Виктор Точинов - Родительский день
В дом Викентия стремиться незачем. Туда сегодня наверняка стремятся слишком многие… Марина, без сомнения, уже получила свое, получила сполна и за всех — за него, за Калишу, за Клаву… Он и сам-то жив лишь потому, что волею случая встретил ночь вне дома-ловушки…
А ведь его спасла Клава, понял Кирилл. Мертвая Клава… Если бы не она — успел бы вернуться до пришествия болотных тварей, пусть и под ливнем… И сдох бы рядом с Маринкой.
Впрочем, пока не спасла… Далеко не спасла…
И надо что-то делать, если хочешь дожить до рассвета. Хватит бездумно метаться, искать помощь, которой нет и не будет.
Не для того их сюда заманили, чтобы помогать. Не для того сломали машину (кто б теперь в том сомневался?). Не для того убили Клаву — останься жива, спасла бы его по-настоящему, в домике-зомбоубежище, какое там «гнездышко любви», не смешите…
А теперь спасайся сам. Самостоятельно. В одиночку.
Вариантов немного. Собственно говоря, один. Убежать как можно дальше от Загривья, затаиться, залечь, как следует перевязать рану. И дожить до рассвета.
Убежать — но куда? Кто там говорил, что у беглеца сто дорог, а у погони — одна? Сюда бы этого умника, в Загривье, на одну ночку…
На запад и север нельзя, как раз через гриву прут с болота мертвяки… На юг, в поля? Опять тащиться через всю деревню… А ведь безучастие местных может оказаться не беспредельным… надоест упрямство беглеца, да и пальнут из дробовика в спину. Отложим вариант про запас…
Остается восток… Но там кладбище… Не стоит… Бутербродики крохотные, на один зубок…
И тут он даже сбился с ноги… Понял, что значили найденные Маринкой зубы… Не Викентий их вынимал да складывал… Ему их выдрали другие, уже мертвому. Обычай тут такой — хоронить без зубов.
Умно, ничего не скажешь… Предусмотрительно. Хотя можно, как Юрок-ангелочек — косточки колуном в мелкую крошку. Но это лишь с крысами. С родителями негоже…
…И все-таки он угодил к кладбищу, несмотря на то, что собирался обогнуть его дальним обходом, выйти к Рыбешке, пересечь ее вброд, затаиться где-нибудь на том берегу — хоть какое-то лишнее препятствие для бродячей нежити…
Не сложилось, выбранный путь преградили какие-то вовсе дикие буераки, кучи камней чередовались с глубокими рытвинами, но все неровности скрадывали густые заросли бурьяна, бежать невозможно, идти нормальным шагом тоже, даже медленно пробираться без фонаря проблематично…
Волей-неволей он оказался на холме, с которого открывался вид на погост. Слабый, вытягиваемый рефракцией из-за горизонта свет летней ночи не попадал туда, протяженная котловина тонула во мраке. Но вошедшей в поговорку кладбищенской тишины здесь не было и в помине. Ночь переполняли звуки…
Именно переполняли , сливаясь в один мегазвук. Не были слышны отдельные скрипы либо шорохи, в воздухе стоял ровный гул, идущий отовсюду и ниоткуда. Никакого движения во мраке различить не удавалось, но казалось, что движется сам мрак — пульсирует, перекатывается волнами. Кладбище жило своей жизнью — если такой глагол применим к месту, созданному для мертвецов и мертвецами населенному. Но, подумалось Кириллу, отдельных мертвецов тут и не было. Ни относительно свежих, сумевших выдраться из объятий земли и плутающих в лабиринте свастик… Ни истлевших, разложившихся, способных лишь слабо шевелиться в могилах… Не было. Огромный единый мертвый организм жил своей не-жизнью — единственную ночь в году, когда был способен к этому…
И вот тогда разум Кирилла дал трещину… Именно там и тогда… Непонятно, вроде бы мертвец, ползущий к тебе на карачках или шагающий во весь рост, — куда более разрушительное для психики зрелище…
Но, может, и нет тут ничего непонятного… Может, есть-таки польза от бесконечных фильмов-ужастиков — все, что может предстать глазу гнусного, мерзкого, отталкивающего, ты уже видел на экране и получил некий иммунитет…
А вот ауру таких мест киношники передавать не умеют. К счастью.
Как бы то ни было, мозг Кирилла дал трещину именно здесь и сейчас.
К речке он не пошел. Вломился в кусты дикого малинника, забрался далеко, как можно дальше от кладбища, не обращая внимания на колючки, раздирающие одежду и тело. Выбрал крохотную прогалинку, опустился на землю. Он дождется рассвета здесь.
С Кириллом творилось нечто странное…
Нет, не так… Странное творилось и с ним, и с окружающими давно, с самого приезда в Загривье… А сейчас, когда рядом происходило уже не то что странное — кошмарное и непредставимое — на него странно отреагировал мозг Кирилла.
Кириллу стало смешно .
Представить трудно, но сейчас все происходящее вокруг казалось ему неимоверно смешным… Сработала какая-то защитная цепь в мозгу. Предохранитель, спасающий от безумия… Люди зачастую реагируют одинаково на противоположные раздражители: сильный холод обжигает, а сильный ужас порой вызывает истерический хохот…
Вслух он не хохотал… Пока не хохотал… Но мысленный процесс явно шел по нарастающей. Так примерно:
Ну и что там говорил о трупах Билли Бонс? Мертвые не кусаются? Ха-ха, да он просто плохо знал мертвецов, он швырял их в море, привязав к ногам пушечное ядро, и быстренько уплывал с того места, — предусмотрительно, но есть способы лучше, — выдрать перед похоронами зубы, и сложить в бронзовую шкатулочку, беззубый рот кусает не больно… Они ж не со зла, они всего лишь хотят кушать, не часто, раз в году, много ли мертвому надо, живые куда прожорливее… Беззубые рты будут долго-долго мусолить кусочек сырого мяса, до утра, до рассвета, потом — снова в землю, до следующего родительского дня… Тут какой-то приезжий чудак недоумевал, отчего на погосте не растут кусты и деревья? Хе-хе-хе-хе… Куст малины засыхает, когда под его корнями роется один-единственный крот… А если десять тысяч? А если не кротов?
И совсем неважно, откуда все пошло и как все началось… Объяснений может быть масса… Куча… Груда никому не нужных объяснений…
До рассвета долго, и до рассвета не надо никуда ходить, до рассвета тут ходят другие, и пусть себе ходят, а он тихонько полежит в колючих кустах, никого не трогая, и его трогать не надо… Он не вредный, он не опасный, этот лежащий в кустах человек, он всего лишь занят невинной такой интеллектуальной игрой — сочиняет ответы на вопрос: отчего по земле бродят мертвецы? Именно здесь? Именно в этот день?
Ну, например… Например, отчего русские сказки так упорно твердят о живой и мертвой воде? Сказка ложь, да в ней намек, — намек на жившую здесь когда-то чухонскую народность водь… Водь — вода, что может быть проще, правда? Толстый такой намек и прозрачный… И было у той народности святилище, болотце типа священное, Сучий Мох называлось, потом картографы в Сычий перекрестили, для благозвучия… А в том болоте — два озерца небольших таких, кругленьких, вовсе уж священно-сакральных, в топях укрытых, лишь Главный Водский Жрец дорогу знал, перед смертью преемнику на ушко шептал… Ну а вода в тех озерцах понятно какая… Сюда-то и летал ворон с двумя скляночками для Ивана-царевича… Дальше сказку рассказывать? Намек вроде уж вылез, как шило из мешка…