Джульет Марильер - Тенепад (ЛП)
Я смотрела на него.
- То есть, ты не остаешься.
Флинт избегал моего взгляда.
- Я буду ночью, а потом уйду. Это важно, и я не хочу тебя в это впутывать. Слушайся меня, и ты будешь в безопасности. Я вернусь за тобой. Через три дня или четыре.
После долгой паузы он добавил:
- Ты справлялась сама раньше.
Я подавила возражение. Он бы не оставил меня без надобности.
- Помнится, ты говорил, что у меня получалось плохо, - я старалась говорить ровно.
Он посмотрел на меня, в его глазах все еще скрывалась тень.
- Может, я был слишком строг. Ты была слаба, больна. Напугала меня.
- Мясо подгорает, - я опустила взгляд. – Это была куница?
- Не стоят усилий. Там на два укуса, хорошо, что ты тоже приготовила еду, - улыбка тронула его губы. – Утром я принесу тебе еще хвороста. Активность была? Друзья-помощники?
- Ты про… нет, их не было, - через миг я добавила. – Не беспокойся, я не уйду одна. Тебе удалось запугать меня.
Улыбка угасла.
- Прости, я не могу рассказать тебе больше. Поверь, незнание безопаснее. Я объясню тебе, когда мы придем в Тенепад.
- Я думала, ты там не останешься.
- Останусь на пару дней.
- Ясно.
- Хватит об этом, - сказал Флинт. – Пора ужинать, сидя у костра, и мирно спать хотя бы ночь.
- Видимо, уходить тебе придется рано, - мне не нравилось это выражение его лица: сжатые губы и тревожный взгляд.
- Не настолько рано, чтобы я не смог принести хворост и убедиться, что у тебя все есть, - я уже слышала прощание в его голосе.
- Я буду скучать, - слова вырвались ярче, чем я успела понять, как они звучат, как он может их воспринять. Я смотрела на свои ладони.
- Считай эту ночь даром, - прошептал Флинт. – Время. Тишина. И нет одиночества. Я не понимал ценности этого.
Я безмолвно делила ужин, отдала Флинту его порцию. Он снял кусочки мяса и разделил их между нами.
- Забудем о мире вне пещеры до утра, - сказал Флинт.
- Олбан когда-то был другим, - сказала я, опуская ложку в кашу. – До Кельдека люди рассказывали за ужином у костра истории. Пели песни. Никто не боялся, что их подслушают.
Оглядевшись, я встретилась взглядом с Флинтом и увидела любопытство, почти что голод. Я вспомнила мальчика из сна. Рос ли он под звуки арфы и сказки?
- В год, когда я родилась, на трон сел Кельдек, - сказала я. – Я никогда не жила в другом Олбане. Но я слышала истории. Бабушка знала много таких, а отец любил петь. Тогда.
- А твоя мама?
- Она умерла, когда мне было три года, родив сына. Сердце отца было разбито, но он тогда был сильнее. У него были мы с Фарралом, и бабушка сдерживала его.
- Нерин.
Я снова посмотрела на него.
- У твоего отца тоже был дар?
Я покачала головой.
- А у бабушки?
- У нее был дар. Взор, как его называли люди. Порой она видела грядущее. Она не могла призывать способность, когда было нужно. Она приходила сама, как видение на поверхности воды. Или в огнях камина. Порой увиденное пугало ее.
Флинт смотрел на огонь так, словно он мог что-то ему рассказать.
- Она рассказывала тебе про свои видения? – спросил он.
- Редко. Она говорила, что знать будущее опасно. Много знаний может направить человека не на тот путь. Если знаешь, что будет плохо, попытаешься это избежать. Взор работает не так. Нельзя понять, показали тебе конкретное будущее или возможный вариант. У нее не было времени научить меня всему, что она хотела. Часть она хотела рассказать, когда я буду старше. Но… ты знаешь, что случилось, - замешкалась я. – Когда я рассказала тебе, это был первый раз, когда я поведала кому-то всю историю. О том, что с ней сделали. До этого у меня не получалось.
- Ты сказала, что она тебя учила. У вас одинаковый дар?
- Нет. У меня нет Взора. Бабушка была травницей, целителем. Она учила меня этому. Какие растения собирать и когда, как делать настои, мази, припарки, масла. Как закрепить сломанную конечность или проколоть фурункул. Основные навыки, это не повод для подозрений. Но она учила понемногу. А я хотела бы знать больше.
- В Тенепаде, - тихо сказал Флинт, - есть те, кто научат тебя, если ты этого захочешь.
Я не думала, что буду и дальше изучать травы. Теперь мой путь был ясен. Но было слишком рано раскрывать все. Я расскажу ему в Тенепаде.
Снаружи сгущалась тьма. Ночь была без звезд, луна была скрыта за тучами. Мы сидели у костра, обмениваясь изредка словами. Мы не рассказывали истории и не пели песни, хотя я позволяла себе представить будущее, в котором я буду делиться с ним историями, что рассказывала мне бабушки, пока я росла, и песнями, что насвистывал отец, а, может, и древней песней, которую я пела призракам и броллахану. Пару раз мы поднимали головы одновременно, пересекались взглядами, и я задавалась вопросом: ощущал ли Флинт то же, что и я к нему. Не желание, хотя его простое лицо стало мне приятным. Мне нравились его сильные умелые руки и крепкое тело. Но наше доверие было слишком хрупким, чтобы заходить дальше прикосновений руками или телами. А наши глаза говорили о чем-то хорошем, глубоком, что могло вырасти и расцвести, если позволил бы мир вокруг нас. О чем-то слишком ценном, чтобы говорить об этом. Я не могла открыть это пока что.
Я хотела попросить его беречь себя, вернуться ко мне. Я хотела спросить, что сделало его таким мрачным и тихим, каким он пришел. Я хотела быть той, кто может смягчить выражение его лица, может убедить его, что в мире есть не только боль и жестокость. Но я многого хотела. Он не останется в Тенепаде. Он вернется к Кельдеку. Выбора не было, и там запрещалась вся нежность. Запрещалось выражать тревогу о нем. Я надеялась, что по моему взгляду видно, как мне будет одиноко без него.
Порой ночью я просыпалась от воя волков. Звук был зловещим, холодным и одиноким. У всех сейчас было время голода. Я добавила хвороста в костер, превратившийся в угли.
Я посмотрела в сторону. Там, где лежал Флинт, укутавшись в плащ, никого не было. Я ощутила панику. Уже ушел? Он же говорил – утром. Он сказал, что соберет мне хворост, сказал…
- Нерин? Я здесь, - донесся из темноты его голос. Он был на входе, смотрел в ночь, бледная луна выглядывала из-за облаков, бросая холодный свет на камни вокруг укрытия.
Я набросила накидку на плечи и встала рядом с ним. Как же холодно! Пальцы онемели, я едва чувствовала ноги.
Флинт не двигался, словно был из камня. Лунный свет касался его черт, показывая, что он человек, ведь на его сильном лице в холодном свете был след слезы.
Как я могла что-то правильное сказать? Я положила ладонь на его спину, оставив там, надеясь, что передам ему хоть часть своего тепла. Мы долго стояли так. Вдруг он зашевелился, пробормотав, что я замерзну, и мы вернулись в пещеру.
