Андрей Посняков - Тевтонский Лев
— Наш? Нет… Это денежка эбуронов!
— Но они ведь тоже галлы!
— Все галлы разные, дорогой, и эбуроны — наши давние враги. Как и аллоброги.
— А что же эдуи, арверны?
— С ними отношения сложные.
— Давно хотел спросить тебя, милая… — Оборвав фразу, гладиатор выдержал паузу.
— Хотел, так спрашивай. А лучше подожди, пока я все сосчитаю.
— Ты ведь хотела бы вернуться домой, на свою родину?
— Домой? — Алезия оторвалась от подсчетов. — А что это ты спросил про дом? Разве наш дом не здесь?
— Это не дом, — грустно усмехнулся Беторикс. — Это казарма. Я имею в виду нечто иное…
Последние слова молодой человек произнес на языке галлов, коему начал усердно учиться у сожительницы.
— Да что ж ты все смеешься, милая?
— Так. — Девушка фыркнула. — Ты очень смешно говоришь! Так тянешь звуки… Ой, извини, если обидела.
— Да ладно, — отмахнулся гладиатор. — Прошедшее время как обозначается — «бо»?
— «Бо» — это будущее.
— Его-то нам и надо.
Беторикс внимательно посмотрел на «жену». Ну до чего же красивая девушка! Но было ли на самом деле любовью то сильное чувство, которое вдруг вспыхнуло в груди? Или просто восхищение, привязанность… Не так-то легко найти ответ на этот вопрос ведь чувства проверяются временем. А времени прошло мало — какая-то пара недель или чуть больше.
— Что скажешь, милая? Ты сумеешь найти дорогу домой?
— Уж не беспокойся, — тихо отозвалась Алезия. — Когда придет время — найду.
— И когда это время придет?
— Какое? — В голубых глазах сверкнула хитринка. — Будущее, прошедшее, настоящее?
Виталий негромко расхохотался.
— Ла-адно, не хочешь — не говори. И все же, я надеюсь, настанет такой момент, когда ты поверишь мне и все-все расскажешь.
— Я уж и так рассказала тебе все, что смогла, милый…
Отодвинув разложенные на маленьком столике монеты, Алезия обняла спутника жизни и крепко поцеловала в губы. И целовала долго-долго, никак не хотела отпускать… да он и не особо-то вырывался. Прижал подругу к себе, погладил, нащупывая под тонкой тканью туники косточки позвоночника, ямочки на пояснице… потом руки скользнули вперед… к груди… а затем — вниз, к подолу…
— Постой, постой… — тяжело дыша, прошептала Алезия. — Давай-ка закроем дверь.
Закрыли, стащили друг с друга туники… Беторикс со стоном поцеловал юной женщине грудь… животик… и тут же, оглянувшись, захлопнул крышку большого сундука с куклами, на нем и улеглись…
Ой, бедный сундук — как он скрипел, казалось, вот-вот развалится.
Вот всегда так! Стоило Виталию завести речь о чем-то важном, Алезия находила способ прекратить разговор — видно, не хотела обсуждать подобные вещи. Неприятно ей было ворошить прошлое? Или тут что-то другое?
И как ни близки они были, Виталий подспудно чувствовал, что возлюбленная не доверяет ему до конца, что есть у нее, да и в ней самой некая тайна. Вот, например, о себе она говорит, что из простых земледельцев, но знает латынь слишком хорошо для крестьянской девушки. Уверяет, что жила в богатой усадьбе, всех обитателей которой убили римляне. Ну, допустим, это может быть…
— А-а-ах!!! — Застонав, Алезия прикрыла глаза, выгнулась, потом расслабленно улыбнулась. — Сундук-то не развалился?
— Тогда бы мы с тобой уже были на полу.
— Пока держится, значит, а так скрипел, я думала, конец ему пришел. Наверное, в казарме слышно.
— В казарме вряд ли, а во дворе — может быть.
— Во дворе — не знаю, господа мои, а вот тут за дверью слышно очень хорошо! — вмешался в диалог третий голос.
Любовники одновременно вздрогнули и переглянулись. Потянувшись за туникой, Беторикс подозрительно покосился на дверь.
— Эй! Кто там подслушивает?
— Ну ничего себе — подслушивает! Стучусь к вам, все кулаки отбил, и никакого ответа. Одни стоны да скрип.
— Так входи же!
— Как я к вам войду, если вы на засов закрылись?
— И правда. — Алезия наморщила носик и рассмеялась. — Впусти его, милый. Судя по голоску, это какой-то мальчишка.
— Да-да, я Браст, мальчик из винной лавки.
— Ну, заходи, заходи… Или тебе нужен ланиста?
— Нет, его я уже видел, и господин Флакк сказал, чтоб я переговорил с Алезией. Это ведь ты, да? Ого! — Вошедший мальчишка так и застыл на пороге, во все глаза глядя на голую женщину.
— Ой, ты что не оделась-то? — спохватился Виталий.
— А ты, прежде чем дверь открывать и людей приглашать, мог бы обернуться и посмотреть, успела ли я одеться!
— И то правда! — покаянно согласился Виталий и набросился на мальчишку: — А ты что уставился? Сейчас как дам по голове кружкой!
— Да за что же по голове-то?
— И правда, за что? — Алезия неторопливо надела тунику и потянулась. В Риме нагота вообще считалась естественной и не постыдной. — Так зачем ты ко мне пришел, Браст?
— Мой хозяин сказал, чтоб мы доставили вино прямо в вашу лавку. Вот я и пришел узнать: когда везти-то?
Судя по виду, мальчишка был не рабом, да и не таким уж бедняком: вихры не стрижены, обут в сандалии, необходимую в зимнее время вещь, длинная, почти скрывающая коленки шерстяная туника подпоясана тонким ремешком, к которому привешен щегольский гребень и даже мешочек для денег, все как у взрослого.
— Когда? — Алезия задумчиво прикусила взятый со столика стилос, будто школьница, решающая трудную задачку. — А когда ты можешь?
— Как скажете. — Мальчишка пожал плечами. — Мне все равно. Вы ведь четыре конгия заказывали?
— Да-да, пол-амфоры.
— Доставлю, когда хотите. И вот еще что… можно на гладиаторов посмотреть? — просительно произнес Браст.
— Смотри! — Беторикс приосанился. — Я и есть гладиатор.
— Не-а. — Мальчик замялся и сунул палец в нос. — Мне бы, когда они сражаются. Ну, тренируются. И вот бы хоть с кем-нибудь парой слов перекинуться… или руку пожать, а?
— Помост выстроим — приходи. — Виталий рассмеялся. — Много, по старой памяти, не возьмем. А руку можешь и мне пожать, не жалко.
— Правда, а? Мне ж на арене хочется… ну, почти на арене… Когда я вино привезу — можно будет? Ну хоть одним глазком? Ну, пожалуйста…
— Тьфу ты! — в сердцах выругалась Алезия, вернувшаяся тем временем к подсчету выручки. — Ну вот, снова сбилась. Да пусть смотрит, о чем речь?
— Благодарствую! — обрадовался юный коммерсант. — Так скажите, когда привезти-то?
— Завтра вечером, в десятом часу. Сможешь?
— Ну конечно!
— Мы как раз тренировку заканчиваем, так что все увидишь и сильно не помешаешь.
Боясь, как бы не передумали, «винный мальчик» кинулся на улицу, но в дверях ненадолго застыл, обернулся.
