Кэрол Берг - Песня зверя
Разбросанные угли костра гасли один за другим. Подтеки крови на спине, лице и руке у меня замерзли. Руки и ноги онемели. Раздался волчий вой. Ближе.
"Кто первый, — тупо подумал я. — Волки приближаются, и Руэдди вернется — совершенно точно. Если уж командор твердо решил лично меня похоронить, Седрик не оставит меня ни богам, ни волкам". Мысли у меня стали понемногу путаться. А кто, интересно, сказал Мак-Ихерну, что семь лет молчания убьют во мне певца?..
Многие годы я убеждал себя, что мертв и что жалкие попытки дышать, спать и есть ничего не меняют. Но тот, кто предал меня, ошибался, и сам я тоже ошибался. Жизнь при всех ее причудах шаловливой кошечкой вилась у моих ног, дразня и ускользая как раз тогда, когда я наклонялся ее погладить. Стоило мне окончательно увериться, что человечество в мире одно-одинешенько и все, что случилось со мной, не имеет ни малейшего смысла, как невероятное существо — природы пусть не божественной, но куда выше человеческой, — обратило ко мне слова любви. В тот миг, когда смерть была неизбежна, женщина, которая не раз доказала мне свое презрение и отвращение, подарила мне спасительную нить. Лара сказала этим мерзавцам, что я калека, который башмаки себе зашнуровать не может. Но она видела, как я шью доспехи, и это она выбрала дерево и сук и проверила, как я привязан. Ого! Пора шевелиться.
Я заранее решил не верить собственным догадкам. Сосновый сук, к которому меня привязали, был толщиной с руку, и вероятность того, что мне удастся его сломать, была удручающе мала. Скорее уж мне удалось бы выдернуть треклятое дерево с корнем, подумалось мне, когда попытка сползти по суку ниже ни к чему не привела. Выдернуть… я вспомнил деревья, которые видел по дороге сюда, — они едва цеплялись скрюченными корнями за трещины в скале. То, к которому меня привязали, росло из каменной стены почти горизонтально. Я снова оттолкнулся ногами, чуть правее, и потянул сук — теперь под другим углом. Еще правее. Снова и снова. Вскоре плечи онемели окончательно, а по рукам потекла кровь из порезанных запястий. Я решил действовать иначе. Чуть передвинуть ноги и потянуть. Еще раз. Еще.
Ничего не выходило. Я окончательно выбился из сил. Ноги совсем онемели, я не мог заставить их двигаться. Я потерял опору и повис. Так и буду висеть, как туша на крюке у мясника. А что над головой трещит — так это мне кажется. И тут я рухнул лицом в грязь, а сверху меня придавил сначала сук, а потом и все дерево.
Из-за скал послышались приглушенный шорох и вой. Зверюга, наверное, почуяла кровь — теперь вой звучал иначе. Я лежал лицом вниз на холодной земле, и ноги мне основательно придавил поваленный ствол. Мне, конечно, повезло, что он не свалился мне на голову, но и выползти из-под него не удавалось никак: сколько я ни извивался, обломанные ветки только кололись и царапались до крови, а связанные запястья безнадежно запутались в ветках. Кожи на них почти не осталось, и я даже не мог пристроить руки поудобнее. Все это было бы смешно…
Я бессильно уронил голову щекой на землю и вдруг увидел почти у самого носа робкий оранжевый огонек — уголек, тлевший на потухшей головне. Я перестал извиваться и потихоньку принялся его раздувать, моля огонек разгореться и отогнать хищников, а там, глядишь, можно будет хоть как-то согреться. Рук и ног я уже вовсе не чувствовал. Вскоре и лицо у меня замерзло так, что я не знал, удается ли заставить губы дуть на непокорный уголек. Надо было отдохнуть. Я прикрыл глаза, уронил голову и заставил себя не слушать крадущиеся шаги.
— Ну и пожалуйста, — пробормотал я, чувствуя, как веки наливаются тяжестью. — Делай, что хочешь.
— Не спи, придурок, не спи, кому говорю! Ух, ночные боги, просто свихнуться с тобой можно… Ну есть ли на свете тварь никчемнее сеная?!
Лара вернулась.
Глава 18
— Ты сядешь наконец? Я тебе пить принесла! На голову мне это тебе вылить, что ли?
Ноздри мне пощекотал пар. Таволга и шалфей. Успокоительное и смягчающее. Лучшее на свете лекарство от всех болезней, а у меня их предостаточно. У громадного костра, сладостно припекавшего мне лицо, руки и ноги быстро оттаивали и настоятельно требовали внимания. Я ведь и правда едва не заснул. Лара появилась как раз вовремя, разрезала связывавшие меня ремни и, закутав меня в плащ, принялась поспешно разводить огонь.
Я лежал на боку на расстоянии вытянутой руки от веселого пламени, и Лара сунула оловянную кружку прямо мне под нос. Я даже не взглянул на свою спасительницу — а вдруг она разгневается и опять уйдет и унесет с собой чудесный отвар, мою последнюю надежду? Но, как всегда, язык меня подвел.
— Кто-то, помнится, говорил, что стряпать для меня не станет. — Зубы у меня достаточно оттаяли и начали немилосердно стучать, лишив эту колкость должного блеска.
— Лучше буду стряпать, чем прислуживать при одевании, — парировала Лара. — Что за дурацкая привычка — носить травки с собой в кармане?! Пей, что ли, — тогда сможешь наконец одеться сам. Не маленький.
Я медленно уселся и протянул ей сложенные лодочкой трясущиеся ладони, чтобы она поставила в них кружку. Лара чуть помедлила:
— Горячая, — предупредила она.
— И хорошо… хоть почувствую… а то никак…
Обжигаясь, я стиснул ладонями кружку и осторожно глотнул, с наслаждением ощутив, как почти кипящая жидкость разливается по телу и унимает дрожь.
— Ничего себе — дерево с корнями вывернул. Зря старался — сук-то был гнилой. Его можно было одним рывком сломать. — Она отошла от огня, чтобы я не видел ее лица, и села, обняв колени. Я едва кружку не уронил: рядом с Ларой лежал мертвый волк со стрелой в боку.
— Хотел костер побольше.
Тут она рассмеялась. Ее тихий смех пронесся над огнем, как низкий аккорд на арфе.
— У тебя что, вместо крови — студеная водица? Совсем тебя не понимаю.
— Мне и убивать случается. Во сне.
Она мотнула головой:
— Скажи это кому-нибудь другому. Во сне ты плачешь. И беззвучно кричишь. — Лара поднялась, подбросила ветку в костер и отошла на несколько шагов. Вернувшись, она бросила мне перчатки и окровавленные лохмотья, оставшиеся от рубахи:
— Поднимайся. Нам пора, — заявила она.
— Они вернутся?
— Седрик скоро целую орду сюда приведет. Руэдди пришлось убить.
— Ваниров огонь, Лара… — Что мне было ей сказать? Как утешить человека, чьим надеждам в один миг пришел конец? Не мне же было ее утешать. И благодарности моей ей было вовсе не нужно. — Надо предупредить элимов.
— Вот послушай. Когда мы с тобой пойдем в логово кая, я разожгу на вершине костер, и Нарим увидит его и все поймет. У нас еще три дня. Клан знает, что прибежище элимов находится где-то в горах, но не знает, где именно. Седрика я спешила, так что пока он вернется назад, соберет отряд и найдет Кор-Талайт, дня три и пройдет. К тому же я угнала у него коней.
