Кэтрин Фишер - Оракул
— Спускаемся.
Вход на лестницу преграждала массивная решетка; Сетис достал ключ и отпер ее. Если Шакал и заинтересовался, где он раздобыл ключ, то ничем не выдал своего любопытства. Когда все вошли, Сетис снова запер дверь и последовал за грабителями.
Вниз, к могилам, вело не меньше тридцати лестниц, а может, и больше, но он знал далеко не все. Эта была ближайшей к кварталу писцов. Однажды ночью, примерно год назад, он открыл эту дверь и спустился на сотню ступенек, чувствуя, как воздух становится все прохладнее, пока затхлый сквозняк не загасил трепещущее пламя масляной лампы у него в руках. Ему запала в память окружившая его кромешная тьма. В этой темноте он сначала ничего не слышал; потом откуда-то снизу донеслись слабые шорохи, глухой перестук капель, далекое эхо, неуловимое, как дыхание. Он простоял так всего несколько минут, потом стал торопливо карабкаться наверх, задыхаясь, с пытающимся выпрыгнуть из груди сердцем.
Но теперь, когда он спускался во главе шайки грабителей, все было по-иному. Во-первых, у них были факелы, которые Лис предусмотрительно зажег, — по каменным стенам плясали дымные отблески. Во-вторых, эти люди не боялись покойников; двое, что шли сзади, беззаботно болтали о женщинах, одноглазый Лис тихо насвистывал какую-то песенку. Лишь Шакал шел молча, ни на шаг не отставая от Сетиса.
По мере того, как они спускались все ниже и ниже, воздух менялся. Сначала он стал холодным, потом опять потеплел, и теплота эта налилась безжизненной духотой. Через пару сотен ступеней они миновали первые из могильных коридоров: в них, небольших и сравнительно недавних, покоились важные гражданские служащие, высшие ремесленники, приближенные к Архонам.
Сетис тихо произнес:
— Ты, похоже, здесь уже бывал.
Шакал усмехнулся.
— Обычно у нас не бывает ключей. Так что нет.
— Тогда как же...
— Копаем. Взламываем стены, просачиваемся словно песок. Нужно много недель, а то и месяцев упорного труда, а проникнуть удается только в небольшие, недавние захоронения. Поэтому сегодня... случай особый.
Тем лучше! Он боялся, что они знакомы с расположением гробниц и разгадают его замысел.
— А ты? — спросил Шакал своим хорошо поставленным голосом. — Далеко ли ты забредал в перерывах между письмом и счетоводством?
Сетис стиснул зубы.
— Недалеко. Досюда не доходил.
Три сотни ступенек. Теперь путь их лежал через мягкую породу, по коридорам, проложенным много столетий назад. У Сетиса болели ноги, дым ел глаза; он протер их, но это не помогло. Вниз, все дальше и дальше вниз: они, должно быть, уже добрались до самых потаенных глубин земли, до ее горячего, трепетного сердца, и он слышал его биение, далекий, размеренный гул; ему казалось, что гул этот раздается прямо у него в голове, но тут Шакал схватил его за руку и прошептал:
— Прислушайся!
Впереди чернела тьма. Сзади доносилось громкое, хриплое дыхание грабителей.
— Тише! — рявкнул на них Шакал, и они послушно как дети, смолкли.
В недрах земли что-то гудело, пульсировало, билось. Но стоило напрячь слух, как далекий рокот стих. Сетис засомневался, не послышался ли он ему...
— Тень Бога... — Голос Лиса звучал глухо.
Сетис встревоженно оглянулся; Шакал улыбнулся.
— Наше словечко. Иногда в гробницах слышатся странные звуки — как будто что-то падает, осыпается. Мои люди любят мрачно пошутить.
Он подтолкнул Сетиса.
— Сколько еще ступенек?
— На планах сказано — шестьсот.
У них за спиной Лис выругался вполголоса.
На полпути вниз, остановившись перевести дыхание, Сетис спросил:
— Зачем это тебе? Такому, как ты?
Грабитель могил прислонился к стене.
— Такому, как я... — тихо повторил он. — А какой я, по-твоему?
— Богат, — сказал Сетис. — Образован. Из правящего класса.
Шакал рассмеялся; его люди, столпившиеся у нею за спиной, недоуменно подняли глаза.
— Друг мой, я занимаюсь этим по той же причине, что и ты.
Сетис изумленно взглянул на него.
— Моя причина — раздобыть воды для сестры. Вот и все.
— И ты сам в это веришь? Сколько можно себя дурачить? — Янтарные глаза Шакала широко распахнулись. — Достать воду можно более легкими способами, даже сейчас, в засуху. Нет, друг мой, ты жаждешь приключений. Опасности. Тебе нравится ощущать радостную дрожь неповиновения. Посмотри на себя — ты ищешь, строишь планы, презираешь тех, на кого работаешь...
— Чушь, — прошептал Сетис, содрогнувшись. Шакал пожал плечами и, отодвинув его с дороги, пошел вперед.
— Тебе надоели списки и перечни. В глубине души ты жаждешь песен...
Сетис озадаченно смотрел ему в спину. Лис грубо подтолкнул его.
— Шагай, красавчик. Возвращайся на место, иди первым. Если нас ждет ловушка, пусть в нее попадешь ты, а не вожак.
Шестьсот ступенек. Наконец они спустились на самое дно и поняли это только потому, что Сетис, споткнувшись, остановился.
Он взял у одного из грабителей факел и посветил вперед.
Перед ними тянулся туннель, прямой и гладкий. Стены были оштукатурены; когда-то их украшала роспись, но фрески давно поблекли и осыпались.
Он оглянулся.
— Хорошо, — раздался над ухом голос Шакала. — Надеюсь, ты не забыл дорогу.
— Конечно, нет.
Он двинулся вперед. Здесь начиналось самое трудное. Он заучил путь к гробнице Состриса, а не другие маршруты; теперь на каждом перекрестке он задумывался, на каждом повороте впадал в панику. Если они заблудятся, то будут много дней блуждать по подземным лабиринтам, а Мирани умрет. Мягкий туф приглушал звук; шагов, все туннели казались одинаковыми, в воздухе висела пыль, она скрипела на зубах, забивалась в ноздри. На высоком потолке чернели древние потеки сажи. Его спутники испуганно примолкли, сбились поближе друг к другу, словно предчувствуя близкую опасность.
Они сворачивали то налево, то направо, пробирались по узким кельям, под сводчатыми потолками — таким низкими, что нельзя было выпрямиться во весь рост, преодолевали высокие насыпи обрушившейся породы. Однажды им пришлось ползти, и Лис ожесточенно ругался, а в другом месте посреди коридора зиял бездонный провал, и его надо было обходить по осыпающемуся краю. Сетис шагал молча, держа в памяти карту, не замечая ничего вокруг, лишь сосредоточенно считал по вороты и слышал за спиной легкие шаги Шакала. Наконец они вышли в небольшой зал, откуда вели восемь дверей. Для Сетиса это было почти неожиданностью; он растерянно остановился и, прежде чем Шакал успел что-либо сказать, ткнул пальцем в большую дверь, опечатанную знаком скорпиона.
— Вот она! Гробница Состриса...
Все молчали. Потом из темноты донесся голос Шакала:
— Разве она не глубже?
