Виктор Исьемини - Летний зной
Госпожа ок-Дрейс наблюдала за штурмом и волновалась. Мальчиков она отправила в замок, велев сенешалю на всякий случай подготовиться к обороне. Зловредные соседи наверняка слетятся, как падальщики на труп, попытаются поживиться в поместье, потерявшем хозяина — этого следует ожидать. Там же, в замке Дрейс, осталась большая часть латников. Господин готовил их к походу, намеревался ехать в Энгру… о, Гилфинг, как давно это было. Миновало несколько месяцев, но даме казалось: жизнь прошла. Как разительно все переменилось… и вот сейчас она наблюдает, как невесть откуда взявшиеся новые друзья идут на приступ злого города. «Злой город» — так она мысленно именовала Вейвер.
По правде говоря, женщину не очень-то волновала судьба непокорной общины, пусть их перебьют всех, пусть разграбят все в Вейвере… или же, напротив, пусть приведут к покорности — что ей, утомленной превратностями судьбы женщине? По мужу она уже отгоревала, боль забылась… месть не владела помыслами. Теперь ее мысли занимал галантный и храбрый господин Ангольд. Не лез бы он вперед, не совался под топоры отвратительных бюргеров злого города.
Дама ок-Дрейс с удовлетворением отметила, что воины, руководимые ок-Ренгаром, не спешат на приступ, а пустили вперед крестьян. Это были ее крестьяне, из сел, подчиненных Дрейсам, каждый погибший под стенами мужлан — это убыток, это меньше оборка… Но и потери не волновали женщину. Пусть и эти все полягут, лишь бы Ангольд возвратился с победой и сказал: «Прекрасная дама, примите во владение то, что было отнято у вашей семьи подлым обманом!» Так пишут в романах и поют в балладах, такие слова мог бы сказать отважный Гвениадор своей Денарелле.
И вот «прекрасная дама» с волнением наблюдала, как проходит штурм, высматривала среди всадников, изготовившихся к решительному приступу знакомую долговязую фигуру. Вот он, рядом с отцом. Старик отдает приказы, а замечательный господин Ангольд кивает, поднимает руку — и плюмаж красиво раскачивается на его шлеме при каждом движении. Ах, какой воин!
Штурм продолжался, как будто, успешно, и вот уже бой идет на стенах, а удары тарана все громче… вдруг шум раздался с другой стороны, все заорали, латники конвоя стали разворачивать коней. Замечтавшаяся госпожа ок-Дрейс не сразу сообразила: что-то происходит, что-то неожиданное. Потом вдруг рядом объявилось множество чужих воинов, солдаты Дрейсов бросились навстречу, началась схватка, лошадь под дамой заволновалась, взбрыкнул, пришлось натягивать поводья, успокаивать кобылу. Взметнулись столбы дыма — палатки пылали, все вокруг носились, орали, со скрежетом сталкивались мечи, солдаты, пронзенные копьями валились в пыль… Из свалки вывалился рыцарь со знакомым — ненавистным — гербом. Владетель соседнего поместья, тот самый, что угрожал им в Энгре! Рыцарь орал, рот под помятым забралом злобно кривился, с клинка капала кровь.
Госпожа взвизгнула и ударила шпорами кобылу, откормленная спокойная лошадка, не привыкшая к подобному обращению, возмущенно заржала и помчалась прочь длинными скачками. Оглянувшись, женщина увидела — сосед мчится следом, меч он теперь поднял над головой, и жеребец его куда резвей толстой лошадки мадам Дрейс. Теперь женщине стало по-настоящему страшно, вид у соседа был безумный. Он уже нагонял, хриплый рев обезумевшего сеньора перекрыл шум боя… Вдруг кобыла качнулась в сторону, женщина едва усидела в седле, навстречу прыгнула широкая тень — и за спиной оглушительно лязгнул металл, злобный хрип преследователя оборвался. Долговязый ок-Ренгар-младший скрестил клинки с соседом, рыцари стали ожесточенно рубиться, кони под ними храпели и роняли клочья пены на истертые грязные попоны…
Ах, как он был хорош, этот мужественный сэр Ангольд…
* * *Когда бой окончился, и вокруг остались лишь вейверцы, Мясник замер и потряс головой. Пытался стряхнуть наваждение, прогнать из глаз алую пелену. С ним это иногда случалось прежде, когда он только начинал карьеру «ночного барона», ярость застила глаза, уходило чувство опасности, тогда юный Гедор, очертя голову, бросался в драку и забывался, хмелел от крови и злобы. Благодаря бесшабашной жестокой удали он быстро поднялся в воровской иерархии, а потом, когда сам стал атаманом, решил, что негоже так горячиться.
Среди его амулетов был один — как раз на этот случай. Неспящий уверял, что носящий цацку становится хладнокровней, да видно врал, старый пьяница. Стоило забыться на миг, окунуться в горячку схватки, и снова, как в старые добрые денечки, возвратилось это знакомое опьянение… Сейчас Гедор стоял и молча качал головой, а звуки доносились глухо, как сквозь слой ваты — вокруг кричали вейверцы, славили отважного мастера Гедора, тянулись похлопать по плечу, обнять от избытка радости. И всякое чужое прикосновение вызывало новый удар крови в висках, и краснота перед глазами плескалась сильней. Мясник боялся, что не совладает с чувствами, которые вырвались из узды. Скольких он убил? Может, шестерых? Или больше? Он не боялся убивать, но все же…
Тут, к счастью, прибежал посыльный, молодой паренек из кузнечного цеха — мастер Ривен зовет к воротам, совещаться нужно. Гедор еще раз тряхнул головой и, медленно остывая, поплелся за посыльным.
Караванщик выглядел сконфуженным, хотя вернулся с победой, таран удалось отбить у озверелых селян и втащить в ворота.
— Видишь, какое дело — принялся объяснять воин, — в этот раз отбились, но если они снова соорудят такую штуку…
Ривин с досадой пнул колесо, громоздкая конструкция отозвалась противным скрипом.
— Так что?
— Говорю, еще один такой штурм, и нам не устоять. Я гляжу, и мужичье наших остолопов сумело на стенах потеснить, а уж если сеньоры на конях ворвутся в улицы — тогда смерть. Не сдержим их.
— Что советуешь сделать? — Гедор был уверен, что решение всегда сыщется, и еще — что опытный караванщик знает все о боевых приемах, и уж конечно сейчас подскажет ответ.
Но Ривин ответа не знал. Он крепко задумался, наконец изрек:
— Слыхал я… самому, правда, видать не приходилось, но слыхал: устраивают такую вот как бы загогулину…
Слов караванщику не хватало, поэтому он принялся водить руками, чтоб жестами пояснить свою мысль.
— Ну, вот еще стену здесь, и вот этак, под углом. Тогда таран выбивает ворота, а за ними — снова стена… а в повороте этом узко, таран не развернуть… Ну и…
Гедор слушал с непроницаемым видом. Он пока что не понял идею караванщика, но уже начал прикидывать, как бы впрячь в это дело городских камещиков — пусть разбираются сами.
Расталкивая горожан, появился Торчок. Высмотрел Гедора, махнул рукой и осклабился до ушей.
