Наталия Шитова - Уникум
Глава 17. Совсем, как в Голливуде
— Следите за моей рукой!..
Родион с трудом повернул голову вслед за расплывающимся силуэтом.
— Глазами, глазами следите! Головой не вертеть…
Куда движется рука врача и движется ли она вообще, Родиону было не понятно.
— Попробуем еще раз. Видите руку? Следите за ней… — повторил врач.
— Налево… Теперь направо…
Силуэт потемнел, приблизился, и Родион различил усталое мужское лицо прямо перед собой.
— Вы меня слышите?
— Слышу… — язык не повиновался, норовил вывалиться наружу.
— Вы понимаете, чего я от вас добиваюсь?
— Понимаю, — хрипло прошептал Родион.
— Тогда сосредоточьтесь! — требовательно проговорил врач и снова выпрямился. — Пока я не вижу доказательств того, что вы меня понимаете…
Родион вздохнул, прикрыл глаза, потом открыл их и попытался сконцентрировать взгляд на руке врача. От напряжения заломило виски, но рука приняла наконец четкий силуэт.
— Отлично, — с облегчением обронил врач. — Теперь следите за рукой.
Ладонь с оттопыренным пальцем поплыла влево, и Родион добросовестно проводил ее взглядом до самой крайней точки. Рука двинулась в противоположную сторону, Родиону удалось держаться в напряжении еще пару секунд, потом перед глазами все почернело, и он зажмурился:
— Не могу больше…
— Не расстраивайтесь. Это нормально. Ваш организм перенес разрушительный удар, и не удивительно, что вам трудно. Восстановление функций нервной системы займет некоторое время… — голос врача уже утратил строгость и зазвучал абсолютно спокойно.
— И какое же время это займет? — тревожно проговорил Родион.
После упражнений на концентрацию он чувствовал необычную, прямо-таки съедающую слабость.
— Не паникуйте, больной, — усмехнулся врач. — Еще два часа назад я не мог сказать наверняка, выйдете ли вы вообще из этого состояния, а вы уже хотите, чтобы я назвал вам день выписки…
— А что со мной было?
— Трудно сказать. Не забивайте себе голову. Отдыхайте. К вечеру станут известны результаты анализов. Если тенденция к улучшению сохранится, завтра я передам вас в отделение интенсивной терапии. А пока на всякий случай системы будут наготове. Тревожная кнопка у вас на бортике кровати справа. Персонал будет постоянно наблдюать за вами…
Родион не стал больше выспрашивать, понимая, что определенного ответа все равно не добьется.
— Скажите, ваши трюки… — произнес вдруг врач, немного смущаясь.
— Наверное, это очень сложно технически, да и дорого?
Родион еле сдержал тяжелый вздох. В который раз соотечественники принимали его за Копперфильда. Вообще-то Родион привык к таким предположениям, но почему-то не мог смириться. В его личном кодексе об оскорблениях и обидах сей проступок подлежал нестрогому наказанию. Однако в таком разбитом состоянии устраивать шоу ему не хотелось. Если пытаться разубедить каждого встречного скептика, никаких сил не хватит.
— А вдруг мои трюки вовсе не технические? — лениво усмехнулся Родион.
— Ну, конечно, — скривился врач. — Понимаю: коммерческая тайна прежде всего… Мне-то безразлично, каким способом вы обманываете зрителя. Для администрации больницы имеет значение только то, что медицинской помощью и оборудованием высшей категории вы пользуетесь за хорошие деньги…
Родион пожал плечами и промолчал. Он был злопамятен, но врачу знать об этом совсем не обязательно.
— Вы оденете меня? — спросил Родион. То, что он лежал голышом под тонким одеялом, беспокоило его.
Врач же пожал плечами и сухо пояснил:
— Когда мы убедимся, что нам больше не понадобится немедленный доступ к вашему телу, вам обязательно принесут одежду…
Кажется, врач тоже был из обидчивых. Он еще немного повозился с аппаратурой, что-то выключил, что-то переключил и удалился.
Родион вздохнул с облегчением. Не очень-то доверял он медицине вообще, а этому худосочному скептику в частности. Тем более, что не было ни капли его заслуги в том, что Родион вышел из забытья.
Ощущения Родиона при уходе и при возвращении совершенно не вязались с множеством опубликованных свидетельств людей, побывавших в аналогичной ситуации. Не было ни бесконечных извилистых туннелей-колодцев, не было лучезарного сияния и фигуры в белых одеждах, встречающей вновьприбывающих строгим, но добрым гласом…
Сейчас Родион не чувствовал ничего, кроме досады… Надо же было так дешево купиться на примитивную игру Кошарского и его своры! Взяли какого-то доходягу, парик лохматый ему надели да и выпустили в гримерку. А его светлость великий фокусник чуть лужу от страха не напустил. А может быть даже и напустил, поди вспомни сейчас… Стыдобушки-то! Ведь никто, даже Страж не поверит в то, что Родиона навестил лохматый маньяк из детства…
Родион взглянул на руки, заметил несколько отверстий в коже, оставленных капельницами, потер их, почувствовал внезапный озноб и поспешно подтянул на плечи одеяло. В скольких чужих равнодушных руках побывало его тело за трое суток? Наверняка, во множестве. Какая удача, что все это время он был без сознания. Ведь никто, кроме Стража, не представляет до конца этой мучительной проблемы… Слава Богу, теперь он сможет сам за себя постоять.
В палату вошла полная пожилая женщина в ослепительно белом халате и шапочке. Морщинистое лицо ее излучало спокойствие и умиротворение. Медсестра была похожа на добрую бабушку из мультика про снежную королеву. Но были у этой благообразной бабушки цепкий хитренький взгляд и ласковая проникновенная улыбка, и то и другое, скорее всего, обычные профессиональные приемы опытной сиделки, привыкшей к правилам игры в условиях платно-бесплатной медицины.
Подойдя к койке, она нежно улыбнулась и произнесла нараспев:
— Ну вот и славно, сынок, а то уж переволновались из-за тебя все, прямо извелись…
— Кто извелся? — пробормотал Родион.
— Да все мы… Уж вся больница знает, кто у нас лечится. Задергали меня расспросами… А дома дочка с зятем покоя не дают: были они на твоем вечере в воскресенье, в таком восторге пришли. Теперь волнуются, все ли обошлось. Я уж им позвонила, успокоила. Очнулся, говорю, ваш фокусник…
Говоря все это, женщина сновала по палате, ловко огибая полными боками столики и тележки, перекладывала стопки простыней, переставляла эмалированные ванночки в форме орешков кешью. В ее движениях чувствовалась сноровка и многолетняя привычка к своим обязанностям.
— … Доктор, Сергей Иванович, мне строго наказал, чтобы никаких поблажек, чтобы все точно по режиму. Поэтому хоть тут и рвутся к тебе многие, я уж никого не пущу, пока доктор не разрешит… — продолжала она.