Джон Райт - Последний страж Эвернесса
Он писал: «Испытуемый охотно поцеловал задний проход статуи Бафомета, но отказался плюнуть на экземпляр США, когда его об этом попросили. Субъект слишком любопытен и слишком умен и может впоследствии оказать сопротивление организации».
Моклир нахмурился и принялся грызть ручку острыми белыми зубами. Ему надо было собрать квоту, а отдуваться за поставку Уэнтворту или двору Настронда некачественных рекрутов не хотелось. Он принялся строчить дальше:
«Соответственно, рекомендуется отправка субъекта в "горячие" точки КОНША (Континентальных Штатов Америки), где от него потребуется открывать огонь по мирным жителям или совершать иные действия, которые более прочно свяжут его с движением. Включите его в операции по Эвернессу, но не позволяйте действовать за пределами досягаемости "наставников". Однако при условии ослабления верности субъекта его нынешнему королю он может быть переведен в резерв для пополнения офицерского состава».
Спохватившись, Моклир зачеркнул слово «королю» и написал над ним аккуратными мелкими буквами: «республике».
Его лапа заколебалась над графой для заметок интервьюера, где значилось: «По прибытии соплеменника перевести в оболочку. Да/Нет».
Его народ на самом деле не мог похвастать избытком храбрости и точным выполнением приказов. К тому же, в отличие от смертных, тюленидов связывали законы магии. С другой стороны, Моклир видел подружку Фарлоу, и она показалась ему весьма привлекательной, так что, если парня заменить, коллега в его шкуре неплохо проведет время…
Он обвел кружочком «да».
Затем поднял документ к лунному свету, довольно оскалившись. Есть.
Моклир взял очередной бланк из лотка с входящими документами. Высота бумажной стопки не удивляла его. Если из тысячи человек только одного удавалось склонить к предательству, то шансы набрать пятьдесят рекрутов при исходных пятидесяти тысячах оценивались выше средних.
Фокус заключался в том, чтобы отобрать эти полсотни, не привлекая внимания пятидесяти тысяч честных людей. Хотя, имея в руках Виндьямарский планетарий и сверяющихся по звездам пленных астрологов, да еще чародея, заглядывающего в сны, дабы выведать тайные страхи и слабости кандидатов, риск ошибки сводился к минимуму.
Покончив с бумажной работой, Моклир извлек маленькую глиняную трубку, набил ее табаком из кисета и, натянув на минутку человеческое лицо, чтобы зажечь спичку (огонь не казался таким страшным, если смотреть на него человеческими глазами), устроился насладиться одним из многочисленных пороков, приобретенных за время ношения смертной оболочки.
Он снял человеческое лицо и позволил ночному ветерку из окна ласкать свой черный мех. Откинув узкую голову назад, он выпустил в потолок изящное дымное колечко.
Даже если вызов поступит сегодня (а он, честно говоря, допускал такую возможность), для небольшой операции людей у него хватит. Они будут выглядеть как солдаты армии США, в соответствующей униформе и с соответствующим флагом. Большинство в его подразделении до сих пор составляли люди типа Фарлоу, которые продали души и понимали это, сознательно предавая свой мундир. Но некоторые – поглупее, вроде Кука – вполне способны убедить себя, что по-прежнему каким-то образом остаются верными солдатами собственной страны.
Таков был обычай его народа: пусть враг сражается с врагом, брат восстает на брата, человек убивает человека. Невинный либо убьет невинного, либо расстанется с жизнью. В этом-то самая прелесть! Не важно, сознают ли предатели измену – люди, в которых они стреляют, все равно умрут, каждый порядочный военный запятнает свою честь, и ни один человек доброй воли не рискнет довериться тем, кому только и нужно доверять. Таков обычай.
VII
Позже по определенным знамениям Моклир заключил, что следует ожидать посещения. Когда луна зашла за облако, пустую комнату заполнили черные тени. Он почувствовал холодное прикосновение страха и понял – это из-за того, что он смотрит на темноту смертными глазами. Мананнан стянул человеческое лицо с черного меха.
Тонкая и высокая черная тень, заключенная в костяной доспех, маячила в самом дальнем от окна углу, словно была там всегда.
– Ну? – проворчал Моклир. Раздался холодный голос:
– Сегодня. Убийца Белого Оленя поднимается.
– А стражи? Если они подуют в свой проклятый рог…
Но голос у него сел от страха при одной мысли об этом, и он не договорил. Ему не хотелось сгореть заживо, навсегда, в безжалостном и сияющем свете.
Неживой и лишенный дыхания голос продолжал:
– Рог находится в доме, куда может войти только смертный. У тебя есть смертные люди?
– Люди у меня имеются, и самые что ни на есть смертные. Где?
– Мэн. Ты знаешь это место?
– Ха-хар, Старый Костяк. Каждый корабль, потопленный норд-остом, я знаю. Каждую скалу, на которой бледные матросские жены напрасно ждали возвращения своих мужчин из жестоких волн, я знаю. Где стена между явью и кошмарным сном тонка – это место я знаю лучше всего.
– Тогда собери там своих людей, не связанных законами магии, и вложи им в руки людское оружие из холодного железа. Уэнтворт говорит.
Уэнтворт! Один из трех, кто путешествовал во сне, побеседовал с чародеем и выжил. Его шкурку стоило бы заполучить, когда хозяин осыплет его дарами, но перестанет нуждаться в нем для исполнения грязной работы.
Ибо это также обычай его народа.
Когда луна выплыла из-за облака, запах могильной земли еще держался, но Кощей Бессмертный исчез.
Натянув обратно человеческое лицо, Моклир снял телефонную трубку. Он протянул мохнатую лапу (человеческие перчатки он снял) и нажал кнопку, моргнувшую, словно огненная бабочка.
Ответил всхлипывающий голос. Он произнес пароль и дождался отзыва.
Моклир сказал:
– Нынче у меня намечается довольно грязная работенка и, эй, некоторая опасность. Поэтому я сверну свою шкуру и положу ее в наше место. Если надеешься снова увидеть твою самку и щенков, не станешь проявлять неуважение к имени Мак-и-Ллейрра!
Снова слезы и рыдания, но вскоре он заставил дублера согласиться. После дополнительных уговоров, всхлипываний и обоюдных угроз двое договорились относительно знаков и паролей для следующей беседы.
– И заруби себе на носу, шавка подхалимская, – предупредил Моклир, – шкурку мою как следует расчесать и почистить, когда перестанешь носить мое милое личико! Чтоб больше никаких дурацких колтунов и сигаретных ожогов на моей замечательной шубке! Р-р-р! Без фокусов! Если снова выставишь меня на посмешище, клянусь Сетебом, ты горько пожалеешь об этом дне!
После последнего звонка трубочный дым отдавал горечью у него во рту. Бывали случаи, когда Моклир плевать хотел на обычаи своего народа.
