Антон Грановский - Тайный враг
Евдокия медленно поднялась на ноги и облизнула кончиком языка пересохшие от пережитого ужаса губы.
– Тебе ведь нравится убивать? – спросила она вдруг.
– Я убиваю только темных тварей, – небрежно ответил Глеб, подняв с земли ольстру.
– Я буду молить бога о том, чтобы ты не ошибся, когда будешь выбирать себе очередную жертву, – сказала Евдокия.
Глеб вложил ольстру в кобуру, взглянул на проповедницу и холодно отчеканил:
– Я не выбираю себе жертву. Я сражаюсь только с хищниками. И не я, а они выбирают меня.
Глеб втянул ноздрями воздух и нахмурился. Он вдруг понял, что еще ничего не кончилось. Что-то витало в воздухе. Что-то неуловимое и опасное.
Осмотрев деревья, Первоход перевел взгляд на Евдокию. Глаза проповедницы были расширены и поблескивали матовым светом. На щеках ее проступил легкий румянец, губы были слегка приоткрыты.
– Что за… – начал было Глеб, но осекся.
На мгновение голова его закружилась, но головокружение тут же прошло, оставив после себя странный осадок. Реальность будто бы подернулась легкой розоватой дымкой. Глеб облизнул губы и снова посмотрел на Евдокию. Внезапно его охватило дикое желание.
Глядя Евдокии в глаза, он усмехнулся.
– Я не понял – а где поцелуй победителю?
Несколько секунд Глеб и Евдокия молча смотрели друг другу в глаза. Потом проповедница улыбнулась и спросила:
– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала?
– Только если ты сама этого хочешь, – ответил Глеб.
Незаметно для самих себя, они шагнули друг другу навстречу.
– Здесь не самое подходящее место, – проговорила Евдокия, глядя Глебу в глаза.
– Правда? И чем же здесь плохо?
Повинуясь внезапному порыву, Глеб шагнул вперед, схватил Евдокию и стиснул ее в объятьях. Губы их встретились.
Глеб действовал торопливо и неистово, но Евдокия не сопротивлялась. Она тоже торопилась, будто боялась, что наваждение пройдет и она снова побоится сделать то, чего ей так давно и так сильно хотелось.
Оба принялись торопливо срывать с себя одежду, продолжая страстно целоваться. Густые каштановые волосы Евдокии рассыпались по белым обнаженным плечам. Подставив под поцелуи голую грудь, она запрокинула голову и засмеялась. Потом запустила пальцы в волосы Глеба.
Глеб стал осыпать поцелуями ее шею, ключицы и грудь. Потом снова впился поцелуем в ее губы. Его длинные, мягкие волосы упали Евдокии на лицо, и запах этих волос – травяной, дымный запах охотника и лесного жителя – окончательно вскружил Евдокии голову.
– Сделай это! – хрипло выкрикнула она. – Сделай!
Глеб сорвал с себя рубаху, обнажив смуглое, мускулистое тело, испещренное шрамами, и повалил Евдокию на траву, продолжая покрывать поцелуями ее грудь и ключицы.
И вдруг подул сильный порыв ветра. Оба на мгновение замерли, а затем отпрянули друг от друга. Глеб изумленно поднял брови. Евдокия приглушенно вскрикнула, схватила с земли платок и стыдливо прикрыла обнаженные груди.
Несколько секунд они в полной растерянности смотрели друг на друга. И вдруг один из волколаков поднял голову и взглянул на Глеба.
– Первоход! – испуганно вскрикнула Евдокия.
Волколак вскочил на ноги. Глеб выхватил из брошенной кобуры ольстру, отскочил в сторону и нажал на спуск. Волколак пригнулся, и пуля, просвистев над его массивной головой, вонзилась в ствол дерева. Резко выбросив вперед лапу, волколак вышиб из рук Глеба ольстру, сбил его с ног и подмял под себя.
Всадив когти в плечи Глеба, волколак попытался дотянуться зубами до его горла, но Глеб вцепился ему пальцами в шею и отвел от себя голову твари. Мышцы Глеба вздулись от напряжения, на шее проступили жилы, на лбу заблестели бисеринки пота. Морда волколака, до жути похожая на человечье чернокожее лицо, опускалась все ниже, его клыки почти касались щеки Глеба.
– Врешь… – процедил ходок сквозь стиснутые от напряжения зубы. – Не возьмешь…
Он снова отвел от себя морду твари. Однако та, несмотря на страшные раны на боку и животе, не собиралась сдаваться. Руки Глеба задрожали, и клыки волколака вновь стали приближаться к его горлу.
– Евдокия… – хрипло позвал Глеб. – Ольстру… Подними…
Проповедница испуганно уставилась на лежащую в траве ольстру.
– Давай… – поторопил Глеб, изо всех сил удерживая нависшего над ним волколака.
Проповедница подняла ольстру с земли и наставила ее дулом на чудовище.
– Жми пальцем на крюк! – крикнул Глеб.
Евдокия зажмурилась и нажала. Пуля со свистом рассекла воздух и, пробив чудовищу черепную кость, выбила из его затылка фонтан крови. Глеб спихнул тварь с себя, вскочил на ноги, вырвал из рук Евдокии ольстру и, приставив дуло к вытаращенному глазу волколака, нажал на спуск.
Матушка Евдокия вздрогнула от грохота выстрела и, хрипло дыша, опустилась на траву. Ее крепкая девичья грудь снова была обнажена, а волосы разметались по плечам, сделав ее похожей на амазонку, но Евдокия не замечала этого.
Покончив с волколаком, Глеб сорвал пучок травы и стер со своей груди кровь чудовища. Затем поднял с земли черный платок и протянул его Евдокии.
– Прикройся, – сказал он.
Проповедница взяла платок и молча закрыла грудь.
6
Пять минут спустя, приведя одежду в порядок и повязав голову платком, Евдокия холодно взглянула на Глеба и сказала:
– Мы должны обсудить то, что между нами произошло.
– О чем ты? – спросил он.
– Что с нами было, Глеб? – спросила она. – Мы будто обезумели.
– Здесь неподалеку есть болота с ядовитыми испарениями, – хмуро ответил Глеб. – Я думаю, дело в них.
Евдокия немного помолчала, кусая губы. Потом с трудом проговорила:
– Я почти не помнила себя. Скажи, мы с тобой успели сделать… это ?
Глеб усмехнулся и покачал головой.
– Нет.
Проповедница облегченно вздохнула:
– Я знала это, но должна была убедиться. Нужно скорее уходить отсюда.
– Боишься, что болотные испарения снова сыграют с нами злую шутку? – прищурился Глеб.
Матушка Евдокия покраснела.
– Боюсь, – честно призналась она. – Очень боюсь.
– Эти испарения не заставляют человека делать то, чего он не хочет, – возразил Глеб. – Они лишь делают тайное явным. И если мы оказались в объятьях друг друга, значит, мы тайно желали этого.
Евдокия отвела взгляд и хмуро произнесла:
– Я не хочу об этом говорить.
Глеб пожал плечами.
– Хорошо, не будем.
Немного помолчав, Евдокия тихо сказала:
– До сих пор я думала, что бояться нужно только Гиблого места. Но теперь понимаю, что больше всего бояться следует…
– Меня? – вскинул голову от сумки с провизией Глеб.
Проповедница покачала головой:
– Нет. Себя. – Она перекрестилась и зашептала распухшими от поцелуев губами: – Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое.
