ему даже спасибо ни разу не сказали! Разве можно так себя вести?
«А ведь твои предки ведут себя именно так, — сказала ее совесть. — Вспомни, как смотрят на тебя их портреты в Длинной галерее. Вспомни, сколько денег выбрасывает твой отец на содержание загородной усадьбы только потому, что ее построил его прапрапрапрадедушка. Да, как насчет твоего отца?»
— Я знаю, что творится с людьми, которыми помыкают! — закричала она еще громче. — Они в конце концов сами начинают верить, что в них нет ничего хорошего! Пускай они работают так, что засыпают за рабочим столом; все равно этого всегда мало! Они начинают робеть, дергаться от малейшего шума, ошибаться, и тогда их еще больше тиранят, потому что, видите ли, тираны никогда не останавливаются, что бы человек ни делал, и мой о… и тот, кого тиранят, уже готов на что угодно, лишь бы это прекратилось, но это все равно не прекращается! Я этого не потерплю, слышите? Если вы не исправитесь в кратчайшие сроки, то наживете себе неприятностей, поняли?
«Я кричу на камень, — подумала она, слушая горное эхо своего голоса. — Чего я жду? Что камень ответит?»
— Меня кто-нибудь слышит? — закричалаона и подумала: «А вдруг сейчас кто-нибудь скажет «да»? И уж если на то пошло, что я буду делать, если кто-нибудь скажет «нет»?»
Но ничего не произошло, и это страшно оскорбило Дафну — особенно если учесть, скольких трудов ей стоило сюда добраться.
«Меня только что подчеркнуто игнорировала целая пещера мертвых стариков».
Кто-то стоял у нее за спиной. И она не слышала, как он подошел. Но она злилась из-за кучи разных вещей, а теперь — в первую очередь на себя за то, что накричала на камень. И кто бы там ни стоял у нее за спиной, сейчас она ему все скажет.1
— Один из моих предков сражался в войне Алой и Белой розы, — высокомерно продолжала она, не оглядываясь, — и тогда было принято носить белую или красную розу, чтобы показать, на чьей ты стороне, но мой предок очень любил розовые розы сорта Леди Лавиния — кстати сказать, они до сих пор растут у нас в усадьбе. Из-за этого ему пришлось сражаться с обеими сторонами сразу. И он остался в живых, между прочим, потому что все считали, что убить умалишенного — плохая примета. Вот что вам нужно знать о моей семье: мы, может быть, упрямые и глупые, но драться умеем.
Она резко повернулась:
— Как ты смеешь ко мне подкра… Ох.
— Пнап! — раздалось в ответ.
Рядом стояла птица-дедушка и взиралана Дафну с оскорбленным видом. Правда, это была не самая заметная особенность птицы. Гораздо заметнее было то, что она оказалась не одна. Птиц было уже не меньше пятидесяти, и они все прибывали. Теперь их стало и слышно тоже, потому что у больших птиц аэродинамика была как у кирпича, и они старались приземлиться как можно ближе к Дафне, а это кончалось тем, что их внимание рассеивалось и они падали на головы другим птицам-дедушкам. В воздух взлетали облака перьев, и злобно щелкали клювы: «Пнап! Пнап!»
Дафне казалось, что вокруг бушует метель. Сначала вроде бы весело и забавно, зимняя сказка и все такое, и думаешь — поскольку снег мягкий, он неопасный. А потом понимаешь, что тропы уже не видно, и темнеет, и снег закрывает небо…
