Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)
Правда, Пашкиному зрению взгляды были недоступны, поэтому впечатление сложилось почти полностью. "Почти" — потому, что он по природной доброте считал, что у каждого есть шанс свернуть с пути истинного. Главное — не пропустить его, когда он выпадет.
И теперь Марина, так резко свернувшая с давно намеченного ей всеми, кроме самой себя, пути, возбуждала живейшее Пашкино участие. Поэтому, просто дать ей пройти мимо он не мог.
— Лётова, здравствуй. А у тебя, оказывается, есть ноги! — почти искренне удивился он.
— Что же я, по — твоему, — без ног, что ли? — раздраженно ответила она.
— Ну, нет, наверное, но я раньше не знал, что они у тебя есть.
Марина посмотрела на Пашку и рассмеялась. Теперь он удивился по — настоящему.
— Однажды ты уже удивился, что у меня есть волосы. Хорошо я, должно быть, выгляжу в твоем представлении.
— Лучше не бывает. Ты — супер: без ног, без волос и со стремительной походкой.
— Походка‑то хоть нормальная? — спросила Марина через душивший ее смех.
— Не — а, — вынес вердикт Пашка.
— Походка ужасная. Нет в ней плавности, Лётова. А должна бы быть. Ты же девочка. Вроде как. По паспорту. Наверное.
— Ну вот, теперь я еще и мальчик.
— Почему.
— Ты же сам только что сказал.
— Ничего я такого не говорил. Вопрос о твоем поле для меня до недавнего времени был открыт.
— Ну, теперь‑то хоть определился?
— Да. Наверное, ты все‑таки девочка.
— И на том спасибо.
— А над походкой ты все‑таки работай. Танцами займись, что ли.
— Да, занимайся, не занимайся, все равно я на смерть похожа, — огрызнулась Марина.
— Не — ет, на смерть ты нисколько не похожа. У нее походка как раз очень плавная. Совсем, как у Лейлы.
— А ты откуда знаешь, какая походка у смерти?
— Я ее видел.
— Когда? — Марине стало интересно.
— Лётова, какая ты все‑таки грубая, какая нетактичная. Говорят же, что с пытавшимся повеситься нельзя говорить о веревке и мыле. А ты…
— А ты разве вешался? Ты же, вроде, вены вскрывал.
— Я травился.
— И видел смерть? Это же процесс. Ты чувствовал, как умираешь?
— Нет, я видел Ее. Это очень красивая женщина.
— Не может быть, тебе показалось.
— Какая же ты бестактная. Давай сменим тему, что ли? Марин, ты веришь в Бога? — спросил Пашка, проникновенно глядя на нее.
— Нет, а что? — удивилась неожиданному вопросу Марина.
— Жаль, а‑то, если бы верила, то тебе можно было бы стать сатанисткой для полноты картины.
— Какой картины? — не поняла она.
— Картины твоего резкого поворота с пути истинного.
Марина с сомнением посмотрела на Пашку: "Знаешь, что‑то подобное мне уже говорила Александра Сергеевна."
— Ну, а как же. Будет тебе Александра Сергеевна молчать, когда ты забросила учебу и стала встречаться с таким подозрительным типом, как Лешка.
— Самое веселое, что учебу я не забросила. Все уроки делаю как и раньше. Вот, только "пятерки" мне уже не ставят, отношение другое. Отличница должна интересоваться только учебой.
Пашкино лицо озарилось одной из его самых лучезарных улыбок: "А тебя, оказывается не интересует ничье мнение вообще."
— Да, — спокойно согласилась Марина.
— А все‑таки жаль, что ты в Бога не веришь. Из тебя вышла бы хорошая сатанистка. Я бы тебя помог тебе определиться с вероисповеданием.
— А что тебе сейчас мешает это сделать? Хотя, все равно бесполезно, можешь не пытаться.
— Нет, сейчас никак нельзя.
— Почему?
— Потому, что сначала тебе нужно поверить в Бога.
— Да?
— Да, наверное. Слушай, а Леха тебя не заждался?
— Ой, точно. А откуда ты знаешь, куда я иду?
— А куда еще тебе так спешить?
Со дня убийства кинологу не давал покоя странный след, обнаруженный на месте преступления. Этот след мерещился ему везде. След возникал ниоткуда и резко прерывался, словно его обладатель умел летать и взлетал резко прямо с места. А еще от него по — прежнему пахло голубями и старым человеком, прожившим не одну сотню лет. Железом уже не пахло.
Судя по запаху его обладатель выглядел примерно так: крылатый или летающий под воздействием какой‑то таинственной силы старик (возможно — с голубиными крыльями), нескольких сотен лет от роду, иногда вооруженный и очень опасный. Но, так выглядеть в действительности он не мог, иначе его бы заметили задолго до прихода на место преступления и, скорее всего, задолго до самого преступления. Иванову очень хотелось бы увидеть этого загадочного старика.
В этом городе он жил недолго. Друзей, кроме Джульбарса, у него пока не было, девушки тоже. И никто из его многочисленной родни здесь не жил. Поэтому ничто не отвлекало его от мыслей о работе. Служа на границе он ловил ее нарушителей, а здесь помогал ловить нарушителей закона.
В этом городе он случайно оказался после армии, осмотрелся и решил остаться. Город совсем ему не нравился, но родной был нисколько не лучше, а возвращаться туда ему совсем не хотелось.
Маленький городок со смешным названием, где он родился, располагался возле железной дороги. Проезжающие мимо него видели убогие обшарпанные дома и синюю табличку с названием станции. А жители города видели проносившиеся мимо поезда.
Дом, в котором он жил был виден из окон всех проезжающих поездов. В однокомнатной квартире жили впятером: родители, брат с сестрой и он. Отец работал стрелочником на железной дороге и много пил в свободное от работы время. Мать мыла посуду в кафе возле станции. Пила она значительно реже, чем отец. И пьяные и трезвые они постоянно скандалили и дрались. Мать была женщиной высокой и дородной, к тому же она была не из тех, кому нравиться быть жертвой, поэтому вполне могла дать сдачи своему супругу, так, что с синяками ходили оба. Эта супружеская чета ничем не выделялась из общей массы — пили и скандалили все, правда, далеко не все могли дать мужу сдачи, а‑то и защитить соседку от разбушевавшегося благоверного. Этим мать Николая выгодно отличалась от местных женщин.
В пылу семейных разборок постоянно доставалось и детям. Нервными росли все трое, но брат и сестра воспринимали происходящее вокруг как данность, Николая же все страшно злило. От природы он был добродушен, к тому же, не хотел со временем стать похожим на отца, поэтому подавлял в себе все недобрые чувства. И драться он не любил, хотя часто приходилось. Спасибо жившему с ними на одной лестничной площадке деду Десантнику. Все звали его так, собственное имя он помнил далеко не каждый день, зато навыки, приобретенные в армии мог продемонстрировать даже внезапно проснувшись среди ночи. Он то и учил соседских мальчишек приемам. И не было мальчишки, которому не пригодились бы полученные знания.
