Шерас - Стародубцев Дмитрий
— Лигур устоит, у него еще много сил! — попытался успокоить его Седермал, видимо, всё же что-то заметив. — Смотри, как доблестно сражаются его партикулы. Иргамы не вынесут столь долгого боя, их монолиты давно обессилели.
Алеклия в надежде устремил взгляд в сторону построений Лигура, но увидел лишь то, что никак не вязалось со словами Великого Полководца. Противник в некоторых местах разорвал вторую боевую линию центра, уничтожил многие метательные механизмы. Иргамов было заметно больше, и напирали они с таким воодушевлением, будто только что вступили в сражение.
Тут один из приближенных советников слегка склонился к уху Инфекта:
— Мой Бог, у нас еще есть монолит «Неуязвимые». Один из лучших отрядов армии. Почему бы не послать его в помощь Лигуру?
— «Неуязвимые»?
Алеклия впервые за время сражения вспомнил о партикуле Эгасса. Та по-прежнему располагалась в тылу, у лагеря. Действительно, бросить в бой «Неуязвимых»? Но может ли он так рисковать? Вдруг в недавних сообщениях Вишневых есть хоть доля правды? Предательство нескольких десятков или сотен человек только усугубит и без того печальное положение дел.
— Нет, пусть остаются там, где стоят, — ответил Инфект и тут же добавил, отведя взгляд: — Они могут понадобиться на случай нашего отступления…
Советник отвел удивленный взгляд и отошел в сторону.
Многие из тех, кто ранее заполнял площадку передвижной башни, разбежались по поручениям, так что теперь здесь стало заметно свободнее. Оставшиеся воины хмурились и больше молчали или тихо переговаривались между собой. Никто не ожидал от иргамов такой мощи, такой слаженности — и это главное, о чем думали и говорили военачальники. Только один Неоридан не скрывал удовольствия: он, не обращая никакого внимания на перипетии сражения, сделал уже бесчисленное количество набросков и был как никогда доволен собою.
Вскоре художник, израсходовавший свои холсты и краски, попросил нового ученика спуститься вниз и принести всё необходимое для работы: роскошная крытая повозка с имуществом любимца Инфекта стояла в ста шагах от башни. Юноша приложил пальцы ко лбу, давая понять, что немедленно выполнит поручение, но вдруг в нерешительности замялся, будто чем-то сильно обеспокоенный. Он оглянулся, бросив косой взгляд на Алеклию. Правитель в это время, заложив руки за спину, задумчиво прохаживался у самой лестницы.
Юноша медленно двинулся к выходу. Что-то странное было в его неуклюжей походке и во всем поведении, но этого никто не заметил: все были слишком озабочены происходящими событиями. Впрочем, один воин Белой либеры, сотник Семерик с двумя золотыми платками на шее, прославленный телохранитель Инфекта, давно приглядывался к этому новичку. Он уловил и этот короткий ядовитый взгляд, и подозрительное замешательство помощника Неоридана, и насторожился.
Юноша был уже рядом с Инфектом и через мгновение прошел мимо, не смея поднять головы. Вот он ступил на первую ступеньку лестницы, но вдруг остановился, резко обернулся, проворно прыгнул к Алеклии и выхватил из-под одежды кинжал. Стремительный выпад, и длинный узкий клинок, казалось, вот-вот пронзит грудь и сердце Инфекта. Правителя уже ничто не могло спасти. Алеклия не успел ничего понять. Все оторопели, кто-то вскрикнул. Неожиданно кинжал злоумышленника, успев лишь слабо скользнуть острием по доспехам Инфекта и царапнув его подбородок, крутясь, взлетел в воздух и упал на макет сражения, разметав в стороны фигурки воинов. В следующее мгновение помощник Неоридана почувствовал слабое жжение в области живота, посмотрел вниз и увидел клинок меча, глубоко вошедший в его тело. Тут же в глазах у него потемнело, и он рухнул…
Алеклии понадобилась некоторая толика времени, чтобы прийти в себя и понять, что произошло. Его окружили телохранители. Неоридана и его помощников взяли под стражу. Тонкая струйка крови стекала по подбородку правителя из небольшой раны. Алеклия машинально вытер подбородок и рассеянно посмотрел на окровавленные пальцы. Подоспели лекари.
— Спасибо, Семерик! Ты спас меня! — наконец глухо сказал он.
— Я всего лишь сделал то, что должен был сделать, — отвечал телохранитель.
— Как ты успел?
— Мне показалось, что он что-то замышляет. Я был за его спиной. Когда он набросился на тебя, я поспешил выбить из его руки кинжал…
— Зачем же ты убил его? Теперь мы не сможем его допросить и выяснить все обстоятельства дела.
— Я опасался, мой Бог, что изменник еще что-нибудь предпримет.
— Хорошо. За спасение своего правителя и Бога ты будешь щедро вознагражден…
В это время незадачливый убийца, лежащий в луже собственной крови, пошевелился и открыл глаза.
Алеклия протиснулся к нему и опустился на одно колено.
— Как тебя зовут? — спросил он строгим голосом.
Юноша мучительно напрягся, приподнимаясь на локте. Семерик на всякий случай приставил свой окровавленный меч к его горлу.
— Меня зовут Гирь, — выдавил из себя раненый.
В его взгляде было столько страха и тоски, что Алеклии на мгновение стало его жалко.
— Кто тебя подослал?
— Мой хозяин, его зовут, его зовут…
Тут юноша задрожал всем телом, глаза его наполнились слезами отчаяния, он вздрогнул и обмяк…
Алеклия закусил губу и нехотя поднялся.
— Семерик, ты перестарался. Мы не узнали самого главного!
Телохранитель виновато потупился.
Алеклия приказал страже отпустить Неоридана. Он постарался убедить художника, что всецело верит в его непричастность, и велел тому ни о чем не беспокоиться и продолжать работу. Затем правитель вновь обратил свое внимание на сражение. За время происшествия положение авидронской армии лишь усугубилось. Вскоре Инфект приказал бросить в бой партикулу «Неуязвимые», однако, не надеясь, что Эгасс сможет изменить ситуацию, дал указание Седермалу и нескольким военачальникам немедленно заняться планом общего отступления.
Партикулис Эгасс, коротко переговорив с порученцем Инфекта, приказал воинам строиться в монолит. Вскоре перед ним предстала небольшая, но крепкая фаланга шириною в двести шагов и глубиною в десять шеренг. Перед строем Эгасс поставил заградительные колесницы и легкие метательные механизмы на повозках, кроме того, определил в авангард воинов с восемью десятками боевых собак. Вокруг всего строя он разместил лучников и метателей.
Наконец, под удары калатушей и звуки лючин, гордо взметнув знамя, партикула двинулась вперед. Позади фаланги, на некотором отдалении, пристроились повозки лекарей и оружейников.
Пройдя скорым маршем некоторое расстояние, партикула по знаку Эгасса остановилась. По всему чувствовалось, что отряд оказался где-то на передней линии. Мимо спешили какие-то пешие и конные группы, проезжали загруженные доверху повозки с ранеными. Шум битвы раздавался и спереди, и справа, и слева.
Вскоре к монолиту подъехала внушительная конная кавалькада, состоящая из военачальников в изящных кирасах с цветными платками на шеях. Вместе с ними были знаменосцы в фиолетовых плащах с золотыми султанами на шлемах, а поодаль следовала конная айма охраны. Среди всадников воины узнали Лигура. Он выглядел усталым, злым и весьма озабоченным.
Полководец Инфекта что-то объяснил Эгассу, взволнованно показывая рукой то в одном направлении, то в другом, потом ударил ногами в бока лошади и быстро поскакал прочь. Его свита бросилась следом.
Не успел военачальник удалиться, как справа на «Неуязвимых» обрушилась иргамовская конница. Эгасс не растерялся и тут же велел легковооруженным цинитам и колесничим встретить противника, а сам стал разворачивать фалангу в сторону приближающегося врага. Вскоре вспомогательные отряды Эгасса по сигналу отступили на фланги, и иргамовские воины оказались лицом к лицу с плотным тяжеловооруженным авидронским строем.
Конники, которые сначала атаковали врассыпную, замешкались, откатились назад. По сигналу трубы они стали собираться, выстраиваться в ряды. Вперед выехал могучий всадник в черном плаще. Он что-то сказал, взмахнув рукой, и до «Неуязвимых» донесся одобрительный рев тысяч глоток: «Слава Дэвастасу!» Конница двинулась на авидронский монолит, разгоняясь с каждым шагом всё больше и больше.
